— А режим раздела прибыли 50 на 50 позволит мне привлечь к этому делу все ресурсы нашей общины, — заверил он меня, — если дело запахнет прибылью, да ещё и такой, количество желающих войти в бизнес будет огромным.
— Главное, никаких посторонних, — предупредил его я, — только иудеи.
— Мы только так и работаем ваше сиятельство, — с улыбкой заверил меня Исаак, — и никому не доверяем.
— Похвальное качество, — покивал я, — тогда с вас выбор проходного места с двумя входами, склад и люди, а я займусь продвижением нашего ломбарда.
— Что такое продвижение, сеньор Иньиго? — удивился он.
— О, скоро ты всё сам увидишь Исаак, — на моём лице показалась широченная улыбка, заставившая его вздрогнуть.
Решив с ним и остальные вопросы, нотариальное заключение сделки мы решили провести завтра втайне, с привлечением только иудейского нотариуса. Так что мы полностью довольные друг другом, расстались.
Глава 14
2 мая 1456 A. D., Аликанте, королевство Арагон
— Лёгкие деньги,
— Обращайтесь к нам!
— Трудности в средствах?
— Мы поможем вам!
Крики босоногих беспризорников разносились по улицам города, привлекая много внимания своими криками, а также сотнями листовок, которые они вручали изумлённым жителям города. На каждой был изображён довольный человек с кошельком золота в руках, а на заднем фоне его красовалось здание, на котором была вывеска в виде большого золотого флорина.
— Деньги за час!
— Помощь в трудную минуту!
— Хочешь хороший урожай, но нет денег? Флорентинец тебе поможет!
С понятием «навязчивая реклама» жители Аликанте столкнулись впервые в жизни, так что не удивительно, что даже если деньги людям не были нужны, все тут же потянулись к зданию, которое было изображено на листовках. Там, действительно имелась огромная вывеска в виде вырезанного из дерева флорина, играла музыка, факиры плевались огнём, а также раздавали бесплатно хлеб.
Многие просто оставались смотреть на артистов, но самые смелые заглядывали внутрь здания с непривычным для уха арагонцев названием «ломбард», хотя некоторые купцы знали Ломбардию и недоумевали, какое отношение к ней имела Флоренция, если ломбард организовали флорентийцы.
Простые же горожане, которые постояли чуть дольше рядом с непонятным зданием, где явно выдавали деньги, поскольку слухи об этом моментально разошлись по городу, потянулись цепочками жаждущих, заложить ненужный нож или лишнюю кочергу. Или даже ночной горшок, поскольку все начали говорить, там берут всё, что дороже одного серебряного.
Серебряная и золотая лихорадка, подогреваемая криками ребятни, орущей про простые деньги захватила Аликанте и к ломбарду вскоре выстроилась громадная очередь. Какого же было всеобщее удивление, когда выяснилось, что он работает круглые сутки с выходным только в одну субботу. Количество желающих получить быстрые деньги росло с каждым часом, поскольку слухи о бесплатной раздаче денег, всего лишь за какую-нибудь ненужную безделушку достигли даже ближайших к городу сёл, и в город потянулись целые подводы, гружённые ненужными вещами.
— Синьор Иньиго! — ко мне в комнату быстрым шагом в сопровождении Бартоло влетел Исаак и упал на колени, протягивая ко мне в мольбе руки и едва рыдая.
— Что случилось Исаак? — удивился я, — слышал старт бизнеса прошёл успешно.
— С этим вашим «продвижением» сеньор Иньиго, — с запинкой он выговорил новое для себя слово, — слишком успешен! У нас кончились деньги! Нечем платить людям. Которые несут и несут свои вещи в ломбард! Город словно с ума сошёл!
— Сколько вам нужно, — нахмурился я, не ожидавший подобного ажиотажа в первую же неделю старта нового бизнеса. Да и иудей сам меня заверял, что максимум на что мы можем рассчитывать, открывая новый, непонятный никому бизнес, это год. Пока жители привыкнут к названию, пока поймут для чего служит ломбард, на всё это он меня уверял уйдёт не один месяц.
— Только в первом приближении двадцать тысяч флоринов сеньор Иньиго, — заломил он от горя руки, — вещам нет конца! К нам едут даже с ближайших городов! Я уже арендовал все портовые склады и заказал строительство ещё трёх, поскольку проблема хранения также скоро остро встанет с таким потоком. А я ведь предлагал вам сеньор Иньиго, повысить порог стоимости сдаваемых вещей!
— Исаак, — мой голос похолодел, — не забывай с кем говоришь.
Иудей мгновенно это понял.
— Простите ваше сиятельство, но я не могу сдержать эмоции! Если мы не сможем выдавать деньги, об этом бизнесе можно будет забыть, слухи разнесутся по всем городам о нашей несостоятельности.
— Ладно, поднимись, — я понял, что он горит за дело, а не в упрёк мне сказал дерзость.
— У меня есть наличными десять тысяч, — сказал я, — но ещё больше золотой и серебряной посуды, украшений и тканей. Сможешь это реализовать по хорошей цене?
— Сеньор Иньиго, сейчас меня всё устроит! — схватился он словно утопающий за соломинку.
— В какой процент обычно ростовщики дают у вас в долг? — улыбнулся я ему.
Иудей едва навзрыд не заплакал от моих слов.
— Ладно, ладно, — смягчился я, — сколько вы можете мне предложить?
— Пять процентов — это наш максимум сеньор Иньиго, — слёзы быстро высохли у него на глазах, когда речь зашла за деньги.
— Как деловому партнёру сделаю тебе эту скидку, ну и конечно вложу свои деньги, — кивнул я, — зови нотариуса, оформим сделку.
У него оказалось все нужные бумаги и люди с собой, так что вскоре счастливый Исаак укатил от нас в сопровождении сотни охраны, поскольку количество ценностей, которые он увозил, было просто огромным для того небольшого городка.
Всеобщее отрезвление случилось через месяц, когда цены в городе на всё, а особенно на продукты, просто влетели до небес из-за появившейся на руках людей наличности, так что деньги весьма быстро были потрачены. После чего горожанам внезапно понадобился старый утюг, нож, прялка, да и вообще всё, что они с таким удовольствием несли в ломбард весь этот месяц. А явившись туда за своими вещами они с огромным удивлением узнали сумму, которую ломбард просил за хранение их вещей, показывая собственноручно подписанный ими контракт.
Если бы не твёрдая власть в городе, то случились бы еврейские погромы, когда практически весь город целиком понял, что оказался должен горстке иудеев. А так, мне пришлось лишь снова ввести комендантский час в городе, отменённый после того, как я разобрался с работорговцами, и пообещать, что все, кто будет нарушать порядок, отправятся на работы по расширению гавани. А поскольку после ныряния в холодную морскую воду никто дольше пары недель не жил, то Аликанте погрузился в зловещий траур. Жители с ужасом осознали, в какие долги сами себя загнали и на красивых, чистых улицах, больше не было видно людей. Все сидели дома и молились, лишь изредка посещая церковь.
Проехавшись по своему городу-призраку, я понял, что совершил ошибку, обрушив на неподготовленные умы жителей Средневековья слишком много рекламы, которую они поняли слишком буквально.
— М-да, — я смотрел по сторонам, видя только лишь служащих или чиновников на улицах, торопящихся по своим делам, но не жителей, ради которых собственно город сейчас стремительно строился, расширялся и ремонтировался. Иудеи и те, боялись выходить на улицы, поскольку в них сразу летели гнилые объедки или даже камни.
— «Если ничего не предпринять, из города начнут уезжать люди, скрываясь от кредиторов, — абсолютно чётко понял я, — с кем можно посоветоваться?».
С этими мыслями, я уныло поехал домой, стараясь придумать, что можно сделать, причём срочно.
— Его сиятельство Мендоса объявляет полную амнистию!
— Его сиятельство спасает город! Все долги иудеям будут списаны!
— Его сиятельство объявляет общегородской праздник в связи с прощением всех долгов!
Толпы босоногих оборванцев снова понеслись по городу, крича одно и то же. Осунувшиеся, голодные горожане, у многих из которых не было средств, чтобы даже купить себе еду, осторожно прислушивались к их крикам и выходили из домов, чтобы убедиться в том, что это правда. И действительно, на центральной площади был прибит к дверям собора указ графа Иньиго де Мендоса, который оповещал, что своим решением он прощает все долги пострадавших от проклятых иудеев горожан и объявляет городской праздник на три дня.
Тут же на площади стояли подводы с хлебом и разбавленным вином, к которым потянулись сотни голодных людей. Вспыхнувшие было драки были жестоко подавлены дежурившими швейцарцами и люди выстроили с длинные змеившиеся по улицам колонны, чтобы получить еду и питьё.
Стоявшие тут же городские чиновники и стража приглашали всех должников войти в ломбард и там получить свои вещи, подписав отказ от всех претензий и также желания брать в нём в будущем деньги. Все конечно же с лёгкостью делали это и вскоре сытые, довольные люди, выходя со своими вещами, радостно показывали их соседям и крики радости и восхищения по отношению к великому и щедрому графу де Мендоса наполнили улицы Аликанте. Все сожалели только об одном, что он был болен, чтобы лично засвидетельствовать горожанам своё почтение и уважение. О чём на каждой мессе рассказывал епископ, и люди начинали истово молиться, прося господа, чтобы их граф скорее пошёл на поправку.
Сам граф же, с книгой в руках и отсутствующим взглядом сидел в кровати в одном нижнем белье и страдал, смотря на красные строки в нейроинтерфейсе, показывающие его личные убытки от всего случившегося.
В дверь аккуратно поскреблись, но он не обратил на это внимание, а доносившиеся радостные крики людей с улицы, славящие его имя, резали по его сердцу не хуже ножа.
Дверь скрипнула и у неё просунулось лицо Бартоло
— Сеньор Иньиго, может хотя бы поешьте? — жалобно сказал он, — вы уже второй день только на одной воде.