становятся полнее, ну а души людские — они опустошаются. Вот бы оттрепать попов — ведь сделали же это в Бельгии! С ними так и следует поступать: от шарлатанов только одно зло.
Ну, а что ты скажешь о Галанеке?[27] Затея ударила его по карману, но он носился с нею, как курица с яйцом! Я заработала у него на этом несколько кувшинов пива, и, клянусь, — пиво превосходное, по общему мнению — лучшее в Праге. Сейчас он занялся изданием классиков; мне он предложил перевести что-нибудь с русского или с немецкого. На русском тут в прозе ничего нет, кроме «Недоросля» и «Ревизора», я прочла обе пьесы, но они не так подходят нам, как русскому зрителю. Поэтому мне пришлось взять «Тартюфа» Гуцкова. Тут ханжа, волк в овечьей шкуре — отличная пьеса для нашего народа. Я сделаю ее с особым старанием. Он принес мне ее из театральной библиотеки с подписью самого Месцери[28] и с большими купюрами, сделанными полицией (пьеса у них поперек горла стоит). Галанек хочет, чтобы она шла уже в октябре, и поэтому мне следует поторопиться.
[...] Отвечай поскорее — я надеюсь, что ты это письмо получишь. Оплатить мне его нечем. Я и дети целуем тебя многократно. Будь здоров и помни
БН.
11. МАТИЮ МАЙЯРУ[29]
21 октября 1857 г.
Ваша милость!
Не могу не воспользоваться случаем, чтобы не написать вам и не поблагодарить за сказки. Они доставили мне огромное удовольствие. Я уже перевела их для педагогического журнала «Школа и жизнь». Насколько я могу судить, ни у нас, чехов, ни у мораван и словаков нет сказок, подобных тем, что вы мне прислали. Какое удивительно красивое и благородное понимание природы находишь в них!
... Очень хорошо описаны детские игры; некоторые из них, например, «Железный мост», есть и у нас, но играют немного иначе. Перевела я также из «Бчелы»[30] — «Королеву змей», а из «Новостей» — «О посте и пасхе», все для «Школы и жизни». Если вы не получаете этот журнал, я пошлю вам его, когда он выйдет, хотя бы только его литературную часть. Я с удовольствием перевела бы больше сказок, из числа тех, что были в «Бчеле», но у меня нет словаря — только словарь Мурко 1833 года издания, как известно, далеко не полный. О роеницах я читала в «Новостях» и удивилась, что у вас до сих пор сохраняется поверье, которое теперь редко где встретишь. У нас помнят пророчицу Сивиллу, и еще по сию пору пользуются успехом старухи гадалки, которые гадают о потерянных вещах, заговаривают болезни и тому подобное. Я думаю, что все те бабушки и кумушки из наших сказок, которые присутствуют при рождении ребенка, наделяют его счастьем, красотой и оберегают его жизнь, — это и есть ваши роеницы. В Словакии же их и сейчас именуют вестицами, считается, что они живут в лесу, и простой народ почитает их.
Сейчас я работаю над словацкими сказками; некоторые из них имеют своеобразный характер, свидетельствующий об их старинном происхождении. Как только появится первый выпуск, я осмелюсь послать его вашей милости.
Муж привез мне два экземпляра написанных вами «Правил», один я оставила себе, а другой передала профессору Гаттале, который пожелал иметь их у себя. Он издал сейчас «Слово о полку Игореве» с текстом оригинала, с переводом и комментариями. Это весьма обстоятельный труд. Он сказал, что пошлет вам несколько экземпляров. А что, в «Правилах» пословицы, поговорки и народные изречения только словенские? Или же вы переводили их и с других славянских языков? Не могли бы вы составить какую-либо грамматику для школы, в особенности для школы начальной, а к этому еще и книгу для чтения? Школы — это сейчас самое главное! Необходимо, чтобы наша молодежь стала другой, — в ней одной все наши надежды. Я бы очень порадовалась, если бы вы обогатили славянскую литературу сборником народных песен, сказок и обычаев Зильского края; но особенно бы я хотела увидеть описание праздника Ивана Купалы. У нас эта ночь проходила торжественно, много было связано с ней поверий, возжигали костры, но теперь что-то запрещено, что-то забылось; только в горах еще веселятся вовсю, там есть и особые «купальские» песни. Я собираюсь выпустить небольшой сборник детских сказок, игр и песенок, и мне хотелось бы, чтобы в нем был представлен фольклор нескольких славянских народов. Прошу вас, если вы имеете в запасе какую-нибудь сказку, детскую игру или песенку, не забывайте обо мне и моем сборнике! Мы, славяне, должны лучше знать друг друга, мало между нами подлинной взаимной любви; если бы мы лучше знали друг друга, то и больше любили бы. А где любовь, там бог, а если бог с нами, кто тогда будет против нас! Мое самое пламенное желание состоит в том, чтобы мы стали одним целым. Мне, конечно, уже не дождаться того, но я не пожалею сил для достижения этой цели.
Однако пора кончать письмо; не знаю, разберете ли вы его. Я мало упражняюсь в кириллице, кроме тех редких случаев, когда немного занимаюсь русским или сербским языками. Чтобы вы лучше меня поняли, я держу перед собой ваш алфавит[31], но вижу сама, что получилась какая-то каша. Надо, чтобы каждый знал славянскую азбуку. Если вы сможете прочесть, что я написала здесь, то я всегда буду писать вам так и надеюсь, что дальше будет лучше.
С искренним дружеским приветом и в надежде на вашу симпатию остаюсь вашей приятельницей.
Божена.
Да благословит нас господь!
В золотой Праге, 21 октября 1857 г.
12. ВУКУ СТЕФАНОВИЧУ КАРАДЖИЧУ[32]
26 февраля 1858 г.
Милостивый государь!
Предполагая, что вам известна чешская литература, смею думать, что, может быть, вам знакомо и мое имя, хоть я и занимаю в нашей литературе весьма скромное место. Кроме нескольких рассказов — по большей части это картины жизни нашего сельского люда, я занимаюсь обработкой народных сказок, собиранием песен.
Сейчас выходит собрание словацких сказок, частью записанных мною самой, частью позаимствованных из присланных мне рукописей. После словацких сказок я стала бы с удовольствием переводить изданные вами «Србске народне пріповіјетке», если вы мне позволите. Я делаю это не из материальных соображений, что было бы и напрасно у нас, потому что кто посвящает себя чешской литературе, тот должен работать из любви к делу, не ожидая ни денег, ни славы! Я тружусь только ради сближения славян. Важно, чтобы мы все больше узнавали и любили друг друга, потому-то я и хочу познакомить моих соотечественников с прекрасной поэзией наших братьев сербов.
Настоятельно прошу вас дать мне разрешение на перевод, и если вы не откажетесь внять моей просьбе, я бы очень просила, чтобы вы не посчитали за труд дать мне это право в письменном виде.
Пани Петровичева, урожденная Юнгманова, просила меня почтительно кланяться вам от нее и от барышни. Надеясь на вашу любезность и расположение ко мне, остаюсь преданной вашей почитательницей.
Божена Немцова.
В Праге, 26 февраля 1858 г.
Ржезницкая улица, номер 1360-П.
13. ВАЦЛАВУ ЧЕНЕКУ БЕНДЛУ[33]
6 марта 1858 г.
Не сердитесь, Вацлав! Если бы вы только знали, как я загружена работой, вы простили бы мне, что я так долго не писала, хоть и собиралась отвечать тотчас же. Хотите верьте, хотите нет, но я и шагу из дома не делаю, а если выхожу, то только в тех крайних случаях, когда дело настолько важное, что его нельзя поручить никому другому. Я работаю по целым дням и каждую ночь сижу до двух часов. Таким образом я написала несколько очерков; сказки тоже потребовали массу работы, причем не столько само написание, как корректура. Я держу ее уже в третий раз, а ошибок все еще столько, что просто неловко! Для сербских потребуется и новый шрифт. Я совсем не думала, что словацкие сказки будут пользоваться таким спросом, но уж если сам Шалек[34] говорит: «Der Absatz ist sehr gut»[35], значит это чистая правда. А ведь ребятишки в Праге уже лопочут по-словацки! Когда выйдет все до конца, Шалек даст часть тиража переплести так же богато, как и произведения немецкой поэзии.
Мне давно уже хотелось поговорить с Шалеком об издании Пушкина в вашем переводе, а теперь, когда вы сами об этом просите, я это сделаю. Он был бы и не прочь, но только в том случае, если вы не потребуете большого гонорара. Дело в том, что он сомневается, будет ли спрос на стихи, но чешская литература его весьма интересует. Если вы не станете настаивать на большом гонораре и согласитесь получить его книгами, я попробую соблазнить его этим. Было бы только начало положено, а когда он увидит, что книгу покупают, то согласится напечатать еще что-нибудь. Поэтому просмотрите рукопись еще раз, отшлифуйте ее, сообщите свои условия, и тогда я поговорю с ним уже серьезно. Я сказала, что сама принесу рукопись. Не будем никому ничего говорить, пока самим не станет все ясно, тогда мы это торжественно отпразднуем, а я уж позабочусь, чтобы по всему свету раструбили. Впрочем, Пушкин сам за себя говорит, а вы достаточно хорошо известны как его переводчик. Итак, готовьтесь, Вашек! Посылать все сразу — «Пленника», «Фонтан», «Мазепу» и прочее — совсем не обязательно. Если он возьмется за это издание, я буду так счастлива, словно это мой собственный труд. Поверьте, ведь я стараюсь лишь ради сближения славян. В журналах все это растворится, но книга (а он должен издать ее хорошо) привлечет к себе внимание.
Так значит «Хороший человек» вам понравился? Я тоже довольна своим «дядюшкой». А теперь послушайте, что я скажу: после продолжительного отсутствия у нас появился пан Штулец! Удивил же он меня! Он стал благодарить меня, говорил, что я доставила ему большое удовольствие, и все время глаза в восхищении закатывал. Наконец я поняла, что он в прошлое воскресенье удосужился наконец прочитать «Горную деревню», и так был потрясен, что в понедельник, не мешкая ни минуты, отправился ко мне, желая сказать, что «Горная деревня» выше «Бабушки», что это первый чешский роман и все прочее по сравнению с ней только сор, в том числе и «Мечтание» Сабины. А дело было в том, что он вознамерился писать о чешской беллетристике, стал читать, и «Горная деревня» его от головной боли избавила. Мне было приятно услышать это: ведь еще никто так не говорил. Да и в самом деле, «Горную деревню» никто не понял как следует, а что касается образов и идей, я тоже ставлю ее выше «Бабушки». Мешает немного диалект, но он там необходим.