Красные, ребят, это обеспеченность занятостью молодых специалистов, крышей над головой, медицинской помощью и бесплатными образовательными учреждениями для детей. Это такой странный мир, где дети уходили гулять во двор, и никто не боялся за них. Не из-за маньяков-педофилов, а из-за того, что их не собьет вдруг машина соседа, вообразившего себя Шумахером.
А примеры излета СССР, что так легко найти в Сети, верные. Да, верные… Именно тогда началось многое, погубившее мораль и человечность в людях. И в этом, как ни странно, виноваты тоже красные. Выродившиеся, как и их предшественники.
Но стричь под одну гребенку коммунистов разных поколений – это подло. Это даже хуже того, что про всех нас с вами, русских, татар, украинцев, белорусов, казахов, чувашей, мокша и эрзя, якутов, бурятов, евреев и всех остальных, называемых на Западе русскими, снимали в их фильмах. Фу-у-у… выговорился. Спасибо за внимание.
Тот самый, спросивший про россиян, беззвучно зааплодировал. Второй молчал, глядя под ноги. Граф сопел и косился в сторону.
– Вот так-то, белогвардеец липовый, – довольно зевнул Баркас, – утерли тебе нос всякие более грамотные товарищи?
– Ну…
– Не нукай, не запряг, – буркнул успокоившийся Урфин, – история не терпит сослагательного наклонения. В смысле, что если кого раком поставили, то явно не просто так.
– А вы, получается, – говорливый задумался, – коммунист?
Урфин хмыкнул. Баркас растянулся в улыбке:
– Он у нас, земляк, бессистемный анархист со склонностью к тирании. О как.
Ангар снова перестал гудеть эхом. Только трещало дерево в бочках. И прохаживался часовой внизу. Прохаживался?
– Атас, мужчины… – одними губами прошептал Урфин, тихонько подгребая к себе ствол.
Выучка у Графа и его подопечных не подвела. Никто не лязгнул, не зашелестел. Только дрова и трещали в стальной разогревшейся емкости.
Урфин повел вокруг глазами, явственно чуя привкус беды на языке. Беда отдавала рыжим и непутевым. И, если все правильно, отправилась в дальний угол второго этажа. Отлить.
Баркас проследил его взгляд, кивнул. Махнул двум новичкам, посылая прикрывать лестницу, и Графу, отправив того к окну. Какая ж сука пролезла сюда, интересно? Неужели…
Помнить про однорукого бугимена, выведшего их из борщевиковых джунглей, стоило. Но окрестности здесь просматривались хорошо, и не заметить… Хватит врать, Урфин. Да, так и есть. Захоти желтоглазая тварь спрятаться, ей хватит половинки биосортира, даже без емкости для самих отходов. А уж здесь-то…
Дальний конец второго этажа сплошь состоял из гипсокартонных перегородок и скворечников, по недомыслию названных офисами. Если считать ячейку улья за офис, то все верно. Где-то там должен быть Уизли, уйдя по-маленькому. Только вернуться же пацан должен давно, а они все прощелкали. Забыли простое правило, годное для чего угодно. Ин дер гроссен фамилиен клювом нихт щелк-щелк. Точно, в большой семье хлебалом не щелкают. Особенно если младшенький немного не в себе. За психику пацана Урфин все же волновался. Но посчитал некрасивым пойти за ним даже в сортир. Лучше бы пошел, тупой хрен.
Баркас крался первым, легко и незамысловато, словно родившись с таким умением. Подходил неторопливо и обстоятельно, стараясь держаться ближе к стене. Урфин вполне понимал желание бить перекрестным огнем, занимая противоположный край навеса, прижимаясь к перилам.
Лишь бы успеть и лишь бы не буги… хотя кому здесь еще случиться? Хотя…
Урфин остановился, успев махнуть Баркасу. Лишь бы не шумели позади. И лишь бы не оказалось поздно. До хрена чертовых «бы». Снял с пояса единственную светошумовую, таскаемую как раз на такой случай.
Местные, называемые бомжами, страх как не любили резкого света. Привычка жить в подземельях коллекторов, катакомб и канализации к хорошему зрению если и приводит, то только к ночному. На поверхность они выбираются редко, как раз в такие вот мрачные дни. И с Бурей, сейчас уже добирающейся сюда, бомжи частенько доходили до Первого круга, трепля по дороге новичков и туристов.
Граната ударила как положено «Заре». Ослепляя, оглушая и вообще приводя в шок и трепет. Только приводить-то оказалось некого. В темном закутке не раздалось ни звука. Совершенно. Либо пусто, либо опаснее, чем бомжи. Хреново.
Расслабляться не пришлось. Снизу, завопив чисто по-дурному, донеслось, что, мол, Степки-то нет, как же так?! И кровь, мать ее…
Выучка Графа все же так себе. Сказано было дебилушкам – сидеть на жопе ровно и не спускаться вниз, пока второй этаж не проверят. Ну, как сказано? На пальцах… хотя, думалось Урфину, может, стоило и сказать все же? Ни хрена-то они не поняли, получается. А еще ведь, к гадалке не ходи, перед Зоной наизусть заучивали типа специальные знаки спецназа для работы в группе. Идиоты…
Баркас что-то прошипел про себя… Ну, ясно, ему уже надоело ждать. Надоело так надоело. Тем более что сейчас работа телячья, знай успевая поворачиваться.
Удар! Дверь внутрь, ствол за ней. Чисто! Прикрыть коридор, стоя за спиной.
Шаг вперед, на опережение. Выбить соседнюю дверь, чуть в сторону… чисто!
Следующая падает внутрь, поднимая пыль и грохоча. Чисто!
Твою мать! Противоположная… эх и воняет… Чисто!
Дах! Ломается пополам, хренова МДФ… Чисто!
Замереть, конец коридорчика все ближе… Окно? Дальше открытое окно?
Выбить. Внутрь стволом. Чисто… И никого дальше, хоть спорь.
Шаг, выбить, чисто, мать твою… Последняя.
Баркас остановился возле окна, осторожно выглянул вниз, сплюнул.
– Бомжи. Под окном валяется часовой, ему горло перерезали, нож оставили.
– И что? Почему бомжи-то?
– Потому что череп вороний оставили. И их было несколько человек, по следам видно.
Бомжи… Урфин выругался. И еще раз. Сволочные местные твари, ни хрена никого не уважающие. Долбаные местные махновцы, не ставшие Красными или Белыми, но и людьми не оставшиеся. И Уизли они сперли, тут вопроса нет. Вопрос другой… Для чего?
Вариантов не великое множество, и каждый хуже другого. Хорошо, если для развития собственного генофонда, решив упереть молодого и прям-таки племенного бычка для осеменения.
Сожрать? Вряд ли… Но…
Продать кому-то серьезному и для чего-то, о чем думать не хочется? Этой отрасли местного бизнеса – киднеппинга в последнее время становилось все больше. Хера ль, когда прямо в логово дьявола сами по себе прутся готовые наборы для трансплантации. Некоторые излишне впечатлительные бродяги все чаще катались к врачам куда подальше и не повторяясь. Чтобы не расчленили и не продали по кусочкам. Теория заговора и все такое. Ну, все ж знают, сколько стоит вырастить новую почку в «Биофарм-Раша», верно? Дешевле найти чужую. Особенно не скупились на такие юные и чистенькие, как вот у рыжей пропажи.
– Пойдем дальше, братишка? – Баркас покачал головой. – Или поищем?
– А ты как сам думаешь?
– Чего тут думать… – Баркас оглянулся. – Рюкзаки пошли возьмем. Еще светло. Успеем к Копатычу.
Это друг заметил верно. Урфин покосился под окно, на уже поднявшуюся жесть-траву и разозлился еще больше. Сукины дети, увели из-под носа пацана и думают, что им ничего за это не будет. Будет, мать вашу. Бродяги, если они настоящие и честные, своих ни хрена не бросают.
Снаружи, грохоча и посверкивая, над округой грохотала Буря. Выросшая из крохотной черной малышки, шевелившейся поутру над Заливом, до огромной и тяжеленной бабищи-вахтерши. Таких гвардейских статей, что Урфину оставалось только присвистнуть, оценивая всю красоту, ждущую их, если не успеют все сделать быстро.
– Лишь бы не началось, пока мы след нормально не найдем. – Баркас матюгнулся. – Разойдется, и все, поминай как звали мальчугана.
– Фига, – тяжело бросил Урфин, – найдем. Не зря Зона нам его подкинула.
– Кто спорит, братишка? Я вот не спорю. Пошли, а то сейчас скоро жахнет так жахнет.
Жахнет… Жахнет это херня по сравнению с уже замеченными Урфином неприятностями, ползучими и прыгающими. Каждой из них хватит на любого из двоих людей, решивших благородно выполнить до конца человеческий долг. Да еще как хватит.
След вел в нужную им сторону. Только идти по нему оказалось сложнее, чем думалось. Бомжи не такие умные, как буги, но и им хитрости не занимать. Совершенно. Петлять и сбивать с толку сволочи умеют хорошо.
Да и Буря… Эта паскуда сейчас так спокойно им подгадит, только держись. Чудовище, черно-сизое, лилово-алое по краям, ползло вперед все увереннее и неотвратимее. Посверкивало изнутри заранее заготовленными ломаными рогами молний, грохотало безумием пока сдерживаемых порывов локального урагана. Трещало выпускаемыми наружу голубовато-мертвенными и прекрасно-смертельными шариками-огоньками святого Эльма. Порождение Зоны, кажущееся порою страшнее собственной матери и хозяйки.
Любая аномальная ловушка с Бурей становилась сильнее и агрессивнее. «Микроволновки» радовались ей, как телята мамкиному молоку. Единственный источник подзарядки электрических капканов придавал снулым и почти заснувшим медузам адский пинок для бодрости.
Тут и там искрили неожиданно выросшие полуживые пузыри, наполненные ярящимися ваттами и вольтами, так и тянущимися к живому теплу. Скорость, выносливость, радиус, сила поражения… «микроволновки» любили Бурю куда больше, чем, скажем, сам Урфин любил девчушек из подтанцовки в «Солянке». А их он любил всей черной половиной своей угрюмой души.
Под волнующейся жесть-травой перекатывались раскаленные ало-черные огромные шишки «бенгалок». Подпрыгивали, потрескивая концентрированным напалмом, прожигающим даже сталь. Замирали, гудя и нагревая воздух перед следующим рывком. Превращали и без того нервную прогулку в пробежку по минному полю.
Баркас петлял, замирая и разглядывая землю под ногами. Урфин, карауля аномалии, немного отдыхал. Напарник пер вперед со странно высокой скоростью. Как будто в нем неожиданно проснулись родительские чувства и рыжий Уизли не просто найденыш. Хотя, врать себе не стоило, что-то такое же шевелилось и у самого Урфина.