Будда? А, знаем. Метаболический нарик. Он внутри себя создает собственный джанк. В Индии понятия не имеют о времени, и Он всегда на месяц опаздывает. «Погодите, это второй или третий сезон дождей? Я вроде стрелку в Кетчупуре забил, нет?..»
И вот сидят в позе лотоса джанки, дожидаются, когда-а-а Он придет…
А Будда и говорит:
— На веру принимать чьи-то слова? Помилуйте! Мой организм сам творит джанк.
— Чувак, нельзя делать этого! Налоговики тебя с говном съедят!
— Ни хрена! У меня есть клевая фишка: я святой отныне и присно, и во веки веков.
— А-фи-геть! Босс, ну ты завернул!
— Те, кто принял Новую веру, да поедут крышей… В них выдержки нет. К тому же их вот-вот линчуют, ибо кому по кайфу, когда кто-то есть круче него? Ты, пацан, офигел другим кайф ломать? Щас по чесноку все разрулим, народ, и с умом… Вопрос ребром стоит. Мы тебе в душу говна дешевого пихать не станем, не то что некоторые, будь они неладны и забыты историей. Отморозки, без понятий живут.
Мохаммед? Да вы издеваетесь! Его в торговой палате Мекки придумали, а спившийся египетский рекламщик дописал то, что там не успели…
— Налей-ка еще одну, Гас. Ща пойду домой, нужную Суру наваяю. Сам увидишь, как утренний выпуск по базарным лоткам разойдется, пипец Объединенным…
— Задай им жару, чувак, я с тобой.
— Гас, зуб даю, как на суд Божий призовут, мы вместе встанем, даже если мне придется для этого обосрать вселенную… Я тебя не забуду, Гаси. Не забуду, что ты для меня сделал…
— Э, погоди-ка… стоять! С тебя десять монет… наликом.
Конфуций… Что за хрен такой? Лао-Цзы… Уже вычеркнут…
Так-с, место мы себе расчистили. Займемся Живым словом…
Наша сраная вселенная искривлена, и каждый обязан это признать. Кто не согласен, тот богохульник. Это Факт безупречный, и Эйнштейн первый пророк его — кстати, один из моих шестерок… Все и вся в этой вселенной повязаны. Взорвется один — наебнутся другие. Термодинамика рулит… Подосри соседу — вдруг ему понравится. И еще, ребята: просьба заструнить свои самые основные инстинкты, то бишь потребность контролировать, принуждать к чему-либо, насиловать, вторгаться в жизнь, уничтожать какими-либо средствами чью-либо физическую или психическую личность… Любой, кому есть охота забраться внутрь соседа и захватить его, ничем не лучше нарка, торчащего от контроля. Лучше избавьтесь от подобной привычки, нежели шмыгать повсюду, оголив жопу и поганя вселенную. Да будет известно всем: такие сучары, оставаться которым безвестными, познают истинно жестокую кару. Помните: если жажда контроля иссушает вам кости, подобно самуму, значит, вы вступили в контакт с Чистым Злом… И зло это лишено шарма, оно — будто рак, гниющая Дрянь, оно говорит: «Мне нечего дать тебе, кроме боли своей». И если чуешь ломку сию, брат — да и всех, кто в деле, ломать должно — и вопрошаешь ты: «Как быть мне без дозы?», я отвечаю: растворите дверь, и тогда ворвется в нее золотой вмазкой вселенная… и посмотрите Чуваку прямо в диски — ибо те, кто силой ширяется, и без глаз обойтись могут — и скажите: «Хромоножка, забирай говно свое и иди. Пусть на кумарах привидится тебе серая вселенная. Я — за ФАКТЫ».
Долой слащавых святых. Им словно очко паяют, и они притворяются, будто им чхать на это, а у самих в глазах — боль и беспомощность. Тот, кто себя отрицает, сто пудов потом и других отрицать станет. Долой святых лохов… Давай, тащи сюда машинку! Письмо похоже на кодексы майя. Один хер, никто из вас писать не умеет. Оно называется «Пьяный диктор новостей» [369]. Помните?.. Ну наконец, понятное предложение…
Да, Питер, я живу на холме с видом на прекраснейший город на свете, по крайней мере для меня он всегда будет юн и красив… У тебя тараканы. Этим утром я проснусь на кровати, обосранной крысами… Крысы вообще меня любят… когда я жил в другом доме, то мочил этих гадов тростью прямо во дворе… Они, ублюдки, детей едят, ты знал это? Вот и кошу их… Никакой пощады шпане неверующей. О тараканах я Суру не написал, потому что их тута нет. Вам, парни, придется просчитывать действия без… ну, понимаете, да? Без Последнего Слова по тараканам…
Поговорим теперь о дурдоме, о том, каково быть шизиком. Это, можно сказать, мое хобби, и у меня насей счет есть теория — как и насчет всего остального. Ты, Питер, ни за что не в ответе… Сдается мне, ты на высокий пост залупился… Знаешь, на что порой идут люди, чего только не придумывают. Вот например: «Я паренек без вредных привычек. Не синячу и не колюсь»… Если у тебя на уме то же, что и у меня на уме, то ты, брат, дитя невинное. И значит, адресом не ошибся.
Теперь гля сюда и не ссы, что я такой впечатлительный. Фокусов здесь никаких. В Танжере не исчезают. О, погодь, кажись, подошла Сура насчет тараканов… Короче, надо кончать с этим. Типа ходить мне с красной жопой и не убивать пока грибочки. Они совершили вопиющее преступление — нарушили границы моей персоналии, даже не спросив разрешения… Паразиты — все до единого злобные примитивы. И самый злобный — это вирус… такие ленивые, что еле живые. Фитиль им в сраку, бродягам… Итак, говорю: пусть тараканы живут, мне насрать на них, только в мой дом путь им заказан. Я тараканов не вызывал; они нарушают границы моей собственности, и, видит Бог, я такого не потерплю. Пророк напорол чуши…
Пошел я в ресторан, где официанты и повар — арабские дятлы, которые любят помацать клиентов. Вывеска над барной стойкой гласит: «Пропялил гостя — вымой руки!»
Отправляю тебе отрывки из «Интерзоны». Это только наброски, сырой материал. Всего у меня такого написано страниц пятьдесят… Принял у себя мальчика ночью и еще одного — днем… Теперь держу пост: два дня без секса.
Благослови вас Господь, дети мои, старик Ли, ваш друг-пророк Билл шлет вам привет
НА ХРЕН МЕКСИКУ [370]! ПОКА БАБКИ ЕСТЬ — ЖМИ СЮДА. В ТАНЖЕРЕ ОТТЯНЕШЬСЯ. НЕ ТРАТЬ ВРЕМЯ ПОПУСТУ!!!
АЛЛЕНУ ГИНЗБЕРГУ
Танжер
29 октября 1956 г.
Дорогой Аллен!
Для «Кембридж ревю» отбери то, что тебе нравится. И еще: когда пойдешь к ним, покажи рукопись. «Интерзона» поперла, к Рождеству закончу! В день работаю минимум часа по четыре; финал, наверное, будет такой: техник-жопочист взрывает мир, дернув за рычаг, и говорит: «От души пердануло! На Юпитере слышно будет».
Слушай, по ходу дела, тут назревает натуральный джихад (это когда мусульмане сообща режут под корень врагов веры). Вчера сижу себе на Сокко, и вдруг по площади как ломанется толпа. Владельцы лавок принялись опускать стальные ставни на витринах (о, надо запатентовать автоматические ставни: жмакаешь на кнопку, и они падают, как нож гильотины). Те, кто сидел на улице у кафе, побросали напитки и кинулись внутрь, пока официанты не захлопнули двери.
Прямо сейчас где-то тридцать детишек маршируют по Сокко, неся флаг Марокко… На днях случилась всеобщая забастовка: все позакрывалось — рестораны, аптеки, машинам ход перекрыли [371]. Часа в четыре пополудни я со своим испанчиком пошел раздобыть бутылочку коньяка, а нам везде дают от ворот поворот: «Не работаем! Уходите! Забастовка, разве не знаете?!» И прямо перед носом хлопают дверью. Примерно в это же время начинается такое!..
Ни разу не видел, как тысячи арабов, вопя, идут маршем по бульвару. Обхожу эту улицу со стороны полицейского участка, который осадила сотня молодых арабов; легавые заперлись изнутри и забаррикадировались. Случилось вот что: один полицейский залез на дерево и обратился к местным, мол, как смеете вы противиться Франции?! К счастью, коллеги спасли его и укрыли в участке. По бульвару прошло, думаю, тысяч двадцать арабов, большей частью подростков, скандировавших: «Fuera Francais!» («Долой французов!»). Они скакали и ржали… А так, в принципе, ничего не произошло. Джек пусть не волнуется.
Дом мой — это комната с кроватью, обычно забитой испанскими пареньками. Порядки касательно секса здесь ни на что не похожи: гулять с испанским мальчиком равносильно гулянию с девушкой с США. То есть общество принимает тебя, не жужжит. Случись тебе пройтись по улице с мальчиком-арабом — тогда пипец. Косые взгляды, потоки грязи и плевки обеспечены. Самого пацана еще и накажут. Понимаешь, местным плевать наличные дела неверных.
Я тут словно вне социума живу; еще нигде так расслабиться не получалось. Атмосфера, в которой когда угодно может разразиться бунт, тонизирует, словно запах озона после грозы, как в том стихе: «Вот песнь, без сомнений, для мужчин, что сотрясает ветви древа из железа» [372] (в «Анабасисе» так вроде). По былым временам в Марокко я тоски не испытываю. Настоящее — вот мое время.
Мое неодобрение общественных норм достигает стадии психоза. Выпиваю как-то на яхте с матерыми ханжами из Англии, и кто-то говорит о ком-то, привязанном к маркеру. Тут я вставляю: «У меня был свой Маркер. Я тоже к нему привязался, очень сильно. И время от времени даже трахал его», — и сгибаюсь пополам от хохота, довольный собственным остроумием. Никому из гостей шутка смешной не показалась. Теперь стоит им завидеть меня, как у них на лбу проявляется надпись «Спасайся кто может»; все быстренько ретируются, думая про себя: «От этого гомосека одни неприятности».
В другой раз мы курнули ганджи с Полом Боулзом, пока он развлекал одну занудную богачку, ханжу из Америки. Я, распаленный выпивкой и травкой, принялся повествовать о яхе. Тогда богачка спросила: «Ну, и как скоро вы сгниете от своей отравы?» Я же ответил: «Сударыня, вам бы молиться на такой срок жизни». Мадама встала и ушла. Я подумал: ну все, конец дружбе с Боулзом. Ни фига! Его этот эпизод, похоже, позабавил; мы с ним потом еще встречались пару раз, и он открылся мне так скоро, как еще никто не открывался. Наши умы работают одинаково, телепатические волны между нами текут подобно потоку. В Боулзе есть нечто поразительно знакомое, и у меня зреет предчувствие, похожее на откровение. Я одолжил у него одну книгу