Этика и свободомыслие
Нравственное движение на Западе преследует, в сущности, те же цели, что и церковь, но исключительно светскими средствами. Казалось бы, обе стороны должны были бы вступить в союз между собою, но присутствие там и здесь крайних элементов мешает этому. Так называемые «свободомыслящие» иногда не хотят и слышать о сближении с церковью. Эта нетерпимость осуждается этическим союзом, как это ясно сказалось, между прочим, на конференции, созванной секретарем союза д-ром Ф. В. Ферстером. Один «свободный мыслитель» упрекал этическое движение в том, что оно стремится к примирению с церковью. Член союза г-жа Альтшуль нашла нужным ответить на это обвинение. «Потому только, что г. Ферстер говорит с жаром и с симпатией о религиозной идее, его нельзя упрекать в приверженности к клерикалам. С каких пор горячность убеждения, интерес и симпатия к религии называются клерикализмом? Мои чувства свободно мыслящей мне дороги, но я никогда не считала свободную мысль сплошным отрицанием всего. Основываясь на естественной истории творения, свободная мысль действительно делает человека гражданином Вселенной и дает множество импульсов к добру. Но при всей моей любви и уважении к свободной мысли, я не могу быть слепой и глухой ко всему, что думает и чувствует мой ближний. Уважение, с которым мы, этики, относимся к религиозной жизни, дает ей новую жизненную силу, без которой она постепенно угасла бы. Этические союзы стремятся делать людей „добрыми” ради того, чтоб они сделались счастливее. А если так, то можно ли пренебрегать тем, что служит источником счастья для множества людей?»
«Есть много свободных мыслителей, убежденных в том, что нет никакой нужды давать жизни религиозное объяснение. Им кажется, что это выдумка священников. Мне, напротив, желание давать жизни сверхъестественное объяснение кажется потребностью, так глубоко укоренившейся в человеческой душе, что многие люди, наверное, продолжали бы верить в сверхъестественную силу, управляющую их судьбой, и в том случае, если б все священники разом исчезли с лица земли и если б наше познание природы дошло до такой ступени развития, при которой совсем не оставалось бы для человека неразобранных загадок».
«Роль этика не может, стало быть, заключаться в том, чтоб заглушать религиозное чувство. Напротив, он должен следить за тем, чтоб этот источник счастья оставался чистым. Если религиозное чувство, как мы надеемся, будет развиваться в глубину, вероятно, в будущем оно разобьет общество на небольшие группы, в которых и будет культивироваться и чтиться, как чисто индивидуальное убеждение, тогда как культура этики, могущей соединять людей всяких религиозных воззрений, будет все более и более связывать общие интересы».
«Терпимость не есть только снисхождение. Она есть ласковое усилие понять мысль другого человека. Мало признать за другими право быть другого мнения. Надо усилием ума понять это чужое мнение, освоиться с чувствами, с образом мыслей других людей настолько близко и интимно, насколько это может позволить нам собственный образ мыслей и наши собственные чувства. Такова терпимость этика. Надо пожелать, чтоб таковой же сделалась и терпимость свободомыслящего».
«Мы присоединяемся к этим словам, – говорит г. Ферстер. – Если мы хотим приобрести людей для того, чтоб организовать возвышенное общество, говорит один из корреспондентов „Ethical World“, мы не должны начинать с осмеивания наших ближних и их прошлого».
«Всегда надо судить о христианстве, – говорит Stanton Coit, – по его лучшим авторам, по трем первым Евангелистам, по св. Павлу, св. Августину, св. Фоме Аквинскому, Мартину Лютеру, Тейлору, Неандру и другим вместо того, чтобы судить о нем по плохим и наименее развитым писателям. Что касается самих христиан, мы должны судить о них по лучшим образчикам человечества. Не будем приписывать христианству ошибок, вызванных эгоизмом некоторых христиан. Не будем смешивать религию с ее представителями и не будем осуждать ее за их ошибки, как это делали Шелли и радикалы. Следует читать лучшие речи великих проповедников и посещать лучшую из ортодоксальных церквей (la meilleure église ю orthodoxe) по меньшей мере двенадцать раз в год. Это лучшее средство для того, чтоб поддерживать дружбу с ортодоксами, которые будут любить нас и доверять нам так же, как и мы им».
«Мы ведь не сражаемся за убеждения: важные задачи настоящего указывают на то, как важно, как необходимо деятельное сотрудничество людей, мужчин и женщин, каковы бы ни были их религиозные убеждения. Нетерпимость и гордость, вызываемая различием исповеданий, исчезают именно в этом примирении людей на почве человечности, в этом союзе, где люди научаются уважать друг друга, не спрашивая, из какого источника всякий почерпает свое вдохновение. Величайший из наших свободных мыслителей, Лессинг, убежден в том, что только нравственные качества того, кто будет носить настоящее кольцо, дают возможность узнать его, а никак не словопрения и не ссоры из-за различия во мнениях. – Это желание согласия не делает нас мрачными. Относительно многих печальных сторон западной церкви мы радикальнее свободных мыслителей».
«Основывая для жизни и для воспитания светскую этику, мы отнимаем этим у западной церкви ее основание и мы избавляем народы от страха перед свободной мыслью. Именно потому, что большинство свободных мыслителей, и наиболее выдающиеся между ними, держались только отрицания вместо того, чтоб создать новую веру и философию, – множество людей осталось и до сих пор привязанными к церкви, многие возвращаются к ней, а правительства и педагоги колеблются объявить религию частным делом каждого».
«Но, скажут мне, как же с такими мыслями можете вы надеяться соединить между собой верующих? Признает ли верующий светскую этику? – Да. Это только вопрос времени, так как светская нравственность столь же необходима верующему, как и свободомыслящему. – Почти везде западная церковь мирится с политикой насилия и милитаризма. В женском вопросе она защищает патриархальный взгляд. В законе относительно развода она стоит за узкое и тираническое отношение к этому вопросу. Ясно, что верующим нужен верный, надежный руководитель для того, чтобы приложить их древние принципы к задачам современной цивилизации. Ведь и верующему приходится в настоящее время считаться с важными столкновениями нашего времени; эти столкновения потрясают и его совесть и мучат его. Церковь не может противиться светской этике, если она серьезно смотрит на свое пастырское призвание. В отдельных случаях это уже и встречается. Французское католичество, в лице одного из своих выдающихся представителей, выразило недавно свое восхищение по поводу педагогических учреждений господ Pécaut и Buisson».
Нравственное движение и благотворительность
Феликс Адлер, один из первых проповедников этической культуры, развивал следующие мысли на конгрессе американских обществ.
Этическое движение, говорит он, должно прежде всего пробуждать сознание необходимости социальных реформ. В высших и низших классах общества многие живут в полном равнодушии, не чувствуя ни своей ответственности, ни своего сообщничества в несчастьях настоящего времени. Прежде чем мы будем в состоянии рассчитывать на содействие значительной части общества в деле преобразования, надо развить и углубить в обществе нравственные потребности. Это лучший ответ, говорит Адлер, тем, кто упрекает наше движение в том, что оно не действует на практике. Воспитание народной воли, а не благотворительные общества, – будет иметь глубокое и целительное социальное действие. Усилия добиться уменьшения рабочих часов и развитие организации рабочих пропадают даром из-за тысячи мелких недоразумений и препятствий, которые можно победить только путем интеллектуального и нравственного воспитания народа. Тот, кто хочет излечивать причины, а не отдельные симптомы социальной болезни, должен требовать многого от доброй воли и чувства справедливости людей, которых никакой благотворительностью не изменить, пока они живут в настоящих условиях и привычках их жизни и мысли. Истинная задача этического движения – приобретать сторонников социальной реформы, влияя на людей нравственно.
Почему же этические союзы принимают такое деятельное участие в делах благотворительности? Во-первых, потому, что врач, желающий исцелить болезни в корне, никогда не пренебрегает возможностью и утишить хоть на несколько мгновений страдание; во-вторых, потому, что деятельность этого рода представляет хорошую школу социального изучения для тех, кто ей предается. Поэтому мы и стараемся устраивать деятельную благотворительность таким образом, чтоб она служила поучением для занимающихся ею, а не поощряла необдуманность тех, кто дает милостыню.
Этические союзы стоят еще далеко от общественной жизни, но они представляют случай сообща исследовать великие задачи и грозные явления, которые со всех сторон обволакивают и терзают нашу кажущуюся цивилизацию. Не заслуживает ли это деятельной поддержки со стороны умных мужчин и серьезных женщин?
Сколько родителей томится тревогой в момент, когда приходится подвергать молодого человека опасностям и соблазнам городской жизни! Пусть же они радостно приветствуют наши союзы, которые укрепят в молодом человеке чувство долга, осветив его в его сознании. За исключением некоторых курсов, жизнь не дает того, что мы предлагаем; не дает этого ни университет, ни академия художеств, ни технические институты, ни клиники, ни военные школы. Молодые люди не посещают проповедников и не руководствуются в жизни религиозным наставлением. Видимо, чего-то недостает этой молодежи, даже тем из них, которые в семье получили прочное нравственное воспитание. Надо оплодотворить новыми идеями это воспитание, данное семьей; надо пробудить в молодежи, вместе с отвращением к эгоизму, деятельное желание принимать постоянное участие в борьбе против этого эгоизма. А решение содействовать очищению человечества очищением самого себя – будет прекрасным идеалом, который даст юноше серьезность и степенность, которые будут сопровождать его среди всех столкновений страстей, мнений.
Нравственное движение вне союзов
В «Volkswirtschaft Mitt напечатано интересное письмо о торговом положении Новой Зеландии, прочитанное на митинге английских фабрикантов. В этом письме из Новой Зеландии говорится, что колония эта не обращалась к английским торговым домам ввиду того, что немецкие фабриканты лучше удовлетворяли ее. Очевидно, обладание колонией не то же, что экономическое господство на колониальном рынке. Страна может разориться экономически, несмотря на огромные колониальные владения и на могущественный флот, потому что пушки и политический «престиж» могут оказаться недостаточными для того, чтобы обеспечить сбыт ее товаров.
Лорд Фаррер, президент английского «клуба Cobden», доказал эту истину путем убедительных статистических данных.
В статье, озаглавленной «Le commerce suit-il le pavillon?», он восстает против нелепого шовинизма нашей эпохи, по которому выгода одной нации покоится на ущербе, причиненном другой. Он разбирает далее, опираясь на экономическую историю предыдущего века, следующие вопросы: правда ли, что необычайное развитие английской торговли во второй половине этого столетия вытекает из расширения «всемирной Империи»? Зависит ли наш рынок от политического влияния? Исключены ли мы из торговли там, где не развевается наш флаг? Есть ли повод думать, что увеличение политического и торгового могущества других стран вызывает упадок нашей торговли?
Вот как отвечает лорд Фаррер на эти вопросы, со статистическими документами в руках. «С тех пор как наше политическое влияние распространилось на Египет, наша торговля в этой стране очень слабо развилась. Следовательно, нет необходимости подчинять страну нашей политической власти, когда мы хотим вести с ней торговлю. Торговля Англии с заграницей втрое превосходит ее торговлю с подвластными ей странами. Эта пропорция не изменилась, несмотря на необычайное распространение английского владычества во второй половине столетия… Говорили, что торговля наша находится в зависимости от могущества нашего флота: история последних пятидесяти лет опровергает это ходячее мнение. Торговля не следует за флагом; она следует за установленными ценами. Успех нашей торговли зависит не от национальности наших коммерсантов, а от качества и деятельности нашего торгового производства. Издержки, которых требует политика насилия, издержки на гигантские вооружения с целью защиты наших «владений» нисколько не возбуждают и не возвышают ценности и искусства нашего производства. Еще менее будет экономических выгод, если наша политика приведет нас к войне с Францией, Россией или Германией. Не найдется достаточно обширных рынков для того, чтоб уплатить наши военные издержки и в том случае, если мы выйдем из войны победителями».
«Все факты за то, что увеличение империи ничуть не стоит в связи с расширением нашей торговли. Торговля зависит от других условий; поэтому зависть наша к увеличению других государств совершенно неуместна. Если даже они устроят таможни в своих владениях, мы пройдем через это там, где наша торговля представляет внутренний залог успеха. Цивилизуя иностранные территории, могущество торговли будет во всяком случае увеличиваться к выгоде наших индустриальных продуктов. Чтоб избежать ссор, желательно, конечно (и это было бы лучшим ответом на манифест Царя), чтоб правительства соединились с целью разрешить во вновь занятых территориях свободную экономическую конкуренцию всех торговых наций. Тогда не было бы причины продолжать эту погоню за политическим и территориальным могуществом. На взаимных отношениях покоится экономия всего мира. Торговля, которая будет служить к процветанию других наций, будет содействовать и нашему прогрессу. „Мир на земле, и да будут люди счастливы!“ Таков должен бы быть девиз международной торговли, в наши дни более, чем когда-либо».
Академия мира
В газете «Nation» профессор фон Бар из Геттингена обсуждает манифест Царя и доказывает, что третейский суд невозможен там, где его не поддерживает мнение образованного общества. Это мнение не может создаваться ежедневной прессой, подчиняющейся влиянию партий и правительств. Следует организовать международную академию, где люди независимые излагали бы правительствам и народам факты, относящиеся к каждому столкновению. «Такая академия могла бы не только подавать свое мнение по требованию правительства – что чрезвычайно важно для поддержания мира, – но она могла бы выражать свое мнение по просьбе представителей народа относительно вопроса, который еще не привел к острому столкновению правительств. Эта академия могла бы, если б ей были даны средства наводить справки на месте, освещать общественное мнение отчетом, который она издавала бы по собственному почину; она подбодряла бы этим же и правительства к тому, чтоб они предпринимали своевременные предосторожности. Сколько противоречий видели мы в отчетах о делах Армении и Крита! Сколько раз мы видели, что влиятельная печать страны отказывается верить официальным отчетам другого государства (например, отчетам консулов Востока). Может быть, можно бы избегнуть несказанных бедствий, если б общественное мнение могло пользоваться верными сведениями и точными отчетами». Все это можно применить и к внутренним вопросам цивилизации. Везде чувствуется недостаток в центрах для правильной оценки фактов; чем острее становятся столкновения контрастов, тем настоятельнее чувствуется необходимость соглашения. Профессор Ферстер на конференции в Берлине заявлял о необходимости устройства такого рода центров, в которых со всею серьезностью обсуждались бы события. Затем ораторы, с должного разрешения, просвещали бы общественное мнение полученными выводами. Простая академия мира не могла бы удовлетворить этой задаче. Как показывают недавние события, вопросы нынешней политики тесно связаны не только с вопросами экономическими, но и с вопросами нравственными. Такая академия должна была бы быть только отделением «Академии для преобразовательной интеллектуальной работы», создание которой проектируется этическим союзом.
Народные университеты во Франции
По инициативе г-на Deherme в Париже возникло общество народных университетов и «La Coopération des ideés» – журнал, редактируемый г. Deherme. Вот что говорил Temps о вновь возникшем обществе: «Общество народных университетов возникло без шуму, без треску. Оно, впрочем, представляет не что иное, как естественное и логическое развитие идеи, которая вызвала уже несколько лет тому назад создание журнала „La Coopération des ideés“. Энергичному и преданному делу социального прогресса человеку, г. Deherme, удалось открыть в Ст. – Антуанском предместье небольшую залу, – не очень элегантную, не очень комфортабельную, но что гораздо лучше – очень переполненную каждый вечер. В ней собираются люди всех воззрений и всех исповеданий и в присутствии чрезвычайно внимательной аудитории говорят о вопросах, которые как нельзя лучше известны им. За конференцией следует беседа, в которой принимают участие все присутствующие. Было бы удивительно, если б к концу вечера несколько верных мыслей и ясных понятий не прибавились бы к познаниям молодых и зрелых людей, которые идут туда за поучением. Можно ли было удовлетвориться этой маленькой залой с ее деревянными скамейками, ее печкой и несколькими книжными полками? Deherme думал иначе и хорошо сделал. Он думал, что можно питать более честолюбивые замыслы и попробовать, с более широкими средствами, распространять свое влияние. Он обратился к добрым чувствам тех, кто с уважением относится к народному образованию и кто считает, что народное образование после школы весьма необходимо для свободной демократии, которая желает оставаться свободной. Он пригласил некоторых лиц соединиться с ним и предложил общую программу, которая не касается никаких догматов и доктрин и главная мысль которой есть распространение в народе нравственности, красоты и истины».
«„Часы досуга“, – говорится в уставе нового общества, – очень скучны и даже опасны – одинаково для рабочего, чиновника и крестьянина, если у них нет охоты к серьезному и здоровому чтению; а между тем здесь они могут проводить эти часы не только приятно и достойно, но и пользоваться ими для своего развития физического, умственного и нравственного, то есть для своей социальной эмансипации». Такова цель общества: сделать то, чтоб досуг работника служил к его возвышению и развитию в нем его человеческого достоинства, вместо того, чтоб служить, как это часто случается, и без его вины, к уничтожению всего, что есть в нем лучшего.
Средства в народном университете разнообразны. Прежде всего преподавание курсов и лекций; но нужно, чтоб преподавание чередовалось и с развлечениями. В народном университете, кроме зал, предназначенных для уроков различных учителей, предполагается музей, зала для спектаклей, зала для фехтования и гимнастики, зала для бесед, библиотека, всегда открытая, кабинет для консультаций врачебных, юридических, экономических, ресторан, комнаты для молодых людей и пр. и пр. Могут подумать, что слово университет не годится для обозначения всего этого. Но я не нахожу этого. Университет, по своему определению, есть место, в котором преподается всем доступная сумма знаний известной эпохи и средства к исследованиям, которыми располагает эпоха. Народный университет есть место, где народ может найти соединение всех элементов нравственности, культуры и развития индивидуального и коллективного.
Женщины приглашены к участию в этом деле. Они постараются улучшать своими посещениями, советами, дружеским отношением участь семейств, главы или члены которых придут в народный университет за тем, что он обещает своим посетителям. Сколько между нашими студентами добрых желаний, которые ищут себе применения! Сколько готового усердия, которое не знает на что истратиться! Сколько разбросанных начинаний, которым недостает только центра и связи. Народные университеты будут местом соединения этого самопожертвования и энтузиазма».
«Для того чтоб родиться и жить, им нужны средства и убежденные сотрудники. Они найдутся. Найдутся в большем или меньшем количестве, для начала, но не может быть, чтоб они не нашлись. Складчины, пожертвования, завещания придут на помощь. Что касается людей – они уже налицо. И они готовы работать». «Общество, – говорится еще в уставе, – не будет ожидать возможности сделать все, что оно хочет, и будет делать то, что оно может».
«Вслед за первым народным университетом Франции в Ст. – Антуанском предместье остальные возникнут в подражание ему и как бы по его призыву. Первый народный университет будет скромным или роскошным, смотря по собранным средствам, но во всяком случае он будет». Такова формула г-на Deherme, которую я нахожу прекрасной.
В сборнике общества его уставу предпослано следующее предисловие:
«Наше честолюбие велико: мы желаем истины, красоты и нравственной жизни для всех; мы хотим, чтоб и народ пользовался этими благами, принадлежащими человечеству: мы хотим, чтоб, как солнце, светящее для всех глаз, свет учения встал для всех умов».
«Мы хотим настоящей цивилизации, которая не оставляет позади себя большинство людей, цивилизации, которая не будет делом и выгодой для некоторых, а такой, к которой все призваны и в которой все одинаково принимают участие».
«Наше общество не проповедует никакой особенной доктрины политической, религиозной или философской. Его задача – высшее образование народа и его эстетическое воспитание. Оно воздерживается от всякого прозелитизма и исключает только исключения. Оно не хочет, разделяя и озлобляя умы, воспитывать членов партий; оно хочет воспитывать людей, соединяя их в искреннем искании истины и добра, в наслаждении прекрасным. Дух, оживляющий нас, – свободный дух».
«Часы досуга рабочего, чиновника, крестьянина – самые скучные и опасные часы для них; а между тем их можно употребить не только приятно и достойно, но и воспользоваться ими для своего развития физического, умственного и нравственного, т. е. для социальной эмансипации».
«Мы противопоставим свои народные университеты кабакам и cafe-concert’aм.
Народный университет должен заключать в себе:
1. Залу для лекций и курсов для высшего образования.
2. Залу для курсов отдельных обществ для второклассного обучения.
3. Вечерний музей с реальными промысловыми профессиональными курсами.
4. Залу для спектаклей.
5. Залу для фехтования и гимнастики.
6. Залу ванн и душей.
7. Салон для беседы.
8. Библиотеку, всегда открытую.
9. Лабораторию.
10. Кабинет для консультаций врачебных, юридических и экономических.
11. Аптеку.
12. Ресторан трезвости (tempérance).
13. Несколько меблированных комнат для отдачи внаем молодым людям всех сословий.
14. Образцовую школу для народных воспитателей.
15. Справочное бюро и т. п.»
«Мы надеемся организовать в хорошую погоду научные и эстетические экскурсии, посещения музеев или просто дружеские прогулки. Университеты будут распространять свое влияние и на семейства своих членов, на их жен, детей, подмастерьев, слуг. Они будут стараться не только об улучшении их положения с помощью всякого рода союзов, но будут стремиться и к облагорожению и улучшению домашнего очага. Деятельность университета в этом смысле будет предоставлена дамам, состоящим в комитете. Наше обучение будет сердечное. Его сила, плодотворность и могущество будут заключаться в том, что в наших университетах народ будет чувствовать себя дома, в семье, в кругу искренних друзей. Мы обратимся к душе. Преподавание наше будет жизненно. Мы сольемся с народом в его удовольствиях, в его трудах, в его страданиях. Молодым поколениям мы дадим таким образом побуждение к деятельности и смысл жизни, который возвысит их. Мы восстановим социальное согласие, водворяя справедливость. Желая создать людей покорных, создают возмущающихся; мы хотим воспитать людей свободных с здравыми суждениями, хотим во всех развить привычку к размышлению и критике. Но общество наше не будет ждать возможности сделать все, что оно хочет, и будет делать то, что оно может. Оно примется действовать сейчас же, постоянно и всякими путями. Это будет лучшим свидетельством его жизненности и силы. Оно должно будет не терять из виду того, что главная задача его – устройство образцового народного университета, настоящего дворца для народа. Это самое трудное. Но раз возникнет один такой университет, остальные явятся всюду. Франция – страна энтузиазма. Дело нуждается в больших средствах и особенно в большом количестве преданных ему людей. Мы уверены в том, что не будет в них недостатка. Впрочем, мы рассчитываем привлечь их сочувствие и их усилия к нашему делу не тем, что мы будем говорить, а тем, что мы будем делать».
«Общество наше есть общество деятельности, деятельности терпеливой, методичной, упорной и глубокой. Оно соединится со всяким школьным союзом, который будет ему предложен обществом обучения. Если же это предложение не последует, оно возьмет на себя инициативу, как только это будет возможно. Стремления общества разбросаны, надо их свести к одному и дать им организацию. Мы выработаем мало-помалу, с помощью всех, методу народного образования.
Состав комитета:
Председатель: г-н Габриэль Сэайль, профессор Сорбонны.
Вице-председатели: г-н Дельбэ, директор свободной коллегии социальных наук, и г-н Анри Мишель, профессор Сорбонны.
Главный секретарь: г-н Жорж Дегэрм.
Комитет пропаганды считает в рядах своих избранное общество литераторов и пишущих женщин, публицистов, профессоров, инспекторов университета, военных в отставке и т. д. Это все те лица, имена которых мы привыкли видеть во главе всякого великодушного и демократического предприятия. Несколько выдержек из устава познакомят с характером и задачей основанного общества.
1. Общество народных университетов основано для того, чтобы организовать и развивать высшее образование и нравственное воспитание народа во Франции.
2. Общество предполагает основать по народному университету в каждом большом городе Франции и прежде всего в Париже; оно предполагает везде организовать группы для высшего народного образования, издавать лучшие лекции и распространять их, основывать библиотеки, читальни и передвижные музеи для всех существующих групп.
3. Общество не имеет никакого характера политического и религиозного.
4. Наименьший годовой взнос – шесть франков.
Местопребывание общества находится в Париже, 17 ruе Paul-Bert».
Этическое преподавание
Анекдоты и биографии, особенно для младших детей, очень полезны. Но их недостаточно для того, чтоб дать понять детям отношения, которые соединяют их с их ближними. Конечно, рассказы о хороших поступках, о великих деяниях, совершенных другими людьми, всегда подействуют на сердце; но не надо слишком долго занимать детей рассказами о том, что делали другие. Надо показывать им, как сами они могут быть любящими и великодушными и как часто это бывает трудно. Способность проникать в души других приобретается навыком и упражнением. Учитель должен воспользоваться для этого детскою наблюдательностью, развивать ее и направлять на людей, вместо того, чтоб останавливаться исключительно на животных и растениях. Только таким образом ребенок почувствует все тонкие красоты Евангелия. Вот пример. Детям на уроке Закона Божия говорят, что Иисус Христос дружил «с мытарями и грешниками». Дети озадачены. В школах сторонятся от лентяев и непослушных. Разве учителя и родители не советуют им сторониться от сидящих «на последней скамейке»? – Я спросил как-то детей: «Есть ли у вас в классе дерзкий, невоспитанный и ленивый ученик?» – «Есть». – «Как же вы относитесь к нему?» – «Мы не говорим с ним и не играем с ним; мы даже не смотрим на него!» – «И вы думаете, что он сделается от этого лучше?» Дети погрузились в размышление. «А не думаете вы, что он сделается еще более дерзким? Разве каждому из вас не нужна дружеская рука, доброе ласковое слово, как цветку нужно солнце?» Я постарался дать детям почувствовать, каково должно быть душевное состояние мальчика, от которого все отвернулись, и был обрадован, когда они, по собственному побуждению, придумали и предложили действительные средства для того, чтобы исправить своего товарища. Теперь им будет понятно и то, почему Христос искал общества мытарей и грешников.
Школьная жизнь представляет много случаев для пробуждения такта и психологической наблюдательности. Начиная с отношения детей к учителю. Как живет этот человек, что он ощущает, когда изнемогает под тяжестью непослушания своего класса? Какими знаками внимания, какой деликатностью может класс выразить свое почтение к тяжелому призванию этого человека?
У детей столько же склонности к этим добрым чувствам, как и к дурным шалостям. Надо только не поощрять их небрежность и показывать им, сколько человеческого счастья им доверено.
Мы говорили также о борьбе с пьянством и о различных формах нравственного спасания людей. Как, например, спасти гневливого человека, находящегося во власти этой ужасной страсти? И здесь надо жертвовать собою, то есть владеть собою и подавать пример терпения. Как спасти лжеца? Стараясь из всех сил заставить его говорить правду. Все это особенно важно для детей, которым приходится воспитывать своих младших сестер и братьев.
Самое главное – никогда не пытаться действовать на детей отвлеченными моральными истинами, а представлять им примеры, сравнения, факты из действительной жизни. У меня в классе были дети евреев, христиан и свободно мыслящие. При таких условиях было легко учить их терпимо относиться к тем, кто думает иначе, чем они. С этой целью я говорил им о культе «Скрипада» (святые следы шагов Адама на Цейлонском пике). Этот след ступни на камне служит предметом культа самых разнообразных религий. Буддисты говорят, что это след ноги Будды, явившегося туда затем, чтоб разогнать сонмище нечистых духов. Браманисты учат, что Шива ступил сюда в момент своего вознесения на небо. По арабской легенде, это след Адама. Португальцы думают, что это след св. Фомы; китайские богомольцы Цейлона – что это след первого человека, Тван Коа. Представители этих различных религий стекаются группами богомольцев на вершину горы, где стоит общий храм, охраняемый буддистскими священниками. Это изображение мирного божественного культа, совершаемого разными нациями и разными религиями, сильнее действует на детей, чем всякие увещания о терпимости.
Учитель постарается только заставить детей самих давать объяснение. – «Если человек, поднявшись на вершину, не войдет в храм, а сядет на скалу и будет любоваться чудным пейзажем, можно ли назвать его за это менее благочестивым, чем другие?» Начиная с этого, можно перейти к гонениям на христиан и евреев, к судам над еретиками и к религиозным войнам. Исторические факты не должны быть представляемы детям разбросанными и без связи; они должны с детства запечатлеться в их уме, как нравственные идеи. Надо побуждать детей к тому, чтоб все, что они узнают, содействовало укреплению и очищению их совести.
Особенно действительны сравнения из жизни природы, когда детям указывают на глубокое родство, которое связывает существование человека с жизнью природы и на удивительную концентрацию космических сил в душе человека. Говоря о самообладании, мы прежде сказали о разнузданных элементах и о побежденных силах природы, присоединив к этому известное стихотворение Шиллера («Песнь о колоколе»), потом мы сказали о некоторых чудесах пара и электричества, о роли динамита при устройстве туннелей. Затем мы перешли к непобежденным силам человеческой души, к обычаю мести и vendett’ы. Мы говорили о благодетельном действии общественной жизни на эти инстинкты, побеждаемые милосердием и альтруизмом. Я прибег к следующему сравнению. Старые скрипки великих скрипачей устроены в самых тонких частях таким образом, что даже самый грубый удар смычка в руках неискусного скрипача не мог вызвать из них резкого звука. Так и наша душа: снабдив ее добрыми мыслями и чистой волей, мы можем быть уверены в том, что она будет отвечать великодушными чувствами даже и на грубое прикосновение к ней.
В другой раз я взял предметом урока тему «Это мелочи!». Я начал с того, что показал детям несколько микроскопических препаратов и рассказал им об образовании коралловых рифов, созидаемых крошечными микроскопическими животными. Я напомнил им о разрушительной роли, которую играют в человеческой жизни бактерии. Наконец, я обратил внимание на то, как необходимо следить за мельчайшими вещами и в нашей жизни, так как и всякая мелочь прибавляет что-нибудь к добру или злу нашей жизни. Я дал им понять, что дурное действие злого слова или грубого суждения не прекращается; я привел в пример не только сплетни и клеветы, но и события из всеобщей истории. Я напомнил им некоторые случаи из антисемитской борьбы во Франции и в Алжире и указал на то, какую ответственность принимает на себя тот, кто публично заявляет жестокие и немилосердные мнения, считая это пустяком и мелочью.
Из этих кратких указаний ясно, что светское этическое обучение не суше, чем сама жизнь, и что это обучение нисколько не претендует ни прибавить к древней философии что-нибудь новое, ни заменить ее, но стремится только приложить ее наставления к действительной жизни и к разнообразным людским отношениям, как говорит Иеремия Готхельф, верующий христианин: «Я знал десять заповедей. Но к чему знать десять заповедей, если не знаешь духа своих способностей, слабостей и если не знаешь, что в жизни зло и дурно? Многие люди знают по имени добродетели и пороки, но не узнают их, встречая их в жизни, и еще менее узнают их в своей душе. Мне кажется, что география нашего сердца так же нужна нам, как география Шпицбергена; а наука и история человеческой души так же важна, как и история наслоений земли или трех сыновей Ноя. Все, что видимо и осязаемо, должно преподаваться детям. Но им не дают ключа, открывающего царство духа, – не дают познания собственной души».