Северин давно не слышал ее, но ему нравилась ее безупречная простота, струящиеся жемчужины непрерывных шестнадцатых нот, которые дарили покой и чувство безопасности.
Северину хотелось и того и другого, он мечтал искупаться в этом звуке и – не задумываясь – шагнул в палисадник. С оттягивающими руки пухлыми полиэтиленовыми пакетами из супермаркета и рюкзаком, заштопанным в стольких местах, что он был скорее лоскутным, чем оригинальным. Признаки бедности, которой люди так боялись, словно это заразная болезнь.
Чем дольше Северин стоял в палисаднике, тем грустнее ему становилось, потому что пианино немного расстроилось, а некоторые ноты звучали нечисто.
– Извините за беспокойство! – крикнул Северин, направляясь к террасе. – Здравствуйте!
Пианино смолкло, и в дверном проеме возникла женщина. На вид около пятидесяти, темные волосы заплетены в венок, платье с крупными складками, которое, как и ее блестящие туфли, подошло бы для новогоднего концерта.
– Немедленно сойдите с газона! Мы не подаем!
– Вы замечательно играете.
– Спасибо, но… пожалуйста, уходите сейчас же!
– К сожалению, ваше пианино расстроено.
– Что?
– Не сильно. Всего три клавиши.
– Спасибо за подсказку. – Хозяйка дома собралась закрыть дверь.
– Знаю, что по моему виду не скажешь, но я настройщик пианино и могу быстро починить ваш инструмент. – Северин заглянул в лицо, кажется, такое же расстроенное, как и пианино. – Извините, глупая была идея. Желаю вам приятного вечера.
– Подождите. – Женщина обернулась и крикнула вглубь дома: – Пауль, подойди, пожалуйста, сюда!
– Мам, серьезно, – раздался голос со второго этажа. – Ты же знаешь, что я играю в Playstation!
– У нас в саду какой-то мужчина. Он хочет настроить пианино.
Буквально через несколько секунд за спиной празднично одетой матери послышался голос Пауля.
– Опять играешь в оперный бал? – Он появился в дверном проеме, на две головы выше своей мамы и, в отличие от нее, неуместно одетый для оперного бала: в застиранную футболку и боксерские шорты. – Ого, какой ухоженный бомж.
Северин поставил один из пластиковых пакетов на землю и запустил в него руку.
– Смотрите: настроечный ключ, демпфер, обратный пинцет, войлочные полоски и тюнер. И это не займет много времени.
Он так и не расстался со своими инструментами, без них Северин чувствовал себя неполноценным.
Несмотря на то, что случилось в последний раз, когда он настраивал с их помощью пианино.
С тех пор он не использовал их, даже не держал в руках. Они были реликвиями той жизни, которая осталась далеко в прошлом. Но он не мог смириться с таким уровнем расстройки.
– По-моему, твое пианино звучит суперски, мам.
– Любое пианино, – объяснял Северин, который воспринимал инструмент как раненое животное, которому срочно нужно помочь, – со временем расстраивается. Однако распознать это не так-то просто. Наш слух привыкает к меняющемуся звучанию. По той же причине некоторые годами не задумываются о настройке пианино. Хочу дать вам совет на будущее: следите за повышенной влажностью воздуха. Например, заведите несколько комнатных растений. Пианино будет вам за это благодарно.
– Не думаю, что этот парень притворяется, – заявил Пауль. – Сколько он просит за настройку?
– А сколько вы хотите за работу? – уточнила мать Пауля.
– Это неважно. Сколько бы вы мне ни дали, меня все устроит.
– Но только без глупостей! Мой сын занимается боевыми искусствами!
– Мам, я тебе тысячу раз говорил, что йога…
– У меня и в мыслях нет никаких глупостей, – заверил ее Северин. В его голове было полно глупостей, однако все они касались исключительно его самого.
– Мы будем за вами присматривать!
Северин кивнул. Недостойный доверия, вот он какой. Именно поэтому они держались от него на расстоянии, когда он входил в дом.
В гостиной повсюду горели свечи.
– Я устроила себе красивую атмосферу, – виноватым тоном объяснилась мама Пауля. – Вам достаточно света?
– Я все равно закрываю глаза во время работы.
Черное полированное пианино стояло рядом с искусственным камином, который мерцал в соответствии с заданной программой, совсем как настоящий.
Северин положил пакеты и рюкзак рядом с пианино и открыл его.
Его родители мечтали, чтобы он стал пианистом. Но на первом же уроке он отказался играть, потому что ноты не чистые… высказывание, за которое плоховато слышащая учительница оттаскала его за уши. Правда, от этого ноты не стали звучать чище. Северин убежал и спрятался за церковью, где его только поздно вечером нашла заплаканная мать и еще раз оттаскала за уши. А ведь они совершенно не виноваты в ужасно нескладных звуках. Но за долгие часы тревожного неподвижного ожидания в нем успело созреть желание навести порядок в звуках этого мира. Северин хотел, чтобы все звучало так, как должно. И чтобы больше ни одного ребенка за это не дергали за уши.
Хорошая настройка пианино занимала полтора-два часа. Отклонения в тональности определялись с помощью тюнера и исправлялись посредством ослабления или натяжения струн настроечным молоточком. Кроме того, процесс включал в себя регулировку глубины нажатия всех клавиш, а также мелкий ремонт, например, заедающих клавиш или скрипящих педалей.
Пальцы Северина ложились на белые и черные клавиши так нежно, словно он прикасался к трусливому оленю, который вот-вот испуганно исчезнет в лесу.
– У вас хорошее пианино, – отметил он.
Затем прикрыл веки, сыграл первую ноту и позволил ей угаснуть. Мгновение в его мире не существовало ничего, кроме этого единственного звука. Северин всегда любил эту простоту. Если нота расстроена, она, казалось, сама стремилась в том направлении, где зазвучит чисто и свободно. А Северин был счастлив помочь ей туда попасть.
Наверное, это знак судьбы, раз он вернулся к своему призванию, впервые оказавшись в этом месте. Здесь, где встретил ту женщину у изгиба реки. Кати Вальдштайн.
Северин все так же испытывал стыд за тот кошмар, который случился, когда он в последний раз настраивал пианино. Но счастье от того, что он наконец-то снова мог исполнять свое предназначение, затмевало это мрачное чувство.
Северин брал ноту за нотой, напрочь забыв о времени. В конце концов дошел до последней и привел ее в состояние, в котором она зазвучала идеально.
Он снова открыл глаза.
– Ни одна музыка не сможет звучать по-настоящему, если отдельные ноты звучат неправильно. Даже одна диссонирующая разрушает всю мелодию. Только чистые тона способны создать идеальный звук. – Северин встал.
Пауль сел за пианино и небрежно нажал несколько клавиш.
– Действительно звучит лучше. – Он сыграл нечто, что, по всей видимости, считал аккордом. – Рок-н-ролл!
Его мама огляделась по сторонам.
– Куда я положила свой бумажник?
– Наверное, лежит в прихожей, мам. Как обычно. Могу я теперь вернуться наверх?
– Подожди секунду, пока мужчина не уйдет. – Женщина исчезла на мгновение и вернулась с купюрой в руке. – Вот, десять евро. Но не тратьте на алкоголь! Или на наркотики!
Северин не мог позволить себе не взять деньги.
– Спасибо.
– Это я должна вас благодарить.
По пути на выход он краем глаза заметил на полке для обуви буклет о новых техниках окрашивания волос. В белом прямоугольнике стояла синяя печать парикмахерской, перед которой он встретил Кати.
Это не могло быть совпадением. Это еще один знак того, что судьба направляет его в нужную сторону.
– Вы знакомы с Кати? Из парикмахерской «Роза»?
– Кати там не работает, она госслужащая. А стрижками занимается просто так. На днях о ней писали в газете. У них есть раздел под названием «Наши негласные героини». Кто бы мог подумать, что одна из них живет за углом и ты иногда сталкиваешься с ней в булочной по утрам!
– Кати живет здесь?
– Да, на Вайнбергштрассе. – Она указала направо. – Отсюда не больше ста метров. А вы один из клиентов Кати… ну конечно, иначе у вас не было бы такой модной стрижки.
– Мам, я хочу вернуться к игре!
– Мужчина уже уходит. – Хозяйка открыла дверь. – Приятного вечера.
– Да, и вам.
Закрывая дверь, женщина впервые улыбнулась ему как нормальному человеку.
Через две минуты Северин уже находился на Вайнбергштрассе. А еще через три минуты после этого стоял перед оранжевым «жуком» Кати.
Небольшой дом с зелеными ставнями почти полностью зарос плющом, который вился по кирпичным стенам и черной шиферной черепице крыши до самого дымохода.
Из окон на тротуар падал свет. Справа от входной двери к стене был прикреплен чугунный номер дома: 6.
Совсем как «Пасторальная симфония» Бетховена – шестая.
Такого количества совпадений не бывает.
Северин поискал Кати, бродя взглядом по окнам с решетчатым переплетом, и обнаружил на втором этаже. Кажется, рядом с ней стоял мужчина в тренче.
Нельзя звонить в дверь. Ни при каких обстоятельствах.
Это будет выглядеть так, словно он ее преследует. Как сумасшедший, как человек, представляющий опасность.
Кати уткнулась лицом в ладони, и ее тело затряслось в приступе рыданий.
Северин шагнул к входной двери и нажал на кнопку звонка.
Глава 3. Симфоническая женщина
На вечный вопрос о том, что делать, чтобы человек перестал плакать, ни у кого нет ответа.
В тот вечер Северин этот ответ нашел: позвонить в дверь. Особенно действенно, если непонятно, кто звонит. Еще и происходит это поздно вечером.
Это выдернуло Кати из печали, в которую она погрузилась с головой из-за того, что поговорила с умершим отцом и не получила ответа. Шляпа и тренч безжизненно висели на черной вешалке для одежды.
Спускаясь по ступенькам, Кати вытирала слезы с лица тыльной стороной ладони. Она бы с удовольствием одернула блузку или подтянула пояс брюк, но уже успела переодеться в домашнюю одежду: мешковатые зеленые пижамные брюки в клеточку и футболку из музейного магазина дяди Мартина, на которой предполагался рисунок с широко улыбающимися Харальдом и Беттиной. Однако принт получился настолько неудачным, что выглядело это так, будто они оба больны бешенством и вот-вот укусят. Неликвид – поэтому Кати купила сразу целую дюжину таких ф