ДЕ СИЛЬВА: Ты чертовски прав, Гэри. Ты видел рейтинг Билла Бондса за эти выходные?
ЛАКМЕН: Бондса? Это который из «Новости глазами очевидца»?
ДЕ СИЛЬВА: «Глазами очевидца», «Большие новости» – как угодно, название меняется каждую неделю. У Бондса выступал тот умник, как его…
ХАЙЛЕР: Хасслейн. Виктор Хасслейн.
ДЕ СИЛЬВА: Отто Хасслейн. И они выделили доктору Отто Хасслейну целых два часа на его болтовню про обезьян. Цифры рейтинга чуть потолок не прошибли – а ведь они всего лишь говорили про обезьян, никаких самих обезьян там не было! Так что достаньте мне обезьян и точка.
ХАЙЛЕР: Достать обезьян? А разве они не под контролем правительства?
ЛАКМЕН: Мы не команда новостей, Фрэнк.
ДЕ СИЛЬВА: Да, и у «Гексагона» даже нет отдела новостей. Вот почему я разговариваю с вами. Вставьте их во что-нибудь. Пусть они будут задействованы, участвуют в каком-то шоу, в музыкальном представлении, в чем угодно. Для этого я выделю вам трехчасовой блок по субботам.
ЛАКМЕН: Ты это не серьезно… ты… (неразборчиво)
ХАЙЛЕР: Вы же знаете, что суббота принадлежит вашим конкурентам?
ЛАКМЕН: Фрэнк, ты не шутишь? «Убойный состав». Четыре лучших телевизионных комедии за все время, плюс лучшая эстрадная программа десятилетия? Ты серьезно собираешься все это переплюнуть?
ДЕ СИЛЬВА: От этой сети одного вечера за неделю не убудет. Мне наплевать, как там выглядят ноги «этой, не знаю, как ее имя».
ХАЙЛЕР: Избиение младенцев. Это просто избиение младенцев – выпускать программу против такого.
ДЕ СИЛЬВА: Говорю вам, затея сработает. Мы повторили старую документалку про бабуинов, и получили рейтинг в девять и двенадцать сотых аудитории. Для любых других конкурентов это серьезный удар. Для HBC – всего лишь царапина. Добудьте мне до конца месяца обезьян, и мы войдем в историю.
ЛАКМЕН: Значит, ты хочешь, чтобы до конца месяца я договорился с обезьянавтами? Хочешь моей смерти?
Возможно, если вспомнить, какие дешевые сигары тогда курил де Сильва, он и вправду хотел моей смерти. Впрочем, должен признать, что и я сам приложил к этому руку. Стоит упомянуть еще одну перемену из случившихся на телевидении за пару лет до появления обезьян – правительство запретило всякую рекламу сигарет. Лучше бы оно это сделало еще в пятидесятые годы.
Ну и ладно, упущенного все равно не вернешь.
Так или иначе, я полетел обратно на свое ранчо в Агура-Хиллз, размышляя о том, что попал в ловушку. Я только что вступил во владение этим местом, а на продажу у меня ничего не было. Можно было позвонить своему адвокату и разорвать контракт, что погубило бы компанию, но я не видел другого выхода. Я поиграл с собакой, выпил виски, зажег сигарету и включил ящик.
И увидел то, что спасло меня, – Корнелиуса и Зиру, одетых с иголочки и переезжающих в роскошный номер отеля «Беверли-Уилшир». Их сопровождала целая толпа, среди которой я разглядел хорошенькую блондинку, отвечавшую на вопросы каких-то журналистов.
Стиви Брэнтон. Я вспомнил ее еще студенткой Калифорнийского университета, подрабатывающей помощницей одного загонщика на съемках передач про сафари. Толковая была девчонка. Я даже попробовал подкатить к ней, но она не отреагировала. В том-то и проблема быть мужем актрисы: о твоем семейном статусе знают даже те, кого ты видишь в первый раз. Очевидно, сейчас она работала на Льюиса Диксона, специалиста по психике животных и неофициального представителя обезьянавтов. Я быстро связался по телефону с загонщиком, у которого оставался ее домашний номер.
Не скажу, что она так уж обрадовалась, услышав мой голос. Как и все остальное человечество, она знала о моем разводе, и, должно быть, подумала, что потому я и звоню. Но каким-то образом мне все-таки удалось к ней подольститься и договориться о посещении междусобойчика, устраиваемого следующим вечером для Корнелиуса и Зиры – с условием, что я сделаю крупное пожертвование зоологическому обществу. Для того, кто только недавно оказался в центре всеобщего внимания, Стиви на удивление хорошо понимала, как этим можно воспользоваться.
На подобных вечеринках у меня не совсем получалось находить общий язык со всеми присутствующими, отчего в нашем бизнесе я всегда казался немного посторонним. Мне кажется, это от того, что я начинал, как писатель, работающий сам на себя. Будь я сценаристом развлекательных шоу, придумывающим номера в коллективе, то и держался бы по-другому. Но я из кожи вон лез, стараясь – черт, чуть не сказал «обезьянничать» – подражать остальным.
Не знаю, откуда взялись эти самые остальные. Кое-кто наверняка был покровителем зоопарков – ведь главными тут считались Диксон и Стиви, взявшие на себя ответственность за Корнелиуса и Зиру. Но были и какие-то совершенно странные личности, вроде женщины из журнала «Мех и перья». Я с удивлением узнал, что он посвящен домашним питомцам. Еще редактор из охотничьего журнала – кому вообще пришла в голову идея, что он тут будет к месту?
Я решил, что лучше всего мне будет присосаться к Стиви, как пиявка, и не отходить от нее ни на шаг. Если она захочет избавиться от меня, то ей придется представить меня обезьянам. Так и произошло.
Сразу стоит сказать, что вживую они выглядели куда более впечатляюще, чем по телевизору. Чтобы повторить такой же вид, пришлось бы задействовать всех лучших специалистов по гриму, да и то не факт, что получилось бы похоже. Тем более нам необходимо было заграбастать их себе.
К сожалению, мое общение с Зирой – с мадам Зирой, как называли ее другие – выдалось недолгим. Как только я рассказал ей, чем занимаюсь, она фыркнула и отошла, чтобы взять очередную порцию напитка. Ее реакция в очередной раз доказала мои рассуждения о невысоком качестве телевидения – любому существу, даже если оно прилетело на ракете из совершенно другого мира, достаточно провести пару дней на Земле, чтобы начать ненавидеть телевизионщиков.
Когда она вернулась с бокалом «виноградного сока экстра», я зажег сигарету и предложил ей другую. Очередной прокол.
– Я видела эти приспособления, – сказала она. – Очень забавно.
– Хотите покажу, как они работают?
– Нет. Рот – это не место для огня.
Она протянула сигарету обратно и засеменила прочь. Насколько я мог понять по ее покрытому волосами лицу, курение ей казалось отвратительным.
В какой-то степени я и сам так считал, но никак не мог бросить. Однако я отвлекаюсь.
Я решил попытать удачи с Корнелиусом, который в своем костюме выглядел элегантнее меня в моем.
– Я телепродюсер, – представился я, надеясь, что на этот раз не подписываю себе смертный приговор.
– Ах, да. Так это вы делаете телевизионные коробки? – спросил Корнелиус.
– Нет, я делаю передачи – пьесы, которые по ним показывают. Вы видели какие-нибудь наши программы? Приключенческие фильмы? Драмы?
– Да, видел. С помощью телевидения можно многое узнать, – казалось, в его голосе звучит искренняя заинтересованность. – Я также увидел много мест, похожих на мои родные места. Льюис называет это «вестернами».
– У нас много таких передач. Но не так много, как раньше.
– Мне понравилось смотреть на лошадей, – продолжил Корнелиус. – В нашем времени они тоже есть. Мне очень хотелось посмотреть, как они выглядят тут, но в зоопарке их почему-то не оказалось.
– Их там и нет, – вмешалась Стиви. – Это обычные домашние животные. Их держат на фермах или на ранчо.
С этими словами она вдруг словно что-то вспомнила и посмотрела на меня.
– Вы же хотели купить ранчо, когда снимали ту передачу. Правда, Гэри?
Меня осенило.
– Да-да! И я его купил.
Это было единственное, что оставила мне моя бывшая. Это ранчо, которое я иногда называл Поселением, да еще Бастера, немецкую овчарку.
– Великолепное ранчо, Корнелиус. И там много лошадей. Да-да, лошадей.
Теперь все внимание большой обезьяны было обращено только на меня.
– Чудесные животные, – не унимался я. – Вам там очень понравится. Если захотите, я могу организовать вам поездку. В любое время, когда будет угодно.
Корнелиус просиял.
– Мне бы действительно очень понравилось.
– Вот и славно! Как насчет завтрашнего дня?
Стиви попробовала было возражать – у них был составлен плотный график, – но я уже поймал Корнелиуса на крючок, и он согласился. Зира отказалась – она должна была выступать на каком-то женском собрании, и ей нужно было время для репетиции. Тем вечером я покинул вечеринку в воодушевлении, даже несмотря на то, что Стиви, по всей видимости, нисколько не прониклась моим очарованием.
Нужно было спешить. У меня оставалось двенадцать часов на то, чтобы найти место, где берут в аренду лошадей, и отослать их на ранчо, где не было ни одной лошади.
Следующим утром, когда я отвозил Корнелиуса и Стиви на свое ранчо, погода выдалась великолепная. Корнелиус признался, что до сих пор ощущает себя неуютно в автомобилях, но, похоже, поездка в кабриолете по шоссе Вентура ему явно нравилась.
Не успели мы остановиться у ранчо, как выбежал Бастер и набросился на Корнелиуса. Я забыл его запереть, и разволновался, как бы он чего не натворил с обезьяной. Но пес просто как следует обнюхал посетителя, а Корнелиус широко улыбнулся и почесал голову. Трудно думать плохо о тех созданиях, кого любят собаки.
Потом мы направились в конюшни, в которые я никогда раньше не заходил, чтобы посмотреть на лошадей. На земле еще виднелись свежие следы грузовиков, на которых их привезли. Я мысленно возблагодарил Бога за то, что компанию нам составила Стиви, знавшая, что делать с кучей совершенно непонятного мне снаряжения. Если бы не она, то лошадей пришлось бы седлать мне, а Корнелиус тогда, пожалуй, прождал бы столько, что оказался бы в своем столетии.
Поездка верхом прошла восхитительно – если так можно выразиться о нервной тряске, во время которой я ни на минуту не переставал бояться, что вот-вот свалюсь с четвероногого чудовища. От беспокойных мыслей меня отвлекали вид Стиви и болтовня Корнелиуса, задававшего вопросы обо всем, мимо чего мы проезжали. Его и в самом деле интересовала история этих мест и то, как люди передвигались на лошадях, осваивая новые территории. Я немного смущался – пусть мне и приходилось писать сценарии вестернов, но это была лишь голливудская версия истории. Впрочем она вроде бы удовлетворила его.