— Счастливого пути, ваше сиятельство!
Швейцар и два мальчика вытягиваются в струнку. Машина медленно трогается. Куча зевак расходится. Полицейский, подкручивая ус, говорит себе под нос:
— Да-а…
И, улыбаясь, начинает снова дремать.
— Вот это да! — восхищенно говорит Сергей Альдоне.
Оба одеты под американских туристов, на плечах у них фотоаппараты. Оба в огромных черных очках.
— Ну, полковник не устоит перед чарами нашей красной графини!
Он смеется.
— Чему же тут смеяться, Сергей? Бедная девочка! Она еще ничего не знает о своей судьбе?
— Ничего. Ганс завезет ее в гостиницу и сдаст машину фирме, у которой мы ее наняли на неделю. Ночью вы оба уезжаете в Лугано, где берете под непрерывное наблюдение виллу полковника Мональди. Задание: изучите охрану и возможные пути проникновения в виллу, установите суточный ритм жизни обитателей и присмотритесь к расположению главного входа и задней дверцы в ограде. Приглядитесь и к позиции в кустах. Мысленно примерьтесь к стрельбе: помните, если дойдет до провала, то стрелять вы оба должны так, чтобы полковник потом не смог давать показания следователю. Понятно, Альдонушка? Кстати, не забудь купить себе платье и шляпу зеленые с пятнами вроде листьев, чтобы днем не бросаться в глаза в кустах, и черные костюмы, перчатки и береты для себя и Гансика, чтобы лучше слиться с ночной темнотой. Прислуга из своего домика подоспеть не сможет — все разыграется в несколько мгновений. На все даю неделю.
— Немного.
— Времени нет, Альдонка. Я сегодня ночью увезу нашу девочку в горы. Там, в тишине, объясню ей все начистоту. Дам неделю на размышление. Потом мы тоже приезжаем в Лугано. Занавес будет поднят, и представление начнется.
— А если девочка ответит «нет»?
— Гм… Черт возьми… Если она откажется, то я плохой психолог и полностью заслужил жестокую порку, которую Учинит мне Центр. Вся наша работа строится на психологических расчетах и логике. Если я поспешил и недокалил девочку руками всяких Ратке и Валле, то она откажется из страха или по другим соображениям. Если перекалил, то вся комбинация лопнет, потому что девочка станет нашим человеком, идейной антифашисткой, а нам пока нужна только озлобленная жизненными неудачами исполнительница. Нашим человеком она может стать позднее, после многих испытаний!
— Значит, по-твоему, риск отказа велик, Сергей?
— Не очень. Девушка — продукт западной культуры. Ей не казалось зазорным предлагать себя старику фон Вернеру и мне в форме брака, я ей предложу то же, но в заманчивой форме романтической мести. Она сообразит, что развлекать фашистского полковника в баре отеля «Империал» лучше, чем на улице продавать газеты! А пока Грета будет думать, мне нужно слетать в Берлин. Надо найти исчезнувшего Капельдудкера!
— Справься в еврейском благотворительном обществе около Лертербангофа, Сергей! Они все знают!
Мягкий зимний день в Берлине. Тиргартен в снегу. Медленно опускаются крупные хлопья. Вдали по большой аллее идут редкие прохожие, но в этой ближней, боковой — никого. Бойко чирикают воробьи. На ярко-желтой скамье с черной надписью «Только для евреев» скорчившись и неподвижно сидит герр Капельдудкер. На нем слишком большая дырявая шляпа, чужое длинное дырявое пальто с рваными рукавами бахромой, на ногах разные ботинки. Из кармана торчит моток белой добротной веревки. Подходит Сергей.
— Ну, так и знал! Мне указали ваш адрес в еврейской столовой! Что вы здесь делаете, герр Капельдудкер?
Герр Капельдудкер медленно поднимает голову. Он не брит. Лицо грязное, измученное, из-под шляпы торчат волосы, напоминающие пейсы.
— Вы себе спрашиваете, хе! Что может делать еврей на желтой скамейке? Отдыхаю! Да, эта скамья — мой адрес. Вы слышите? Эта желтая скамья — мой дом до сегодняшнего вечера. Я продал костюм, обувь и на вырученные деньги купил билет.
— Куда вы едете?
— К богу моих отцов, дедов и прадедов.
Герр Капельдудкер показывает на моток белой веревки.
— Как стемнеет, я-таки себе повешусь вот здесь, смотрите сюда! Видите? Вот над этой желтой скамейкой будет висеть герр Рафаил Капельдудкер. Что делать? Теперь такая мода! Что может делать еврей в это время? Прощайте, герр Люкс. Проходите себе по своим арийским делам, а я уже на земле дел не имею!
Сергей закуривает.
— Я принес вам две новости. Во-первых, ваша семья жива и находится в большом гетто на юге, близ чешской границы. Слышите? Сарра, Израиль и Элька — все трое живы!
Скрюченный человек минуту сидит в той же позе. Его лицо неподвижно. Только на смертельно побелевших щеках черная щетина кажется еще чернее.
И вдруг он вскакивает и начинает плясать, нелепо дрыгая ногами в стороны. Полы пальто он обеими руками подобрал повыше, почти до пояса. Наконец один рваный башмак срывается с ноги и летит далеко в снег. Герр Капель-дудкер успокаивается и стоит на одной обутой ноге, другую, босую, он поставил на уцелевший башмак. По лицу ручьем бегут слезы. Сергей приносит слетевший башмак.
— Нате, обувайтесь.
Герр Капельдудкер сует босую ногу в башмак и порывисто целует руку Сергею.
— Оставьте, не надо. Уйдем подальше от этой проклятой желтой скамьи! Вы не дослушали вторую новость. Мне приснился пророк Исаак, он сказал: «Зачем бедному еврею жизнь, если у него нет своего торгового дела?» — и отвалил мне тысячу марок. Вот они. Получайте. И не целуйте мне руки. Я тут ни при чем и еще не кончил. Так как есть, в этих тряпках, сейчас же уезжайте в Роттердам. Купите билет третьего класса. К каждому поезду из Германии тамошняя еврейская община высылает своего представителя. На вас обратят внимание из-за тряпок и возьмут на попечение. Потихоньку подкармливайтесь из денег, которые я вам дал. Когда вас сунут куда-нибудь на постоянное жилье, напишите мне письмо с указанием адреса и сдайте до востребования в центральное почтовое отделение на Аполлолаан. Запомните: на Аполлолаан! Ждите, я скоро приеду. Мы откроем вместе фирму под названием «Саризэль» в честь вашей семьи. Доходы пополам, мне — за вложенный капитал, вам — за труд. Присмотрите небольшое помещение для конторы. Фирма будет импортно-экспортная. Ну, как, герр Капель-Дудкер, пойдет наш гешефт, а?
— Я вам скажу, герр Люкс, если есть на свете один ариец, который лучше сотни евреев, так он-таки есть вы!
Сент-Мориц, модный зимний курорт в горах Швейцарии. Санки подкатывают к террасе спортивного отеля. Ливрейные мальчики помогли покрытым снегом Грете и Сергею подняться и увели санки. На террасе танцы: люди в лыжных костюмах, веселые и беззаботные, тяжело переступают спортивными ботинками по натертому кафельному полу. Грета и Сергей делают круг танца, подходят к бару и выпивают по стаканчику виски-сода.
— Что теперь? — спрашивает девушка и робко поднимает глаза на Сергея.
— Теперь начинается главное: серьезный разговор!
Они спускаются в заснеженную аллею и за кустами садятся на скамейку. Сюда едва доносится музыка, и слышно веселое чириканье птиц.
— Гензи! Гензи! — зовет Сергей, вынимает из кармана орешки и вытягивает руку.
Сейчас же с деревьев спускаются белочки, лезут к ним на колени, с колен на руки и начинают грызть орехи.
— Ну теперь мы совсем похожи на туристов, — говорит Сергей. Задумывается и осторожно начинает:
— Вы помните, Грета, с чего началась эта сказка? С вашей клятвы мести! В тот вечер вы захотели умереть ради мести. Но ведь смерть тут ни при чем. Мстить могут только живые.
— Понимаю. И жду платы, которую вы потребуете за всю эту роскошь. Не скрою: я наслаждаюсь ею и готова на все.
— Платы не нужно. Эта роскошь — только декорация поля боя.
— А кто же здесь солдат?
— Вы.
Пауза. На ее лице растерянность.
— Вы хотите, чтобы я, опять сделавшись графиней, отправилась с вами в Берлин и отсчитала оплеухи герру Ратке и фрау Шульц?
— Нет, они не стоят мести.
Пауза. Она напряженно думает.
— Тогда вы хотите разрушить благосостояние господина фон Вернера, моего неверного жениха?
— Нет, хотя фон Вернер — фигура покрупнее: он вступил в партию, дал крупную взятку и уже назначен оберштурмбан-фюрером в Хемнитце. Но и он — всего только один человек, как и сам рейхсфюрер Гитлер.
Быстро:
— Неужели вы хотите устроить покушение на самого рейхсфюрера?!
— Нет. Повторяю: и Гитлер — только человек. Подставная фигура, — переведя дух, Сергей говорит: — Я хочу, чтобы вы сильно ударили по всей системе, которая плодит и сытно кормит Шульцев, Ратке, Вернеров и Гитлеров.
Грета беспомощно разводит руками.
— Как же я, слабая девушка, могу сильно ударить по такой могучей железной машине? Я отобью себе руки, и все! В Берлине с ней борется Курт, он сильнее меня, а машина даже не дрогнула от его ударов.
— Могущество системы не в гитлеровской партии и даже не в ее союзе с итальянскими фашистами, а в единстве всех угнетателей на земле! Их тысячи, сотни тысяч, миллионы!
— Ну, видите! Я ведь это же и имею в виду!
— Но этому союзу противостоят угнетенные всех стран, а их миллиарды и с ними огромная Россия, ее вооруженные силы, общая наша надежда и защита! Против одной силы стоит другая, еще большая сила!
— Вы хотите, чтобы я поехала в Россию?
— Нет. Чтобы вы помогли самой себе, Курту и миллионам угнетенных немцев очистить Германию от гитлеровцев. Слушайте. Фон Вернер занял в Хемнитце место Раушбергера, которого потом с повышением перевели в Дортмунд. Наблюдая за фон Вернером, я узнал, что Раушбергер в Дортмунде стал посредником между немецкими военными концернами, правительством и гитлеровской партией. В его руки непрерывно текут важнейшие сведения о вооружении Третьего рейха, о его подготовке к войне. Вот тут-то и возникает возможность очень больно ударить по гитлеровцам и сохранить свои слабые ручки целыми.
Белочки, наевшись досыта, давно убежали. Грета сидела прямо и смотрела на Сергея, нервно теребя бахрому своей перчатки. Сергей закурил. С террасы слышались взрывы смеха и музыки, где-то совсем близко со свистом катились с гор санки, но Грета ничего этого уже не видела и не слышала. Она с напряжением ждала.