— Привет. Непривычно, когда так много людей, — я попыталась хоть как-то объяснить вспугнутого воробья, а заодно успокоиться.
— Ну, шестнадцать этажей, — кивнула Алиса. Мужчины, казалось, были целиком поглощены обедом.
Кафетерий и вправду был полон самыми разными людьми. Мужчины в галстуках и пиджаках, молодые парни в легких рубашках и даже футболках, женщины и девушки, некоторые из которых смахивали больше на подростков — хотя я точно знала, что всем им было больше восемнадцати.
— Даже вы, наверное, не всех здесь знаете, — задумчиво добавила я, — Давно тут работаете?
Оказалось, что самым первым из них в компанию Кортена пришел Жан, и все они работают здесь не больше трех-пяти лет.
— Ребята! — вновь обратилась я к коллегам, жизнерадостно улыбаясь, — а вы ходите в горы? Здесь такие живописные места, мне уже хочется рассмотреть все поближе.
Жан и Венсан одарили меня озадаченными взглядами.
— Это ведь Альпы. Чтобы гулять по таким горам, нужно быть профессиональным альпинистом. К тому же, здесь много ледников, — сказал Венсан, словно разъясняя урок младшекласснику.
— А-а-а, так вот почему та мадам на кассе…
— Ты что, спрашивала у мадам Розйи о горах? — вдруг встревожилась Алиса.
— Ну да, а что? — я была озадачена.
— Не нужно тебе было этого делать.
Ребята разом помрачнели, и остаток обеденного перерыва прошел в молчании. Я почувствовала, что этот раз определенно не будет легкой прогулкой.
Глава 2
В шесть часов, решив даже не возвращаться домой, я села в такси и попросила отвезти меня на самую окраину Ролля. Меня ждал номер в дешевом мотеле — эти несколько дней я должна была провести в одиночестве.
Я родилась далеко отсюда — в Египте, когда равнины песков еще не нарушались остриями пирамид, а люди не стремились так истово к небесам. Небес люди боялись, и потому боги создали меня. Так гласит легенда. Но что это — легенда? Что-то между правдой и вымыслом, застывшее в шатком равновесии у границ известного нам. То ли истина, приукрашенная множеством уст, через которые прошла — то ли лишь красивая сказка, растерявшая былой лоск и оттого ставшая почти привычной, почти обыденной. Задумавшись, я закрыла глаза. Яркие образы тут же наводнили сознание.
Свечи ли наполняли золотые дары таким сиянием, или те обладали собственным светом? В храме в этот день было много людей, и на каждом лице лежал отблеск этого золотого света. Раз в году они собирались здесь и пели торжественную песнь огню — и мне, его дочери. Жрицы, молодые девушки с шоколадной кожей, носившие широкие ожерелья, украшенные сапфиром и янтарем, танцевали ритуальный танец у алтаря, где в жарком огне горели благовония, зерна и лепешки. Густой запах приношений витал в храме еще несколько дней, напоминая о празднике.
Жрицы постарше стояли в ряд у стен, воздавая молитвы — и одним глазом приглядывая за порядком. Ведь в храме сегодня были не только мужчины и женщины, но и их дети. И, пока родители или опекуны были заняты тем, что вкушали духовную пищу, те вполне могли измыслить какую-нибудь каверзу. Взгляды же всех остальных были направлены на дивный согласный танец, повествовавший о том, как нужна людям в этом году милость могучего огня. Тела танцовщиц были стройны — то ли жаркое египетское солнце испепеляло все лишнее, то ли тому причиной были специальные предпраздничные посты. Их тени метались по стенам храма, в такт пляшущим языкам огня.
По крайней мере, так мне представляется торжественный ритуал. Как ни жаль, но о нем я могла только догадываться — по бесчисленным изученным книгам и статьям. Но ни один ученый монолог, конечно, не мог заменить яркой картины, которую дает свой собственный опыт.
…Я не помню, рождалась ли я когда-нибудь вообще. По легенде, я была птицей, своими огненными крылами закрывавшей землю от неба, от жаркого дыхания Солнца. Так, верно, и было. Но я не помню этого. Я женщина, и все же я знаю, точно знаю, что я — тот самый Феникс.
Я — или, вернее, тот Феникс, что был когда-то рожден богами — защищала человечество от неземного жара, и мне поклонялись, строили алтари и храмы во многих странах. Люди пели мне песни, танцевали для меня и приносили дары, и боги помогали мне. Через тысячу лет я умерла — в первый раз. Прошла еще тысяча лет — и я снова горела в собственном огне, чтобы потом возродиться из пепла своего же тела. Тогда жизненной силы, энергии и магии на Земле, а значит, и во мне, было больше. Но пламя на алтарях потухло, и в ответ на мои молитвы я слышу лишь звон молчания.
Огонь всегда был моей любимой стихией. Языки пламени не пугали меня, они были подобны лучшим друзьям — или родным детям. И все же я никак не могла бы сказать, что гореть, перерождаясь — это приятно.
Поднявшись пешком на третий этаж и пройдя по вытертому ковру к комнате номер 35, я повесила на дверь табличку «Не беспокоить» и повернула ключ в замке, а затем, собрав остатки сил, разделась и улеглась на кровать, завернувшись в уютную махровую простыню. Сжимая в руке египетский крест, увенчанный петлей, дрожа от усталости и тяжело дыша, я зажмурила глаза. Сейчас мое тело охватит пламя, и я превращусь в мягкий легкий пепел. Сколько раз это происходило — и все равно каждый раз я жду этого момента с равной долей страха и любопытства. Но ожидание тянулось недолго, ведь я точно знала, когда это произойдет. Не знала только одного — какой я буду на следующий день.
Именно поэтому я снимала комнаты в дешевых мотелях, где никто не интересовался, кто снимает номер, а кто потом сдает ключи и простыни администратору.
Наконец, я почувствовала знакомый странный холод во всем теле. Со стороны можно было бы наблюдать необычную картину — мое тело вдруг всё покрылось пламенем и легким дымком, словно жидким азотом. В несколько секунд пламя выросло, взвилось высоко — и исчезло. В опавшей простыне на кровати лежала лишь горка пепла.
Проходило некоторое время, измерить которое я не могла, и в теплом пепле зарождалась жизнь. Появлялась новая я. Каждый раз, словно по итогам затейливой лотереи, мне давалась новая внешность, неизменным по какой-то причине оставался лишь мой рост.
Я знала, что времени проходило немного, ведь не успевал настать ни закат, ни рассвет. В моей памяти мало оставалось от этого дня — первого дня моей новой жизни в череде перемен. Я рождалась заново — я была младенцем, за два дня преодолевавшим путь развития 30-летнего человека.
Наконец, настало утро. Я знала, что еще рано это делать — и все же, плотно позавтракав заказанной по телефону пиццей, я подошла к зеркалу. Я снова видела чудо — чудо рождения, сотворения. Там, где вчера была лишь горсть пепла, сегодня в отражении несмело улыбалась самой себе стройная девушка с длинными прямыми темными волосами. В угловатом теле подростка угадывалась красивая фигура, слава Богу, не сильно отличавшаяся от той, к которой я уже успела привыкнуть за последнее время. Темные брови вразлет и светло-голубые глаза, бледная кожа и впалые щеки. Завтра — завтра все будет по-другому, ну или, по крайней мере, многое.
Отойдя от зеркала, я снова взяла в руки телефон и набрала номер пиццерии. Перерождение отнимало исключительно много энергии, которую теперь необходимо было как-то восполнить. Включив новостной канал, я попыталась утолить другой голод. Информационные технологии многое изменили в моей жизни, как и в жизни обычных людей. Теперь я могла более точно рассчитать свои действия, и мне не приходилось слишком уж часто метаться с континента на континент — хотя график моих переездов и так напоминал расписание гастролирующего театра. Тем не менее, с помощью инфо-каналов я следила за внешним развитием событий, а мировая паутина помогала мне собирать нужные сведения, порой относящиеся к весьма специфичным научным разделам. Если раньше для поиска информации нужен был месяц, теперь иногда хватало и пары часов интенсивного труда.
Этот день прошел в постоянных изменениях. К вечеру у меня округлились щеки, грудь и бедра, а волосы стали чуть светлее и начали немного виться. Но, конечно, я не стояла целый день у зеркала, наблюдая метаморфозы — совсем не потому, что это волшебство приелось мне, просто время было дорого.
Пока длился процесс перерождения, я не могла выходить на улицу. Только представьте человека, который увидел бы меня, хотя бы просто прогуливающейся у озера или в парке. На его глазах менялись бы мой рост и телосложение, не говоря уж о том, как быстро росли волосы. А потому я осталась в номере, разложила перед собой карты местности и стала размышлять.
Озеро Леман было словно природным оазисом, как мираж в пустыне — райский уголок с более теплым климатом, утопавший в виноградниках. Из окна домика в Ролле в мой самый первый день здесь я видела на озере рыбаков — крохотные точки, и множество самых разных судов, курсировавших по широкой водной глади. Женевское озеро не зря было популярно среди туристов, воздух здесь считался целебным, настолько он был чист. Поэтому сюда многие приезжали «для поправки здоровья», у самого озера часто можно было увидеть пожилые пары, людей с тросточками и на костылях. Все это делало мою миссию еще во стократ важнее, и потому сейчас, разложив вокруг карты и статьи, я составляла план действий, выверяя детали.
За делами и раздумьями прошел третий и последний день моего вынужденного заточения. Теперь я могла выходить на улицу, не боясь прохожих, так что к вечеру я скинула в сумку бумаги, повесила на шею анх и заперла за собой дверь, только чтобы никогда сюда не возвращаться.
Мой анх был сделан из золота — весь, полностью. Он был древностью, реликвией, но с этим редко считались. В первую очередь для людей он был золотым. А это значит, что кто-то все время пытался его украсть. Я знала это, и в то же время никак не могла его надежно спрятать — он должен был быть при мне, особенно в первый месяц. Оставалось лишь убрать его под блузку.
Глава 3
Люди часто окружают себя мощнейшими символами, но редко до конца понимают их значение и важность. Я тоже не могу похвастаться очень уж глубоким знанием этой сферы, но многие символы в моей жизни не случайны.