У меня есть пятнадцать только моих минут.
Назло бабушке не хочу приходить раньше. Обойдется!
У меня есть целых пятнадцать минут, чтобы понаблюдать, как оживают окна соседей. И у Кольки есть пятнадцать минут, чтобы вернуться и увидеть меня.
Из окна Динаркиной кухни доносятся голоса и уютный звон посуды.
Колька не идет.
У тети Гали, нашей соседки снизу, тоже загорается свет. Она ходит от стола к плите, от плиты к раковине, и я даже вижу, как из носика чайника валит пар.
А Колька все не идет.
Я не знаю толком, зачем его жду. Ведь сказать мне все равно будет нечего.
У нас и у Ведьмы темно. Наверное, бабушка с дедой сидят в гостиной. Деда смотрит телевизор, а бабушка – на часы.
Ничего. Я успею.
Я представляю, как смешно выглядит сейчас бабушка, считающая мои минуты, и тотчас вспоминаю тот самодовольный вид, с которым она говорила про Лену.
Где она теперь, моя Лена?
Зачем она нужна этой чужой, ничего не понимающей девчонке, которая ее разденет, растреплет волосы и бросит с нелепо вывернутыми ногами и руками в кучу с другими игрушками?
И снова внутри все сжимается от бессилия и обиды.
А Колька все не идет.
Вдруг распахивается наша форточка и оттуда, как сквозняк, ко мне тянется бабушкин голос:
– Даша, домой! Хватит в темноте сидеть.
Значит, она наблюдала за мной все это время. И конечно, видела все, о чем я думала.
– Иду!
Форточка захлопывается, и на кухне загорается свет.
Колька так и не пришел.
Я встаю и иду к двери подъезда.
На лестнице светло и пусто. Бабушка уже гремит замком, и дверь шуршит своей дерматиновой юбкой по деревянным половицам.
Я вхожу как раз вовремя.
Ничья.
Игра
– Завтра пойдем в баню, – говорит бабушка, поставив передо мной чай и тарелку с жареной картошкой.
На другой стороне стола уже все готово к вечернему уколу.
– Я не пойду.
– Это еще почему?
– Не хочу.
– Придется пойти. Поможешь мне.
– Я не люблю баню, ты же знаешь.
– Полюбишь.
Ну вот опять! Как можно полюбить этот жар, серый кафельный пол со ржавыми разводами и жирных голых баб, трущих себя во всех местах вязаными мочалками и обливающихся водой, так что пена и брызги с них летят на тебя?!
– Нет.
– Куда ты денешься. Завтра утром зайдет Евгения Ивановна (Евгениванна, как произносит бабушка), и пойдем. – Она говорит спокойно, но я уже слышу в ее словах отголоски угрозы.
Динаркина бабушка в баню не ходит. И Динарку не заставляет. Почему-то всем нормальным людям достаточно ванны, и только моей от всего умирающей бабушке – нет. И поэтому мне надо ходить голышом в толпе незнакомых теток, которые только и делают, что разглядывают друг друга. А бабушка и Евгениванна рассматривают меня, словно я лошадь или корова какая.
Они будут подолгу сидеть в парилке, краснея и покрываясь мелкими каплями пота, кого-нибудь обсуждать и тереть себя пальцами, скатывая старую кожу в противные серые комочки. Меня от всего этого тошнит, но я должна везде сопровождать бабушку – вдруг ей станет нехорошо? Как будто я, случись что, смогу вынести ее рыхлую тушу из парилки! Зачем вообще ходить туда, где тебе может стать плохо?
Ненавижу это.
Бабушка уже набирает лекарство в шприц и оголяет живот. Ну почему нельзя было это сделать, пока меня не было? Или хотя бы подождать, пока я доем?!
Я отодвигаю тарелку и молча выхожу с кухни.
– Вернись и доешь! – окрикивает меня бабушка.
– Я наелась.
– А ну вернись!
– Нет.
Деда сидит в кресле перед телевизором. Когда я вхожу, он не оборачивается.
– Деда, ты завтра утром на дачу пойдешь?
– М-м-м?
– На дачу, говорю, пойдешь?
– Ну да.
– Я с тобой, ладно?
– Бабушка завтра в баню собралась. Ты с ней давай.
– Не хочу.
Деда не отвечает. На экране космический корабль улетает за пределы Солнечной системы, и синеватые блики скачут по дедушкиному лицу.
Я стою возле деды, пока на кухне все тихо, пока бабушка делает себе укол. Надо же, оказывается, она вполне может обойтись сама. Но вот слышится скрип отодвигаемой табуретки, хлопают дверцы шкафа, шумит и резко замолкает вода.
«Да ну вас всех к черту!» – говорю я про себя и ухожу в свою комнату.
Хотя какая она моя? Она – папина. Мой у бабушки только балкон.
Я выхожу на него и долго вглядываюсь в темноту. Может быть, где-то там, в черной пропасти между парком и стадионом, сейчас идет Колька.
У Ведьмы темно, хотя боковым зрением я различаю едва уловимое движение за балконной дверью. Полупрозрачная белая тень покачивается, словно тюль от легкого ветерка. Я начинаю слышать, как шуршат, ударяясь о стекло, серые мотыльки Ведьминых слов. Они готовы вылететь наружу.
Мне не кажется. Я вижу и слышу все это. Я чувствую на себе взгляд, от которого по спине пробегает судорога.
Пора уходить.
Надеюсь, Колька уже дома.
Утром меня никто не будит. Я встаю, надеясь, что уже достаточно поздно и бабушка все же ушла в баню без меня. Но нет, в коридоре приготовлена ее банная сумка, из которой торчит сморщенный березовый веник. А самой бабушки дома нет.
И деды, конечно, тоже. Предатель.
Быстро умывшись, я захожу на кухню. На столе так и стоит вчерашняя тарелка с недоеденной картошкой. Видимо, это мой завтрак.
Я выглядываю в окно: бабушка в одиночестве сидит на нашей скамейке. Вышла подышать, пока не жарко, – все ясно. На часах начало десятого, значит, уже скоро она вернется, и мы пойдем в чертову баню. Я достаю из шкафчика нетронутую, еще слегка теплую буханку хлеба и отламываю кусок побольше. Бабушка меня за это убьет, ну и плевать. Жуя на ходу и осыпая бабушкин драгоценный пол крошками, я выхожу из кухни и поддаю по банной сумке ногой, не сильно, но с удовольствием. Веник возмущенно отворачивается к двери, а у меня в голове мгновенно проясняется.
Да не пойду я ни в какую баню. Я просто сбегу! И будь что будет!
Наскоро переодевшись, я еще раз выглядываю в кухонное окно: бабушка по-прежнему на скамейке. Отлично!
Я надеваю кеды и выскальзываю за дверь.
Спускаться надо быстро, но тихо. Лишь бы Динарка уже проснулась и сама мне открыла. Я стучу в дверь нашим тайным стуком и жду целую вечность, то и дело озираясь по сторонам. Сердце тревожно колотится в груди, хотя особого риска нет. Если бабушка сейчас войдет в подъезд, я просто прикинусь дурочкой и скажу, что пошла искать ее у соседей. Если мне откроет Динаркина бабушка, я придумаю, что у нее спросить. Она меня, конечно, не спрячет, но поболтать с ней всегда приятно. Нурик тоже не сдаст, но он совсем не умеет врать, и, если моя бабушка как следует его прижмет, он расколется. За дверью слышатся шаги, дверь осторожно приоткрывается, и из-за нее высовывается Динаркина голова. Слава богам!
– Даш, ты?
Наш секретный стук нужен для экстренных случаев, и о нем знаем только мы вдвоем.
– Ну а кто же еще? Дай войти.
Динаркина голова втягивается в квартиру, и я протискиваюсь следом.
– Что случилось? – шепчет Динарка, озираясь.
Слышно, как в ванной течет вода, а это значит, что оттуда в любой момент может кто-то выйти.
– Спрячь меня, потом все расскажу.
Динарка медлит всего мгновение. Но не зря же она зовется другом.
– Давай быстро! – командует она. – Обувь с собой бери!
На цыпочках мы крадемся по темному коридору, заворачиваем в ближайшую комнату, и Динарка плотно закрывает за собой дверь.
Я падаю на стул. Ощущение такое, словно я пробежала круг по стадиону.
В коридоре слышны шаги, и возле самой двери раздается голос Динаркиной бабушки:
– Динара, приходил кто-то?
Я яростно мотаю головой, вскакиваю и прячусь за шкаф, но Динарка и сама все знает. Она открывает дверь и встает в проходе, не давая бабушке войти.
– Нет, бабуль, никого не было.
– А мне показалось, стучал кто-то.
– Да нет, я бы услышала.
– Значит, и правда показалось. Ладно, приходи завтракать, а я пойду Нурика разбужу.
Дверь снова закрывается, и я выдыхаю.
– Что случилось, а? – строго спрашивает меня Динарка. – Что ты натворила?
– Я сбежала!
– В смысле, сбежала? От кого?
– В прямом. От бабушки.
– Ты издеваешься, да?
– Да нет же! Я правда сбежала. Она в баню собирается, а я не могу туда пойти, понимаешь? Просто не могу.
– Нет, ну ты точно ненормальная. Знаешь же, что тебе потом за это будет!
– Да и плевать. Потом – это потом. Ты лучше глянь с кухни, она еще на улице?
Динарка одаривает меня осуждающим взглядом и выходит из комнаты, но через минуту возвращается и объявляет:
– Ушла.
– Так. Тогда срочно прячь меня куда-нибудь и иди завтракай. Если она придет, все должно быть натурально, поняла?
– Да куда я тебя спрячу?! – шипит Динарка.
– Да куда угодно! В шкаф давай залезу!
– Лезь куда хочешь, только тихо сиди!
Она открывает дверцу шкафа, раздвигает вешалки и вталкивает меня внутрь.
– Сиди!
Дверцы закрываются, и я остаюсь в темноте. Мне ужасно смешно, хочется орать от восторга и безнаказанности. Лучше подруги, чем Динарка, у меня нет.
Я почти ничего не слышу, только отдаленные голоса. Наверное, все на кухне. Интересно, будет бабушка меня искать? Наверняка будет. Представляю, в каком она бешенстве. И в тот самый миг, когда я особенно отчетливо представила ее перекошенное от ярости лицо, раздается звонок в дверь. Меня обдает жаром: пришла!
Бабушкин голос слышен даже в шкафу.
– Гуля, Даша моя не у вас? – спрашивает она Динаркину бабушку. Ее голос кажется приторно приветливым, но я знаю, что это только маскировка.
– Нет. Нет ее. Мы сами только завтракать садимся. Давай, проходи, вместе чаю попьем.
Бабушка не сдается и спрашивает снова, уже прицельно:
– Динара, она к тебе точно не приходила?
Я не слышу, что отвечает Динарка, но отлично представляю, как тяжело ей выдерживать рентгеновский взгляд заслуженного педагога.