— Мы живём здесь достаточно давно, — сказал Люцерис прежде открывшей было рот жены. — Однако не старые и не новые боги заставили нас изменить традициям. Вы ведь знаете о Браавосе?
— Город беглых рабов, — кивнул Геймон и пригубил вина.
— Верно. Он возвысился на севере и стал интересным торговым партнёром, — Люцерис откинулся на спинку стула, неспешно покачивая борское золотое в своём бокале. — Вот только сотрудничать браавосийцы готовы лишь с теми, кто поддерживает свободу и равенство всех людей. Отец моего отца принял их условия, и скрытый город Браавос отворил перед судами Веларионов свою гавань. Чудесные товары можно найти в ней. Однако мало кто в Эссосе готов торговать с Браавосом под страхом гнева Валирии… И мы нашли компромисс. За разумное снижение цен на наши собственные нужды торговый флот Веларионов берёт на борт товары из Браавоса и продаёт в Эссосе, не распространяясь об их происхождении. Такой расклад выгоден всем.
— Люцерис… — покачал головой Геймон. — Разве твой собственный дом не боится гнева Валирии?
— Архонтам нет дела до нас, — просто ответил Веларион. — Мы — не более чем мелкие рыбы для них. И знаешь, Геймон, волноваться я стану не раньше того дня, когда драконы вдруг обратят внимание на тех, кто мельче их.
— Что ж, внимание одного дракона ты привлёк, — откликнулся Геймон и задумался.
Все следующие дни Геймон и Люцерис проводили вместе. С раннего утра они упражнялись с мечами во дворе, после чего долго обсуждали планы за закрытыми дверьми. Дейнис оказалась предоставлена сама себе и от отсутствия выбора стала искать общества леди Присциллы и её компаньонок: смешливой леди Бетани Редвин, инфантильной леди Люсинды Пенроуз и строгой септы Джоселин. Поначалу прохладные к ней женщины начали оттаивать, видя неподдельное любопытство Дейнис касательно всего нового для неё — начиная с одежд и причёсок леди и заканчивая верой Семерых. Таргариены привезли с собой из Валирии богов своих предков, но ни брат, ни отец Дейнис не уделяли культу много внимания. Настоящей религией всадников были драконы. Но Дейнис не являлась всадником, валирийские боги были жестоки, как сам город, а новая религия вызывала у неё интерес.
Септа Джоселин радовалась её вниманию и расспросам. Они часто беседовали, и однажды септа сказала:
— Ходят слухи о твоём даре предвидения. Старица освещает твой путь, дитя, и её лампада горит для тебя ярче, чем для многих.
— Матушка всегда говорила мне, что пламя дракона развеивает туман над будущим, — ответила Дейнис, наблюдая за Нейракс, кружащей над лугами за стенами замка.
— Истина недоступна чародеям, а драконы — порождение магии. Однако ты, дитя, чиста от её влияния. Именно поэтому Старица выбрала тебя, чтобы вести твой род.
— Вести куда? — спросила Дейнис.
— К истине, — ответила ей септа.
А тем временем Геймон вместе с Люцерисом решили, где Таргариены могут одержать так необходимую им победу.
— Ступени всегда были оплотом пиратства в Узком море, — говорил Люцерис. — Разбив держащих архипелаг разбойников, мы сделаем большую услугу торговле — нашей собственной в том числе: ни один корабль, идущий с юга что Эссоса, что Вестероса, не может избежать Ступеней на своём пути.
— На самом восточном из этих островов стоит Тирош, — заметил Геймон, водя пальцем по расстеленной на столе карте Узкого моря. — Это значит, наша победа сделает услугу форпосту Валирии.
— Мне нравится твоя уверенность, — усмехнулся Люцерис.
— Я не настроен на проигрыш, — заявил Геймон.
К концу месяца флот Веларионов был готов к отплытию. К мощным боевым кораблям морского коня присоединили свои силы Селтигары. С юга также обещали прийти на подмогу Редвины и Хайтауэры из Староместа, торговля которых также страдала от пиратства на Ступенях.
Перед самым отправлением Геймон зашёл проститься с сестрой.
— Я не знаю, как долго нас не будет, — признался он. — Однако здесь ты в безопасности и надёжных руках. О тебе и ребёнке позаботятся.
— Не сомневаюсь в этом, — печально улыбнулась Дейнис, обнимая брата. — Я будут молиться за твоё возвращение.
— Молиться? — удивился Геймон. — С каких пор ты молишься, Дейнис?
— С тех, когда у меня по-настоящему появилось, что терять, — ответила она и положила руку мужа на свой круглый живот. Его тепло, ощущение новой жизни, бьющейся под кожей, преследовало Геймона весь путь до Ступеней. Таргариен проделал его на спине дракона, периодически улетая вперёд, чтобы разведать, не поджидают ли флот затаившиеся враги. Несколько раз на них в самом деле готовились засады мелких пиратских кланов, но пламя Нейракс обезопасило путь для флота Веларионов. На очередной остановке — корабли бросили якоря на Тарте, чтобы пополнить запасы — Люцерис заметил в шутку:
— Если ты продолжишь улетать вперёд, нам с Селтигаром не останется, с кем воевать, мой друг.
— Когда мы только обсуждали поход, я, кажется, говорил, что победа нужна дому Таргариенов, — усмехнулся в ответ Геймон.
Однако только когда они добрались до Ступеней, битва началась по-настоящему. Пиратские главари объединили силы перед лицом общей угрозы и поджидали лордов в каждом узком проливе. Половина кораблей Селтигара затонула в одной из самых кровавых битв, а пришедшие с юга Редвины потеряли десяток галер из-за шторма.
Геймон и Нейракс не знали отдыха, кружа над Ступенями от берегов Дорна до Тироша, но не могли разорваться на части. В одном из боёв Люцерис Веларион оказался ранен, и Геймон в ответ выжег дотла пиратское убежище на Кровавом Камне. Стрелы и копья тучами летели в Нейракс, но броню старого дракона им было не пробить. В том бою Геймон искренне радовался, что оставил Балериона на Драконьем Камне.
— Я рад… — проговорил Люцерис, когда Геймон навестил его. «Морской орёл» и ещё несколько кораблей Велариона встали на якорь у оконечности Серой Петли, отбитой у пиратов ранее, чтобы перевести дыхание и залечить раны перед новым сражением. — Я рад, что дракон мой союзник.
— Друг, — поправил его Геймон, вглядываясь в лицо Велариона, бледное и осунувшееся. Его плечо было повреждено, но мейстер, учёный лекарь из Староместа, сказал, что всё обойдётся. Люцерис уже вставал с постели и горел желанием взять в руки свой меч и подняться на палубу. Он смог это сделать неделю спустя, и битвы продолжились.
А затем в одно туманное утро на северном горизонте показались тени. Они всё росли, и ветер доносил шум мощных крыльев. Выбежав из палатки, Геймон бросился к Нейракс, вскочил на спину неосёдланного дракона и резко взмыл в высоту. В голове молодого Таргариена мелькали самые страшные мысли: может ли быть, что из Тироша послали слово в Валирию, и архонты решили проверить, чем занят беглый дом? Если так, возможно, придётся сражаться. Геймон знал по рассказам, как ужасны битвы драконов, но надеялся на размеры и свирепость Нейракс.
Три дракона стремительно приближались друг к другу. Они встретились высоко над морской гладью — и Геймон издал клич радости и облегчения, узнав драконов и их гордых всадников. Он развернулся и вскоре приземлился в веларионовском лагере вместе с другими. Бледный Люцерис вышел навстречу со всей прытью, на которую был способен.
— Мой лорд! — выдохнул он и преклонил колено перед Эйнаром Таргариеном.
— Встаньте, лорд Веларион, — приказал Эйнар, спускаясь со спины дракона.
— Отец! — радости Геймона не было предела. — Дядя! Это чудо — видеть вас!
— Не чудо, — хмыкнул в ответ Эйликс. — Благодари свою сестру, Геймон.
— Дейнис написала нам, что ты ушёл на Ступени вместе с Люцерисом, — проронил старый лорд, обводя молодых цепким взглядом — примечая рану Велариона, суровость, появившуюся в глазах возмужавшего сына.
— Мы здесь за славой для нашего дома, — ответил Геймон, вскинул подбородок.
— Ты здесь за своей славой, сын, и выгодой для торговли, — возразил Эйнар. — Однако я не обвиняю тебя. Напротив, — едва заметно улыбнулся он.
Геймон широко улыбнулся в ответ. Скользнув взглядом по мечу на его боку, Эйнар сказал:
— Ты стал воином, сын мой. Обычная сталь не подходит воину-дракону, — с этими словами старый лорд расстегнул пояс и протянул сыну свой клинок. — Мне более не идти с ним в битву. Чёрное Пламя по праву твой.
— Отец… — с замиранием сердца проговорил Геймон, принимая фамильный клинок из валирийской стали. За его спиной Люцерис подался вперёд, чтобы лучше рассмотреть. — Я клянусь, что буду достоин этого меча.
— Я не имею в этом сомнений, — ответил Эйнар.
Флот вернулся в Дрифтмарк месяц спустя с абсолютной победой. Противостоять трём драконам пираты не могли, и на Ступенях — по крайней мере, на время — воцарилось спокойствие. Геймон Таргариен возвращался победителем.
— Это лишь первый из твоих успехов, я уверен, — сказал Люцерис после пира, когда друзья дышали на террасе морским воздухом Высокого Прилива.
— Ты будешь величайшим Таргариеном, брат, — добавила Дейнис. Её беременность разрешилась благополучно, подарив Геймону здорового сына, которого назвали Эйгон. — По крайней мере, в ближайшие сто лет.
— А что случится потом? — спросил Люцерис.
— Ты что-то видела? — произнёс Геймон.
Дейнис кивнула.
— Я видела дракона с тремя головами, — сказала она. — Ему покорятся царства, и память о нас поблекнет перед его величием. Но годы пройдут, прежде чем трёхглавый дракон родится.
— Значит, это не наша забота, — подытожил Геймон. — В свой век мы сами выкуем имя Таргариенов здесь, в этом краю…
— Милорд! — на террасу ворвался мейстер. — Простите, милорд! Срочное донесение.
— Что там? — Люцерис протянул руку, и мейстер вложил в неё пергамент дрожащими пальцами.
По мере чтения Веларион всё больше бледнел. Геймон и Дейнис переглянулись.
— Что? — нетерпеливо спросил Геймон.
— Валирия… — Люцерис поднял на него глаза, — уничтожена. Пламя Четырнадцати Огней поглотило её.
— Всё как я видела… — прошептала Дейнис, прижав руку к груди.
А Геймон вдруг расхохотался.