Так закончилось это действительно сложное дело — «Дело Клименкина», приговоренного на первом процессе к высшей, исключительной мере наказания. Дело редкое в судебной практике, по-своему исключительное, ставшее, однако, пробным камнем для людей, так или иначе причастных к нему; дело, требовавшее от всех участников внимательности, ответственности, компетентности, человечности. Трудной и долгой была борьба, но окончилась победой тех, кто обладал поистине высшей мерой перечисленных качеств. А вместе с ними и победой закона. Это — в который раз уже! — доказывает: добро побеждает зло, но, конечно, в том случае, если добро не пасует раньше времени, если оно упорно и активно.
Чары Мухаммед Аллаков переведен на более ответственную работу и в настоящее время является членом Верховного суда ТССР.
Виктор Каспаров работает инженером Марыйской ГРЭС.
Виктор Клименкин и Светлана Гриценко живут дружно, оба работают. У них растет сын.
Часть втораяПОСЛЕДСТВИЯ
АВТОР ЭТИХ СТРОК
Однако нет. Не закончилось «Дело Клименкина». Здесь я, автор этих строк, выхожу непосредственно на страницы, хотя во время работы над документальной повестью «Высшая мера», которая теперь составила первую часть моего труда, я так хотел остаться в тени, будучи как бы лишь летописцем, ставящим последнюю точку на деле, получившем хотя и не скорый, но все же как будто бы хэппи-энд.
Да, Виктор Клименкин вышел на свободу, хотя теперь вы знаете, какой ценой. Да, закон восторжествовал, и справедливость в «Деле Клименкина» была в конце концов как будто бы восстановлена.
Но вот один-то смертный приговор был все же «приведен в исполнение»: самоубийство Анатолия Семенова, разумеется, было связано с делом Клименкина самым прямым образом (к этому мы, впрочем, еще вернемся). Не сосчитать и других потерь… Кто вернет Клименкину годы, которые он просидел в тюрьме, как теперь выяснилось, необоснованно? Кто возместит ему то, что пришлось пережить в камере смертников в ожидании исполнения приговора? Где взять компенсацию за бесконечные переживания матери, отцу, невесте подсудимого, да и всем участникам четырех следствий и процессов? Каково Фемиде, от которой ускользнули-таки — и теперь, конечно, уже навсегда — действительные преступники, те «несколько», которые, по словам мужа Амандурдыевой, напали на старую, беззащитную женщину? Ну, Фемида-то — ладно, ей не впервой, пожалуй, а вот каково людям, среди которых преступники (или преступник) преспокойно гуляют?
И чем же успокоить нравственное чувство многих свидетелей этой долгой истории — жителей города Мары, Ашхабада, работников всевозможных судебных инстанций, корреспондентов газеты?
Стоп. Вот, кажется, и найден хоть какой-то выход. Ну конечно же!
Гласность! Честное описание и непременная публикация! На суд общественного мнения! Чтобы извлечь уроки. Всем — и участникам, и свидетелям. И читателям. Чтобы ясно стало: вот как бывает, вот какие люди есть у нас — и плохие, и хорошие! Ведь добились же! Справедливость восторжествовала! Пусть с потерями, но правда — вот она! Воюйте за нее, други, соотечественники, не сдавайтесь до самого конца — и придет на нашу улицу праздник.
Гласность, слово правды — это и есть праздник! Смотрите, братья, знайте все, какие благородные люди есть у нас — Каспаров, Беднорц, Румер, Алланазаров, корреспонденты газеты, заседатель Касиев, зампред Верхсуда Баринов, Сорокин, Аллаков! Вот так, как они, и нужно поступать. Не бойтесь! Вы, граждане, действуйте, если на вашей стороне справедливость, будьте верны закону!
Нет того тайного, что не стало бы явным. А потому и вы, плохие, корыстные, невежественные люди, трепещите. Есть, есть судия…
Эта простая мысль и пришла в голову Румеру, заведующему отделом писем «Литературной газеты», человеку, не отмахнувшемуся от самой первой телеграммы (коллектив рабочих фабрики «Победа», помните?), в отличие от сотрудников целого ряда других наших центральных газет и инстанций, отнесшихся к вопиющим телеграммам и письмам из Туркмении, увы, формально, положивших их, как говорится, под сукно.
Сначала Румер предлагал написать о «Деле Клименкина» некоторым из знаменитых наших очеркистов. Но они почему-то отказались…
Так получилось, что в конце концов следующим участником «эстафеты» судьба, поколебавшись, выбрала меня.
ПОЧЕМУ?
Наверное, не случайно. Говорят: рок головы ищет. И еще: где бы ни произошло то, что предназначено вам узнать, — хоть на противоположной стороне земного шара! — вы узнаете все равно.
«Дело Клименкина» еще не закончилось — я о нем понятия не имел, но в начале августа 1974 года (в Туркмении ожидался четвертый процесс…) на глаза мне попалась вопиющая статья писателя А. Борщаговского, опубликованная в «Литературной газете». Она называлась «В тайге», в ней описывалось, как где-то в Сибири двое несовершеннолетних парней не спеша, лениво, с унылым безразличием, от скуки и для развлечения убивали третьего. Убийство длилось в течение нескольких дней, и все это время трое — два палача и жертва — плыли на лодке по сибирской реке, им встречались люди, которые видели и могли понять, что происходит, но никак не вмешались. История дикая и, по-моему, гораздо более страшная, чем дело Клименкина. И все же статья была напечатана.
А весной следующего, 1975 года та же газета опубликовала большое письмо отца убитого мальчика, А. Черешнева. Он сумел стать выше своего личного горя и попытался понять, почему произошло нелепое, бессмысленное и как будто бы совершенно беспричинное убийство, убийство его сына. А. Черешнев писал о бездуховности жителей сибирского поселка, о пьянстве, которое стало нормой и чуть ли не единственным развлечением людей. Напрашивался вывод: убийство не случайно, причины серьезны, живучи, они в образе жизни, существования людей поселка. В образе их мыслей, а точнее — немыслия.
Убитый мальчик был тоньше, чувствительнее, духовнее тех, которые его убили. В том и причина. Он не пил, как другие, не дрался, интересовался многим, читал книги, был гораздо более развит, лучше учился. Он был более живой.
В этом, увы, усматривалась закономерность.
Письмо отца сопровождалось предисловием редактора, а потом и комментариями специалиста-социолога.
Прочитав письмо, испытав глубочайшее сочувствие и уважение к отцу, я разразился письмом в газету. Я благодарил сотрудников за то, что они рискнули напечатать прекрасный человеческий документ, и посетовал на неискренность, холодность и сухую заданность предисловия и комментариев…
Разумеется, я не ждал, что мое письмо опубликуют. Полная бессмысленность моего поступка была мне ясна, однако запечатал письмо в конверт и послал — просто так, для очистки совести. И в конце концов даже забыл про него.
ЗАЛМАН АФРОИМОВИЧ РУМЕР
Да, поистине никогда не знаешь, какой именно из твоих поступков принесет наибольшие плоды. Однако верно говорится в индийской пословице, что «настоящее усилие никогда не пропадает впустую». Правильно и праведно жить, в общем-то, просто: поступай по совести, а о последствиях не думай.
Летом 1975 года нежданно-негаданно я получил ответ из «Литературной газеты», подписанный заведующим отделом писем. Вот его текст, который запомнился мне слово в слово:
«Получил Ваше письмо. Согласен с Вами. Не хотите ли Вы поработать для «Литературки»? Есть интересные темы, поездки и т. д. Мой телефон…»
И подпись: З. Румер.
В то время я не был заинтересован в поездках и новых темах — решил как раз капитально засесть за роман, задуманный уже лет шесть назад, — но все же позвонил З. Румеру. Он пригласил меня зайти в любое время. И однажды я зашел.
Это было 10 сентября 1975 года.
Среднего роста, полноватый, с довольно пышной седой шевелюрой человек, пристально и значительно глядящий своими темными глазами из-под густых черных бровей, любезно усадил меня на диван в своем маленьком редакционном кабинете и минут через пять после начала нашего разговора предложил мне заняться «интереснейшим делом», которое он приберег якобы специально для меня.
— Редкое дело, Юра, — сказал он, очень быстро перейдя со мной на «ты» и по имени. — Я давно его берегу для честного человека. Если согласишься, не пожалеешь.
— А о чем, в двух словах? — спросил я, настроенный почему-то скептически.
— В двух словах не расскажешь. Но коротко суть в том, что человека невинного приговорили к смертной казни, а потом реабилитировали. Дело длинное, длилось оно что-то года четыре, было четыре процесса…
Честно говоря, меня не привлекла, а скорее насторожила некоторая сенсационность этого дела. В такого рода происшествиях вступает в силу нечто неуправляемое. Мне всегда интереснее то, что зависит от самого человека. Что незаметно со стороны, но в чем с наибольшей полнотой проявляется характер и суть человеческой личности. Большие события всегда предопределены малыми, подчас незаметными, но гораздо более значительными на самом деле. Письмо отца Черешнева как раз и говорило — кричало! — об этом. Подростки могли и не убить его сына, но жизнь в сибирском поселке не была бы от этого менее страшной. Убийство Черешнева-младшего — лишь одно из проявлений, одно из следствий глубинных процессов.
Поэтому я и попытался выяснить у Румера, насколько происшедшее в Туркмении типично для нашего времени, как в тех событиях проявились люди.
Он сказал:
— Самое главное в этом деле не трагизм сам по себе. Оно настоящих героев нашего времени высветило. Один следователь чего стоит! После оглашения приговора он приехал в Москву добиваться его отмены. Причем за свой счет. Адвокат тоже самоотверженный… Займись, не пожалеешь. Люди — вот что здесь главное.
Уже вечером я позвонил ему домой и сказал, что берусь.
— Приходи завтра в редакцию, дам материалы, — сказал Румер с явным удовлетворением. — И телефоны. Созвонишься с адвокатом, с корреспондентами, которые были на процессах. Потом поедешь в Туркмению. Я рад, что ты согласился.