Это помогло мне подняться.
Раздался хруст сломанных костей, я не был уверен, чьих, но какая разница?
Демон взмахнул горящими саблями, я уклонился и врезал ему кулаком под ребра. Он застонал от боли.
Змеиная голова рванулась ко мне, оскалив ядовитую пасть. Я вмазал ему по морде, кровь хлынула изо рта чудовища, и глаза его от удара вытекли по чешуйчатым щекам.
Он отбросил в сторону сабли.
Две лапы схватили меня за горло, стали душить. Третья обрушилась на незащищенный висок, словно паровой молот. Четвертой он сжал мою правую руку, и сжал так, что я задохнулся в крике.
Боль — это хорошо.
Боль помогает жить и дает причину бороться.
У меня осталась свободной левая.
Я резко ударил его туда, где разветвлялись две шеи. Мой кулак раздробил его горло и в осколки превратил позвоночник.
Обе змеиные пасти распахнулись в беззвучном крике.
Кровавые обломки костей посыпались изо рта чудовища.
Демон качнулся и медленно упал на колени.
Лапы его разжались и выпустили меня.
— Ты умрешь, — шепнуло чудовище. — Мой хозяин… придет и убьет тебя. И всех, кто дорог тебе… И всех, кто просто попадется под руку.
Он тихо засмеялся.
Кровь хлынула из обеих пастей, и мертвое тело демона рухнуло на чистое белоснежье.
3
Медленно, словно просыпаясь от тяжелого сна, орки приходили в себя.
Их атаман провел рукой по глазам, потом сорвал с себя шлем и умылся холодным снегом.
— О, великие боги! — прошептал он.
Оглянулся вокруг, словно видел все в первый раз.
Подошел ко мне.
Каждый шаг давался ему с трудом, словно орк заново учился ходить. Наверное, так и было.
Не дойдя немного, он упал на колени и низко поклонился, коснувшись снега лицом.
Другие орки сделали то же самое.
— Спасибо! — прорычал атаман. — Ты спас нас от власти демона, теперь мы в неоплатном долгу.
Раз в неоплатном, значит, платить и не собираются.
— Да пребудут с тобой кровавые боги, — прошептал орк.
— И вам тоже доброго дня, — согласился я.
Они развернулись и медленно направились прочь.
Атаман не стал даже поднимать рунический шлем.
Я ждал, пока орки скроются за деревьями.
Теперь пришло время самого главного.
Я победил чудовище, осталось с торжеством оглядеться, жарко поцеловать полуобнаженную девушку, сесть на коня и умчаться в закат.
Вместо этого я скрючился пополам и долго блевал.
Да, в жизни все не так романтично, как поют бродячие барды.
Зимой не так противно блевать, я стоял на коленях, погрузив обе руки в снег, и это слегка уменьшило боль.
Чувство было такое, словно кентарийский дракон прожевал меня, заглотил, переварил и выкакал.
Истинная победа никогда не приносит радости.
Миг торжества — все, что у тебя есть, прежде чем отходняк не раздавит.
Я потянулся к поясу.
Пальцы болели так, словно кости превратились в муку. Ну конечно, все колбы с лечебным снадобьем разбились и лопнули.
С героями в песнях бардов такого никогда не случается. Налетел ветер, и только сейчас я понял, как же здесь холодно.
Да, без колдовского плаща гулять по зимнему лесу не так приятно.
Я лишился накидки, адамантового меча, всех магических зелий, а в награду получил только боль.
Так бывает со всеми, кто пытается за что-то бороться, а не сидит, вкушая негу, у камелька.
Ну, по крайней мере, было весело.
Это единственная мысль, которая тебя утешает, когда кишки просятся наружу.
Я подошел к демону.
Тело его уже обратилось в гниль, разлившись кровавой лужей. Интересно, кто же тот хозяин, о котором он говорил?
Еще немного я постоял, ловя глотки холодного ветра. Затем не спеша направился по тропе.
Глава 1
1
Форт из серого камня стоял на моем пути.
Щерились колдовскими пушками сторожевые башни, и каждый ствол был покрыт вязью холодных рун.
Сторожевая крепость — на полдороге от города.
Примет первый удар, если вражеские войска будут спускаться с гор. Я не сомневался, что такие же форты стоят на каждом подступе к Малахиту.
Черные кованые ворота медленно растворились, и навстречу мне появились всадники.
Семеро.
Первым, на крылатом коне, ехал воевода с окладистой седой бородой.
За ним, на двуглавом волке, следовал юноша в дорогих волшебных доспехах — сразу видно, сын влиятельного боярина.
Пятеро ратников, на огромных воронах, скользили по-над дорогой.
Я зашагал быстрее.
Если повезет, они одолжат мне плащ. Если нет, попробуют прикончить меня.
Зная людей, я ставил бы на второе.
— Эй, волшебник! — позвал меня воевода. — Куда путь держишь? — И, не дожидаясь ответа, изрек: — Если в град Малахит, а других и нету поблизости, до самого Харашшского моря, то мы как раз оттуда.
Он спешился.
Воину было за пятьдесят.
Кожа, дубленная на ветре и на морозе, темные оливковые глаза. В седой бороде шелковые нити — защита от темных сил.
Простая кольчуга наверняка досталась ратнику от отца, а тому — от его отца. На голове бронзовый шлем-шишак с пластинчатой бармицей — сеткой, закрывающей шею.
Левая рука, в перчатке из кожи кобольда, лежала на боевом топоре.
— Я Огнард.
Он протянул ладонь.
— Старший воевода из вольного города Малахита.
Его пожатие было крепким и уверенным.
— Мое имя Хорс, — представился я. — Странствующий маг.
Огнард провел рукой по окладистой бороде.
— Не ты ли прошел этим утром через Белый портал?
— Через магические врата, что на той горе. — Я кивнул на дальние склоны.
Воевода кивнул.
— Если кто проходит через Портал, я сразу же узнаю об этом.
Его ладонь коснулась зеркального амулета.
— А нынче талисман раскалился и даже обжег мне кожу. Видать, ты непростой волшебник, если астрал так взъярился…
Он окинул меня оценивающим взглядом.
Ни о чем не спросил, хотя после встречи с демоном я был изрядно помят.
Досужее любопытство — роскошь, какую умные люди не могут себе позволить.
— Наверное, десятый дан у тебя?
— Тринадцатый, — сказал я.
И сразу же припомнил демона, что швырнул меня об дерево, как жалкую тряпку.
Каким бы сильным ты себя ни считал, найдется тот, кто надерет тебе задницу. Лучше об этом не забывать.
А если все же забудешь, найдутся те, что напомнят.
— Чародей, — пробормотал воевода.
Видно, он что-то взвешивал про себя.
— Служил на Черной Реке? — спросил он внезапно.
— Да.
— Где, ежели не секрет?
— У Излучины.
Из кармашка на поясе я вынул небольшой железный кружочек.
— Я потерял на Черной Реке почти всех друзей, — негромко произнес я. — А все, что мне досталось, это ржавая медаль императора. Паскудный обмен.
Огнард насупился.
— Жуткий был год, — согласился он. — А знаешь, теперь ведь Стояние на Черной Реке никто войной не считает. Я говорил с мальчишками…
Воевода невесело усмехнулся.
— Их в школе ведуны учат, будто Стояние — оно и было стояние, так, постояли на бережку да и разошлись. Если бы они знали…
— Лучше им не знать, — кратко ответил я.
Он глубоко кивнул.
— Ладно, — голос его снова стал звучным и полным силы, как, впрочем, и положено воеводе.
Стало ясно, Огнард принял решение.
— Ты сказал, по найму работаешь? Работу не ищешь? Город у нас богатый, мы хорошо заплатим.
— Кто ищет работу, находит рабство, — ответил я, — а призвание само отыщет тебя. Если смогу помочь, то сделаю все бесплатно. Что у вас случилось?
— Ну, ладно…
Воевода достал шипастый маленький шар и швырнул об землю. Тот обратился в голема — доспехи боевого коня; ожившие латы замерли над дорогой, готовые в путь.
— Едем, — отрывисто произнес Огнард. — Надо спешить, пока…
Он прервался.
— Я бы не просил тебя о помощи. Сам бы справился. Но я старший воевода; гвардия Малахита вся под моим началом.
— А значит, — подсказал я, — мешаться в дела городской стражи тебе не след.
— Верно говоришь, — кивнул Огнард, — но Руфусу я не верю…
Его глаза сузились — холодные, будто кусочки льда.
— Руфус — наш казначей и над стражей городской главный. А я всегда говорил, нельзя совмещать две должности, не к добру это, да только меня не слушали.
«И ты наверняка обрел злейшего врага», — подумалось мне.
— Но теперь, когда случилось убийство…
Огнард покачал головой.
— Город и так бурлит. По приказу Руфуса удвоили стражу; а тут еще орки, требуют, чтобы им вернули Остров-Среди-Болот…
Он развел руками.
— И ведь правы, черти, но вернуть-то остров теперь нельзя, и воевать мы с ними не можем. Да этот купец, мерзавец, со своей колдуньей-сестрой…
Его передернуло.
— У меня аж мороз по коже, как только ее увижу.
Воевода осекся.
— Э, что-то я тарахчу, будто кикимора на болоте. Просто давно поговорить было не с кем. Ладно, давай садись; день только начинается, успею все рассказать.
Оживший доспех парил над дорогой.
Я забрался в седло. Увы, совсем не так красиво и быстро, как раньше, в те времена, когда хоронил друзей на Черной Реке.
Юность — время возможностей, которое мы потратили не на то. Впрочем, там, у Излучины, я смог остаться в живых, и мы победили.
А большего не стоило и просить.
— Э, да ты, наверное, замерз, — спохватился Огнард. — Эй, Димитрис! Дай-ка чародею свой плащ.
Эти слова были обращены к боярскому сыну.
Тот сразу же нахмурился, и рука его против воли сжалась на краю бархатной накидки.
Парень явно не хотел отдавать ее какому-то незнакомцу.
— Спасибо, не нужно, — возразил я.
Ни к чему раньше времени заводить врагов.
Юноша посмотрел недобро, и я понял, что он уже терпеть не может меня.
— Ну хорошо, — сказал воевода. — Тогда поехали!
Он повысил голос:
— Мы возвращаемся в Малахит.