Все в этой сцене: и образы, и язык — жизненно. «Узенькое личико с мочальной бороденкой дедушки Сверкунова», «неласковые руки» и бойкий язык Булыжихи — удачно подмеченные штрихи, которых много рассыпано на страницах книги о старателях.
Булыжиха проходит, по существу, тот же путь, что и Иннокентий Зверев. Усольцев умело направил неутомимую энергию Булыжихи, назначив ее бригадиром женской бригады. Горячо, со всем пылом берется Булыжиха за дело. И вот уже она вместе с десятками старателей — послушная ученица в школе рабочей молодежи, смиренно выслушивающая наставления молоденькой учительницы. Сидя в стороне ото всех на табуретке (ни за одной партой она не умещалась), Булыжиха самозабвенно повторяет вслед за всеми таблицу умножения, непосредственно прямо в классе выражает свой восторг по любому поводу.
«Она жадно слушала и изумленно крякала, впервые открывая части света и свое собственное государство — огромное, занимающее 1/6 часть всей земли».
Параллельно прослеживая еще целый ряд судеб старателей, раскрывал автор «Старателей» великое влияние политики партии на развитие жизни, решал проблему единства партии и народа.
Повесть решала и тему перевоспитания старых буржуазных специалистов советской властью. Путь талантливого инженера Георгия Степановича Мудрого раскрыт в «Старателях» как путь отказа от либеральных иллюзий и принятия творческого труда во имя народа.
Инженер Мудрой чувствовал себя чужим человеком на шахте. Какое ему дело до этого «энтузиазма», «социалистической дисциплины», о чем твердят день и ночь на шахте. Хозяин прииска — Усольцев. А он, Мудрой, здесь просто гость, вряд ли желанный. Оттого скука и уныние, раздражение и усталость — постоянные спутники инженера. События на прииске захватывают его. Конкретные предложения по организации труда, сделанные Усольцевым, мало сведущим в технике, поразили Мудрого, задели его самолюбие. Что является источником энергии парторга? Во имя чего он проводит бессонные ночи над изучением старательского дела? Почему так случилось, что жизнь идет мимо него, Мудрого, талантливого человека? Раздумья приводят к твердому решению: работать с людьми, жить жизнью коллектива. И вот уже Мудрой вместе с Усольцевым и старателями увлеченно придумывает новый способ мойки золота. Первое одобрение рабочих, вера в него руководителей — все это составило новую страницу в жизни Мудрого и его жены. Но жизнь — борьба. Трудные испытания ждут инженера. Враги народа хотят сделать его орудием в своих преступных замыслах. Убедительно переданы в книге душевные страдания Мудрого, его бессилие, смятение и страх за будущее. Выразительная деталь, тонко замеченная автором, помогает понять то, что происходит в душе Мудрого. Как-то ночью за инженером погнался человек с оружием. Мудрой был уверен, что это его хотят убить: то ли вредители, то ли свои, узнавшие о его переговорах с врагом. Оказалось же, что инженера оберегает народ. Выразителен диалог между Мудрым и его «хранителем».
«— Убить хочешь? — спросил Георгий Степанович. — Кто тебя подослал ко мне?
— Что вы, Георгий Степанович? — обиделся Сверкунов. — Какой я убивец? Караульщик я при вас… Вы ничего не бойтесь. Я тут с вечера. Такую в случае чего гвалту подниму — покойники встанут.
— Караульщик… Шпион, что ли, ты при мне?
— Видишь ли, — усаживаясь на пятки, охотно начал разъяснять Матвей Сверкунов. — Раз об этом дело зашло, тут вот как: когда Ли Чан-чу и Чан Чен-дуна прирезали, у нас сразу сумление об вас встало. Уж раз, думаем, начали коммунистов резать, вас они не обойдут. Выбьют, думаем, самых нужных людей, а потом бери нас голыми руками. Нет уж, инженеров-то, думаем, мы вам не дадим… И вот решили мы…
— Кто это «мы»? — спросил Георгий Степанович, поднимаясь.
— Партия, правительство.
— Ну, решили, значит, мы взять под охрану в первую очередь вас, — словоохотливо рассказывал Сверкунов, он удобнее уселся около инженера калачиком, видимо, надолго, сложил свою дубину…»
Дедушка Сверкунов, уверенно заявивший «от имени партии и правительства», мысль о том, что его, Мудрого, считают одним из «самых нужных» людей, — все это потрясло инженера. Впервые почувствовал он, что жизнь его нужна не только жене Анне, впервые понял всю ответственность перед народом за свои знания и талант. Так пришло освобождение от страха и мучительных сомнений. Мужественно встречает Мудрой смерть от руки врага. Не сдался, выдержал.
«Старатели» — незаконченное произведение. Ганибесову удалось перед войной написать только первую часть. Поэтому трудно говорить о композиции книги. Целый ряд сюжетных линий в ней не завершен. О дальнейшем развитии событий можно лишь предполагать.
Но и та часть книги, что вышла в свет, оставляет целостное впечатление. Особенность композиции в том, что все сюжетные линии романа связаны с деятельностью парторга Усольцева. Усольцев определяет судьбы Иннокентия Зверева, Данилы Жмаева, китайца Чан-чу, спасает жизнь Чи-Фу. С партийным руководителем связан путь Мудрого. Сюжетную основу повести составляют события, связанные с обвалом на шахте, а затем с борьбой за производительный труд на прииске. И в центре всех этих событий также стоит фигура Усольцева. Таким образом, организуя события и характеры вокруг парторга, Ганибесов и раскрывает ведущую тему — единство партии и народа.
Драматизм событий и характеров — вот, пожалуй, самая отличительная черта почерка Ганибесова в книге «Старатели». Поэтому даже пейзажные зарисовки выполняют здесь роль активного фона той обстановки острой классовой борьбы, в которой живут герои. Суровая, величественная природа Забайкалья дополняет повествование. Отсюда постоянное повторение в книге таких образов: «глухая и темная тишина», «скала лежала мертво», «мерзлая, обрушившаяся глыба», «злые, бесстрашные забайкальские пауты». Суровая природа тайги — арена борьбы людей, постоянно отвоевывающих у тайги участок за участком. С этой точки зрения характерна, например, сцена наводнения на прииске.
«В полночь снегу было уже выше колен. Он потушил бутовые и домовые костры и заглушил ручьи. Мунга распухла, ползла медленно густой желтоватой кашей. На перекатах эта каша липла к камням, вырастала в плотину и запруживала Мунгу».
Картина разбушевавшейся стихии органически переходит в рассказ о борьбе и победе над ней старателей.
Или еще одна сцена:
«Колючая лапа лиственницы, как кошка, неожиданно и больно царапнула Усольцева по щеке, и он, вздрогнув и очнувшись, схватился за поводья. Тайга еще плотнее подступала к тропинке; лиственницы, широко распахнувшие уродливые сучья, царапали Усольцева то с правой, то с левой стороны по щекам, то ударяли по лбу. Он упал на шею Чалки, обнял ее, уткнувшись лицом в гриву, и все-таки тайга, как крючьями, ловила его, дергала, до боли колола в бока».
Наступающая тайга и глухой к физической боли Усольцев — эта картина передает душевное состояние парторга, сосредоточенного на одной мысли: как спасти товарищей, засыпанных в шахте?
Можно было бы привести и еще целый ряд сцен, свидетельствующих о мастерстве писателя, нашедшего своеобразную форму для раскрытия высокого идейного содержания книги.
«Старатели» — лучшее произведение Ганибесова. Мастерство композиции, углубление характеров по сравнению с первой книгой — все это говорило о наступившей писательской зрелости.
Вторая и третья части книги должны были рассказать о борьбе с диверсантами и вредителями, действующими на прииске, о новых победах Усольцева и его товарищей. Над этим материалом работал Ганибесов до самой войны.
1-я часть «Старателей» была опубликована после смерти автора, в 1948 году в Челябинском издательстве, а в 1950 году переиздана в Москве (издательство «Советский писатель»).
Одновременно с работой над «Старателями» Ганибесов писал ряд очерков и рассказов: «Наши», «Разговор под самолетами», «Песня Гуда», «Кошара», «Бутэкэн» и другие. В них раскрывается та же тема, что и в больших произведениях писателей — пробуждение народа, освобожденного Октябрем.
В архиве писателя осталась еще одна неопубликованная вещь — «Повесть о хозроте». Это во многом еще сырой материал. В повести нет четкого сюжета, подчас отдельные характеры страдают схематизмом. Но думается, что после тщательной редакторской правки, вполне возможно отдельные сцены этой повести опубликовать в сборнике «Избранное» писателя.
«Повесть о хозроте» по своему идейному содержанию очень близка «Эскадрону комиссаров». Вновь перед нами предстает жизнь красноармейского полка в мирное время. Так же, как в «Эскадроне», здесь нет никаких героических событий. Более того, в «Повести о хозроте» Ганибесов доводит до предела мысль о будничности всего происходящего. В повести ведется, на первый взгляд, весьма прозаический рассказ о дырявых и загрубевших солдатских сапогах, герои разговаривают о застиранных гимнастерках и плохо заштопанных носках. Но постепенно из отдельных сцен и эпизодов, из столкновений характеров перед читателем отчетливо вырисовывается главная мысль повести: борьба за железную дисциплину в полку, за повышение политического сознания бойцов, за социализм. Особенность автора «Повести о хозроте» состоит в умении поднять незаметные будничные факты до высоты политического звучания. Вот почему колоритные бытовые сцены органично переходят в страстный публицистический монолог о месте и назначении в революции каждого рядового человека с самой прозаической профессией.
«Хозрота так она хозрота и есть», — так говорили пренебрежительно бойцы о хозяйственниках, потерявших всякий авторитет в полку. Участившиеся случаи пьянства, постоянный брак в работе, полное отсутствие коллектива — вот чем прославилась хозрота в полку. Недаром портной Егоров написал заявление с просьбой перевести его в стрелковую роту.
«…Или, может, вы думаете (обращался он к политруку и командиру), что когда-нибудь можно будет заслужить почет в этой хозроте? Если да, то вы безумно ошибаетесь. В хозроте, кроме позора, ничего не выслужишь, и пусть трясут чаще белье, шьют сапоги, варят паршивую кашу те, у кого нет личного самолюбия и гордости».