— Немедля! Заводи! — доли секунды хватило чтоб сообразить.
Тропический шлем остался на земле, Никифоров со всех ног бежал к машинам. Вокруг раздавались свистки унтеров, водители выезжали на дорогу, люди прямо на ходу запрыгивали в грузовики.
— Гони! — Иван Дмитриевич вскочил на подножку «Дромадера».
Еще два снаряда. Уже ближе. Следующая пара разорвалась на рисовом поле, во все стороны летели комья грязи, поднимались клубы пара, разлетались брызги. Кого-то задело, к покатившемуся по насыпи человеку бросились двое соратников.
Остановившийся поблизости пехотный батальон свернулся куда оперативнее саперов, сразу видно выучку. Впрочем, и кексгольмцы тоже быстро вышли из-под обстрела. Снаряды падали где-то за спиной. Беспокоящий огонь, это называется, либо огневая завеса. Но это работали не полевые гаубицы.
По пути к Александрии и Розетте мехбригаду еще дважды накрывало корабельной артиллерией. Без потерь не обошлось. В память Никифорова намертво врезалась картина с перевернутым «Мастодонтом». Стальная громадина в падении развалила крестьянскую хибару. Недалеко дымилась большая глубокая воронка. Запомнился танкист в черной кожаной куртке сидящий на гусенице перевернутого танка. Силуэт человека выделялся на фоне заката.
С первым осмысленным сопротивлением бронеходчики бригады столкнулись на окраинах Александрии. Полковник Манштейн после первого же доклада разведки бросил в бой свой тяжелый танковый батальон с поддержкой из пехотного полка.
Артиллерия развернулась и открыла огонь с задержкой, когда штурмовые «Мастодонты» уже рвали гусеницами линию обороны, давили окопы, огневые точки. Под прикрытием брони бронегренадеры штурмовых отделений с огнеметами подбирались к узлам сопротивления и заливали англичан жидким огнем. Идущая следом пехота довершала дело.
Увы, в этом бою от гаубиц толку было мало. Но зато пехоту и танкистов прикрывали дивизионные длинноствольные трехдюймовки и «Эрликоны». При переформировании бригада получила целую дюжину легких и опасных автоматов. «Эрликон» считался зениткой, но и в качестве штурмового орудия работал прекрасно. Выкатившиеся на прямую наводку автоматические пушки буквально засыпали противника градом осколочных снарядов, рушили стены местной застройки, выкашивали пехоту вместе с укрытиями.
Об этом бое Иван Дмитриевич предпочитал никому не рассказывать. Пострелять ему не пришлось, но зато жизнь заставила вместе с солдатами собирать под огнем понтонный мост, руками спихивать его в воду. Причем по еще не доделанному, колышущемуся под ногами, играющему, пытающемуся развалиться на отдельные понтоны мосту уже бежали пехотинцы. А с берега за спиной часто садили из скорострельных пушек легкие танки.
Уже вечером на закате штабс-капитан Никифоров курил на пирсе. В гавани горели и тонули суда. В городе еще шел бой, трещали выстрелы, бухали пушки. А прямо перед глазами солдаты в зеленой с пятнами форме потрясали штурмовыми винтовками на палубе крейсера. Крепость пала. Последний бастион взят.
Глава 5Средиземноморье
9 июля 1940. Князь Дмитрий.
Тулон Дмитрию всегда нравился. Большой красивый приморский город со своей неповторимой атмосферой. А вот уныние в штабе Франсуа Дарлана, мрачные лица моряков, настороженное отношение обывателей на улицах, косые взгляды настроение отнюдь не улучшали. Переговоры шли с большим трудом, даже застывший на внутреннем рейде «Босфор» не способствовал проблеску мысли в головах оппонентов. Грубо говоря, французы не доверяли никому. Победителям особенно. Во всем искали подвох.
Да, Дарлан разослал приказы и рекомендации: в случае осложнений прорываться в русские порты. Англичане уже показали себя конченными подлецами, но даже бой при Мерс-эль-Кабире не всем открыл глаза. Как оказалось, многие предпочли не заметить разбитые при захвате «Сюркуфа» головы моряков, кровь на палубе «Дакара», разорванные бомбами тела женщин и детей. На юге Франции многим казалось, что ничего особо и не изменилось, так, мелкие неурядицы.
Дмитрий не давил. С людьми вообще работать тяжело, инерция штука страшная. Многим очень сложно взглянуть на ситуацию под новым ракурсом, понять и принять новые вещи, особенно если они противоречат убеждениям. Хуже всего, в условиях разгрома и капитуляции привычная иерархия не работала. Многие выжидали, не торопились исполнять приказы. Их можно было понять, не знаешь ведь, как все изменится, куда вырулит и сколько проживет нынешнее командование. Франсуа Дарлан это понимал, потому и сам проявлял осторожность. Все же Тулонский флот, это последнее что осталось от Франции.
Приглашение на борт «Босфора» не удивило. Дмитрий плотно работал с графом Гейденом. Оба переживали за успех дела и уже два раза успели друг другу пожаловаться на трусоватую осторожность нежданных вассалов. За прошедшие три дня князь успел договориться о перелете над французскими территориями, даже поговорил по телефону с комендантом Касабланки. По впечатлениям, в колониях смотрели на жизнь трезво, во всяком случае предупреждение о визите восприняли с плохо скрываемой радостью. Да и мелькавшие на горизонте британские корабли способствовали трезвому взгляду на жизнь.
Застывший на рейде линкор выделялся на фоне французских кораблей, огромный, подавляющий, увенчанный двумя массивными башнями перед носовой надстройкой. Корабль строился еще в конце 20-х по антикризисной программе, вобрал в себя все лучшее той эпохи. Однако, на сегодня он уже несколько устарел. Во всяком случае современные линкоры типа «Моонзунд», британские «Лайоны» и новые североамериканцы превосходили лучший корабль Средиземноморского флота по бронированию и массе залпа. Да и вооружение в четырех-орудийных башнях весьма спорное решение. Пусть даже это шестнадцатидюймовые орудия. Во всяком случае в русском флоте такое больше на повторялось. А что касается полюбивших эту схему французов…. Ну то французы!
У пристани ждал катер. Сопровождавший порученца капитан-лейтенант предупредительно подал руку. Увы, Дмитрий предпочел не заметить поддержку. Чай не старик и не дама.
Катер резво бежал по акватории. С воды все видится немного иначе. Вон два крейсера у причала сразу кажутся куда величественнее и грознее чем с берега. Старый линкор возвышается средневековым замком. Броня бортов как каменные стены. Башни, спонсоры, надстройки кажутся донжонами и машикулями твердыни.
С борта русского линкора спустили парадный трап. На палубе князя встретили контр-адмирал и командир линкора каперанг Максимов. Приветствие. Рапорт. Флот силен традициями. Даже рабочий визит члена императорской семьи должен начаться по регламенту. А вот дольше граф Гейден пригласил гостя в салон.
— Летите в Касабланку.
— Не скрывал этого.
— Жаль, не могу поддержать калибрами, — граф нервно стиснул кулаки.
От князя не укрылся этот жест, короткая прелюдия тоже говорила, что адмирал сильно нервничает.
— Французы гарантируют коридор. В Африке предупреждены, в колониях все проще и ближе к противнику, Георгий Александрович, — напомнил Дмитрий.
— Будут сложности. — Гейден прищурился. — Очень жаль, что база за Гибралтаром, а не перед.
— Тогда и мне не было бы смысла туда лететь. Вы сами все могли сделать.
Адмирал, заложив руки за спину, прохаживался по салону.
— Мне сегодня передали доклад агента. В Бресте на борт «Ришелье» грузили золото.
— Черт!
Дмитрий стиснул зубы, его лицо перекосило гримасой. Все оказалось очень и очень плохо. Секунда на всплеск эмоций. Порученец взял себя в руки.
— Много?
— Неизвестно. Даже приблизительно несколько тонн. Часть золотого запаса, либо оплата за поставки из Америки.
— Что знают двое, то знает свинья, — как нельзя к месту пришлась немецкая пословица. — Остальное французское золото вывезено?
— Черт его знает. Вам по должности положено больше знать.
— А вот не знаю. Давайте отправлю шифровку сюзерену. — Князь уже поднялся из-за стола, как на него снизошло просветление. — Стоп. Никаких радио. Доклад пересылаете обычным путем по адресу. Никому ничего не говорим. Работаем, как если бы мы ничего не знали.
Адмирал недоверчиво наклонил голову. Через несколько секунд и до него дошло.
— Верно. Утечки могут быть и у нас.
— А вот от адмиральского чая не откажусь.
— Всенепременно. Только у меня вместо «Шустова» «Арманьяк». Не побрезгуете? — граф открыл шкафчик со специальными отсеками для бутылок.
— Ни в коем разе. Рассчитываю на ваш вкус.
— Не в этом дело, — Георгий Гейден поморщился. — Мы с дорогим Евгением Александровичем ночью после Орана половину запасов выдули. Каюсь, после того как нам два снаряда в пояс засадили, руки дрожали. На остальное тоже нашлись желающие. Нижним чинам двойную винную порцию выдали, и сами нервы подлечили. А в Дарданеллы мы даже не заходили, топливо и снаряды приняли с танкеров. Особые запасы пришлось пополнять в Тулоне.
Адмиральский чай с коньяком штука хорошая и весьма пользительная для здоровья. Видимо ради пары стаканов граф и пригласил князя Дмитрия на борт линкора. Ну, еще обсудить политику, без этого в 40-м году никак не обходится. Аристократия же. Правда, князю на корабле так понравилось, что он еще раз заехал на «Босфор» уже поздно вечером. Но это совсем другая история.
На следующее утро тяжелый многомоторный «Острог» оторвался от летного поля и лег на курс прямиком через море на Алжир. Внешне воздушный корабль не отличался от своих рядовых собратьев из тяжёлых бомбардировочных полков. Даже окраска стандартная армейская. Единственное что мог заметить острый глаз, так это ряд иллюминаторов на борту и немного отличающиеся от серийных машин мотогондолы. Внутри же сразу становилось ясно — это не бомбардировщик, а вооруженный лайнер — вместо бомбоотсека пассажирский салон, другое кислородное оборудование, более мощные и экономичные моторы. Последние строились малыми сериями ввиду их явной дороговизны. Вооружение воздушного корабля тоже усилили. Часть крупнокалиберных «берез» заменили на авиационные пушки.