Зона, как всегда, сыграла по собственным правилам. Никаких стволов? Так и случилось. Человек, буги и Кром. Металл и ловушки, явно бывшие у желтоглазого мутанта в загашнике. А против них? Против самый разумный и опасный здоровяк, ошивающийся в городе. Шикарный расклад, самое то, чтобы хорошо размяться.
Пыль и крошка оседали. Струились вниз серыми, бурыми и красными снежинками, еле слышно шелестя. Тишина пыталась вернуться, затопить собой такой мертвый тихий дом. Но у нее вряд ли выйдет. Кром не прятался.
Хриплое, с нотками свиста дыхание огромного чудовища доносилось внутрь вместе с утихающим шелестом почти осевшего серо-буро-рыжего торнадо, пронесшегося внутри. В унисон, шелестя звеньями, постоянно смазываемыми бурым и красным, рассказывала про себя цепь Крома. Прочная стальная цепь, венчавшаяся четырехгранными острыми перьями гарпуна, пробивающего любой защитный костюм и металл автомобильных бортов. Хотя последнее Урфина не удивляло. Машины здесь находились только с Прорыва, хорошо так пожеванные коррозией. А вот прочее… он помнил, видел и не забывал.
На пол, стукнувшись и прокатившись, упала голова. Свежеоторванная патлатая голова. Кричавшая безмолвным воплем рта, разодранного в нечеловеческом усилии боли. Неизвестный Урфину бродяга умер страшно. Позвоночник, размочаленный и торчавший огрызком, не рубили. Его выкручивали. А зная характер Крома, Урфин ясно понимал: выкручивали у живого бедняги.
Кром знал о них. Кром ждал первого шага с их стороны. Кром нависал непроглядной тенью, ложившейся внутрь.
Он видел здоровяка всего три раза. Когда умерли чертовы туристы. И потом, случайно, издалека. И во дворе Копатыча. И знал, что увидит, если выйти. Запомнил до мелочей.
Чуть меньше двух метров ростом. Почти такой же в плечах и груди, в выпуклом огромном теле, несокрушимо стоявшем на тумбах ножищ.
Маска из сшитых крупными стежками и леской нескольких скальпов, куска противогаза и нижней челюсти адопса, вываренной и отполированной до блеска слоновой кости.
Мешковатая хламида, слепленная из необъятного плаща и пришитых коротких рукавов от ОЗК. Украшенная все теми же скальпами, указательными пальцами и клыками местных ухожоров покрупнее. Кром не гнушался разной добычи, лишь бы та воевала сильно и люто, не желая продавать жизнь задешево.
Монтажный пояс с карманами, прячущийся внутри хламиды, с давно проржавевшими инструментами, используемыми на манер охотничьих или коронерских. Стамеска, отвертки, ножницы по металлу, садовый секатор, топорик, молоток, приваренный на стальную трубу. Свернутый трос и крючки, подходившие для рыбалки на акулу.
Человеческий череп, подвешенный к поясу на вкрученном посередке карабине. И его сосед от редкого крысоволка, выкрашенный в алый цвет. Антураж или домашние любимцы, кто ж Крома знает?
Красавец. Альфа-самец. Самый страшный гризли в Зоне. Тень смерти.
И никаких бронебойных в упор. Зона умела веселиться.
Урфин выдохнул, смахнул пыль с лица. Тихо, чтобы ни мельчайшего звука, вытянул ножи. Стоял, прикидывая свои действия.
Здоровяки кажутся неуклюжими и медлительными. Это неправда. Двигаются они так быстро, что не угонишься. Знай себе уворачивайся, если выйдет. А зацепить им стоит даже просто пальцами. Против таких ногтей, острых и твердых, плоть не устоит. Развалится под ударом, и все. Как двигается Кром, Урфин недавно видел. Шансов… почти нет. Почти.
А Кром еще и умный. Не просто жаждущий смерти всех теплокровных в округе, особенно мыслящих, а что-то большее. Проклятие, рожденное госпожой и повелительницей себе на потеху, другим на смерть или муку. Регулятор умершего города, неотвратимое оружие судьбы.
Зазвенело громче, предупреждая об уставшем ждать Кроме. Кроме, жадно нюхавшем воздух и решившем закончить начатое.
– Эники, беники…
Урфин вздрогнул. Этот чертов день дарил одно за другим. Говорящий здоровяк, знаете ли, уже ни в какие ворота…
– Ели вареники…
Считалочка не закончилась. Звяканье и шелест свились в свист, когда Урфин успел заметить лишь змеиный бросок гарпуна. Буги вскрикнул чуть позже, вылетая из укрытия, пробитый орудием чудовищного охотника в плечо. Вылетел, брызнув темной и чуть дымящейся кровью.
Цепь зашелестела, взмывая вверх, выгибаясь чудовищных размеров полуживой гадиной. Кром ухнул, шагая вперед, дергая верную металлическую слугу. Буги крутанулся волчком, убираясь в сторону. Гарпун, на мгновение зависнув в воздухе, рванулся вниз ударом плети, рассекающим плоть и ломающим кости. Буги успел, металл лишь разодрал рукав и зацепил второе плечо, вскрыв темно-серую кожу почти до локтя.
Кром ворвался внутрь монолитным и таким обманчиво медленным движением. Урфин не попался, выждав, пока тот остановится. Крутилась в вечернем свете поднятая тяжеленными шагами крошка, сворачивалась смерчами вокруг неуклюже сшитых сапожищ. А Урфина очень радовали их голенища. Заканчивающиеся на десяток сантиметров ниже колена. Шанс, подаренный шельмой Зоной, настоящий и, кто знает, может, и единственный.
Кровеносная система любого человекоподобного существа одинакова. Артерии и вены проходят почти в одинаковых местах. Туда-сюда сантиметр, не более. Тугие, налитые кровью, несущейся под давлением, готовой ударить фонтаном, если выпустить ударом стали, кромкой осколка, головкой пули. Все равно, чем вскрывать артерию, прячущуюся под коленом. Хоть зубочисткой. Хотя тут придется сильно постараться.
Урфин не хотел стараться. Урфин хотел выжить. И ударил, рассчитывая лишь на одну попытку.
Бросился прыжком к пролому, прижав клинок к предплечью, наметившись на полосующий длинный выпад. Клинок рванулся к цели – неумолимо, точно и быстро. Кром развернулся, чуть сместив ногу.
Сталь вспорола кожу на голени, добралась до мяса и жутко скрипнула по кости. Здоровяк ухнул, взмахнув лапищей, и заехал Урфину в бок. Выбил дух, выбросил почти наружу, но огрызок кладки не позволил.
Урфин охнул, когда компенсирующие вкладки комбинезона приняли первый удар. Как пневматическим молотком приложили, рассеяв боль до самых ушей раскаленной паутиной.
Ахнул, влетев в кирпич и на миг потеряв удар собственного сердца. И едва успел увернуться от выброшенной цепи, просвистевшей прямо над головой. Кром рыкнул, качнулась нижняя челюсть маски, здоровяк выхватил топор, ударил сверху.
Урфин выставил ножи крест-накрест, заорав от ужаса, поймав взглядом сверкнувшую молнию заточенного оружия. Мышцы вздулись, принимая упавший живой пресс, позвоночник едва не лопнул от напряжения.
Буги атаковал куда медленнее обычного, но мутант сделал свой ход. Тесак взрезал воздух, плотно чмокнул плечо Крома, клинок скрежетнул по вкрученным саморезам, торчавшим остриями. Изменившиеся мускулы мутанта справились, вогнав в плоть полосу металла, дрожащую от вложенной силы. Кром взревел, когда его первая кровь брызнула вверх, опала на крошево под ногами.
Здоровяк ответил локтем, тараном врезавшимся буги в плечо. Хрустнуло, желтоглазый хрипло взвыл, отлетая к стене, ударился о нее. Пыль, только-только успокоившаяся, выбросила облачка, когда неплотная перегородка гулко ухнула под тяжестью.
Блеснул уже попробовавший крови гарпун, со свистом разрезав воздух и устремившись к буги. Неотвратимо, отражаясь в слабо дрожащем тесаке, едва-едва поднявшемся для защиты.
Не все золото, что блестит. Не все на века даже внутри доходного дома первой половины прошлого века. Новые хозяева явно из дурости снесли нормальные внутренние стены. И установили дурацкий современный гипсокартон. Буги спасся, хотя спине его досталось еще немного.
Гарпун обиженно вжикнул, не дотянувшись до цели. Разлетевшийся гипс белым облаком скрыл мутанта, рухнувшего в коридор. Урфин с трудом, сжав зубы, прыгнул, стараясь воткнуть хотя бы один из своих ножей в мощную спину здоровяка, боясь не дотянуться до затылка.
Клинок вошел внутрь Крома неожиданно легко. Левый, подаренный Копатычем, обоюдоострый, длинный и твердый. Как шилом пробил брезент плаща, плотную кожу, мышцы, попавшийся хрящ и скрипнул, упершись в твердое.
Кром, тяжело охнув, крутанулся на месте, пытаясь дотянуться до обнаглевшего сталкера. Развернулся на месте, стремительно превратившись в подобие чудовищной мельницы, заляпанной грязью, пылью, свежей и старой кровью. Почти поднявшегося буги, едва стоявшего на ногах, зацепило звеном цепи, ударив по лбу.
Урфина, истошно завопившего, бросило на нечаянного союзника, не заметившего человека из-за крови, заливавшей глаза. С собой остался только один клинок, старый, чуть изогнутый «Шайтан». Рукоять второго, добравшегося до Крома, торчала из широченной спины.
Они замерли на миг, достаточный для двух сумасшедших ударов сердца. Человек с ножом, державшийся за отбитые ребра, залитый кровью желтоглазый мутант и здоровяк, сплюнувший кровью через зубы, не прикрытые губами.
Дах-дах, испуганно дернулось сердце Урфина, гоня адреналин и заставляя чуть присесть в стойке, ожидая атаки. Отступить ему вряд ли удастся.
Бух… сильно ударило сердце Крома, втянувшего воздух и ставшего похожим на бочку, севшую на слоновьи ножищи. Стекла противогаза, вшитого в желтую человеческую кожу маски, отражали противников здоровяка, застывших напротив него.
Как билось сердце буги, Урфин не слышал. Ему хватило своего и Крома, гудевшего тракторным мотором. За буги ответили струйки крови, бившие из его не затянувшейся раны на плече. Даже чудовищной регенерации мутантов приходит конец. Буги, явно ждавший другого исхода, выглядел плохо.
Кром взревел, взорвавшись с места чем-то, больше всего напоминающим прыжок. Ударил сразу обеими руками – зажатым в левой топором и выхваченным с пояса зазубренным полудиском болгарки с ручкой.
Урфин увернулся от летевшего в него топора, но от колена… от него не смог.
Вылетел в коридор, очумело глядя на выброшенный организмом завтрак, однородно растекшийся по штанине. Его скрючило в спазме, выворачивающем наизнанку.
А за спиной, ревя и воя, два искореженных организма, бывшие когда-то людьми, сошлись насмерть. Мощь и ярость здоровяка против скорости и живучести буги, никак не желавшего помирать от чудовищной дырки после гарпуна.