[7], и осуществление его отчасти может зависеть от степени доверия Вашего, Государь, к моей личности, то если Ваше Величество можете допустить, чтобы я, именно я, с душою, пережившею давно былое, с душою, пережившею 1-е марта[8] и живущею теперь, мог даже невольно, необдуманно, обратиться к Вам, Государь, с чем-либо, где личный интерес набрасывал бы тень на святость задуманного дела, тогда предайте, Государь, уничтожению все здесь писанное. Если же, напротив, Бог дозволит, чтобы Вы уверовали, что теперь, после пережитого, могут быть люди, им перерожденные и живущие только в Вашем трудном и обремененном святыми заботами духовном мире, тогда удостойте прочитать нижеизложенное, по твердому моему убеждению, достойное Вашего, Государь, внимания.
Впрочем, как Вы изволите усмотреть из прилагаемой записки, одна из главных причин проектируемого начинания заключается в сознании для себя долгом не доверять своим силам и своей личности в нынешнее время и в таком важном и священном деле, как отстаиванье интересов порядка и власти пером и печатью. Вследствие этого сознания я делаю попытку устранить от моего издания с одной стороны личные интересы, а с другой все недостатки и слабые стороны, происходившие от единоличного заведыванья охранительным органом печати, тем более нужную, что «Гражданин» есть в Петербурге единственный орган самостоятельно преданный порядку безусловно. Имеется в виду из этого журнала сделать орган кружка авторитетных и опытных людей, безусловно надежных[9][10], коему как постоянному руководительному совету я принимаю на себя обязанность подчиняться. Одновременно имеется в виду привлечь наибольшее количество талантливых писателей и сделать из «Гражданина» издание с одной стороны выдающееся по живому интересу, богатому содержанию, привлекательным сторонам (сильные статьи, романы, критика, картины), а с другой стороны общедоступное по цене, с шансами на успех между средними образованными сословиями, которое могло бы незаметно и постепенно вырывать читателей у других изданий с сомнительным направлением и служить орудием пропаганды порядка и порядочности против пропаганды и печати беспорядка.
Для осуществления этой безусловно нужной теперь цели потребна на первые два года денежная помощь, ибо надо уплачивать большие гонорары писателям и художникам и держать издание в невысокой подписной цене. Частные поддержки неудобны именно для консервативного органа, ибо, ставя оное в зависимость от капризов жертвователей, могут вредить цельности, твердости и строгости направления. Предпочтителен путь прямой и честный временной поддержки от правительства, но безусловно и строжайше тайный, дабы ни малейшим намеком не могло быть правительство скомпрометировано в арене борьбы печати с печатью. Как достичь этой тайны и блюсти ее, во избежание печальной участи «Берега»[11], изложено в записке.
Затем во избежание малейших сомнений на счет употребления с пользою просимой поддержки, то лицо, которое выдаст мне сумму, положим, министр внутренних дел, получает от меня же отчет в расходах по ней; а редакционный совет контролирует содержание издания и мое перо, и таким образом двойная отчетность, денежная и духовная, являются порукой того, что помощь правительства не компрометируется. А польза для интересов консерватизма может быть огромная. Устроится наконец что-нибудь цельное и прочное за порядок!
Засим остается прибавить, что я говорил об вопросе о денежной помощи только с одним министром внутрен[них] дел[12]. Как сказано в записке: жаль, ужасно жаль не воспользоваться нынешнею минутою – она не повторится – для дружного напора на печать беспорядка. А одинокие усилия, увы, бессильны.
С чувствами, не нуждающимися, Государь, в определении – остаюсь чем был и есмь
Вашего Величества
верноподданный К. В. Мещерский
12 октября 1882 года
Если последует одобрение на сии мысли, и Ваше Величество изволите переслать эту записку к гр. [Д. А.] Толстому, то об одном дерзал только просить: о подтверждении хранить тайну, ибо в ней залог успеха, а в разглашении вред интересам правительства.
Все говорят о вреде, и страшном вреде, который приносит либеральная или безнародная печать, все говорят о миллионах, потраченных на этот вред в печати в течение двадцати пяти лет, все говорят об опасностях, грозящих власти и России от разнузданности и враждебности к идее Самодержавия этой печати, все говорят о необходимости не только карать печать злонамеренную, но противодействовать посредством усиления печати благонамеренной, но, увы, доселе, с грустью приходится сознаться, печать беспорядка всесильна и богата, а печать порядка бессильна и убога.
Мысли, ниже излагаемые, суть опыт из области слов перейти к делу и устроить нечто осмысленное и цельное в виде издания такого, которое могло бы с одной стороны быть органом консервативных начал, а с другой привлечь к себе заманчивыми сторонами возможно большую читающую публику из той части общества, которую теперь завлекают и увлекают разные дешевые, но гнилые издания.
Еще в прошлом году я советовал графу [Н. П.] Игнатьеву сделать две попытки: одну – сельской газеты для крестьян, другую общедоступного журнала, с участием лучших писателей и с картинами и с статьями строго консервативного направления, в подражание распространенному в баснословных размерах 75 000 подписчиков журналу «Нива»[13], к стыду нашему в руках немецкого подданного. Мысль была такая: незаметно интересным чтением, хорошими рассказами, сильными и прочувствованными статьями, мало помалу производить пропаганду порядка и заставлять людей привыкать к звукам консервативной речи так же охотно, как теперь они привыкают к звукам речи либеральной.
Первая мысль о крестьянской газете осуществилась, хотя, к сожалению, далеко не так, как полюбилось бы такое издание народу, который в чтении любит рассказы о святых, о церковном, о царях, о военных подвигах, людях и событиях[14]. Вторая мысль замерла.
А между тем она важна и нужна, и именно теперь более чем когда-нибудь. Тогда, предоставленный самому себе, я решился прежде всего приступить к возобновлению «Гражданина» в виде опыта, дабы знать: 1) есть ли в обществе действительно реакция или склон к порядку, 2) есть ли кружок лиц, на который можно рассчитывать как на ядро для развития из него дальнейшего круга консервативных единомышленников и 3) могу ли я, то есть способен ли я повести дело, за которое берусь? Вопросы эти я очевидно поставлял для того, чтобы иметь данные для будущего, в виду осуществления мысли об общедоступном журнале, замершей в прошлом голу. Опыт дал с января по конец октября несомненно веские данные. Опыт был интересен. Во-первых, возобновлялось издание, вследствие его резко консервативного направления крайне непопулярное и многим ненавистное, во-вторых, возобновлялось издание без личных сил и средств. Произошло вот что. С 700 подписчиков в январе цифра дошла до 1500; ненависть и брань, пробудившиеся снова, доказали, что журнал с идеею Самодержавия в основе имеет силу и значение, ибо будь он без силы, не бранили бы! Но рядом с этим, сказалось, увы, и другое. Хотя, благодаря Бога, удалось издание улучшить, но вынужденное неимением средств одинокое ведение дела значительно повлияло в начале на успех издания. Явились такие недостатки и промахи в ведении дела, которые могли бы испортить все начинание, и единственный орган консерватизма в Петербурге уподобить булыжнику медведя в басне [И. А.] Крылова[15].
Но и тут Бог помог. К концу года ряд усилий и трудов привел к образованию известного кружка даровитых сотрудников. «Гражданин» как политическая газета стал на ноги, и если с одной стороны по мере его улучшения усиливается к нему ненависть противников, то с другой стороны зато ясно стало, что на известный процент образованного общества можно рассчитывать и что невзирая на многие мои недостатки и промахи я способен вести дело журнала, но при известных условиях.
Главное из этих условий было и есть обеспечение мне и журналу прочного руководительства, то есть постоянного состава или кружка авторитетных людей, которым я бы подчинял себя и свое падкое на промахи увлечения перо.
Но как это сделать?
Вот тогда с опытом уже 3/4 года в руках я вернулся, и счел себя в праве вернуться, к прошлогодней мысли об издании общеинтересного и общедоступного, но строго консервативного журнала с известною помощью от правительства.
Мысль эта не новая. В 1879 году она осуществилась в виде газеты «Берег»[16]. Но именно полное фиаско этого опыта дало точные указания на то, как опасно этою помощью правительства пользоваться неумело, и на то, что следует делать и чего надо избегать, чтобы помощь эта могла оказаться полезною и плодоносною. Опыт «Берега», получившего более ста тысяч рублей на год, неопровержимо доказал, что будь сделано все противоположное тому, что он сделал, и что с ним было сделано, получились бы и результаты противоположные, и вместо фиаско был бы успех.
Во-первых, основана была большая, дорогая, ежедневная новая газета. Это была огромная ошибка. Сразу потребовалась большая сумма, сразу потребовалась масса людей, сразу на газету накинулись и разорвали на клочки, сразу Цитович, никого и ничего не зная в Петербурге, очутился в самом фальшивом положении: с одной стороны роскошь обстановки, с другой полное одиночество, бессилие, безлюдие и в добавок недостаток подписчиков, ибо цена газеты дорогая: некому подписываться.