Планета обезьян. Истории Запретной зоны (сборник) — страница 24 из 70

– Не искушай меня! – огрызнулся он в ответ. – Какого дьявола ты делала за водопадом?

– Пыталась скрыться от шальных пуль твоих головорезов!

Атлас подозрительно прищурился, вглядываясь в падающие струи.

– Кто еще там?

– Никого! – уверенно ответила Джана. – Сами подумайте, разве кто-то захочет составить мне компанию в этой глуши?

Горилла-воин осмотрел разбросанные на камнях шкуры.

– Проверю-ка я сам.

И с этими словами он направил свою лошадь вниз по склону.

– Я бы на твоем месте этого не делала, – Джана направила пистолет в его сторону. – Я еще не пришла в себя от такого потрясения, и не могу гарантировать, что мой палец на пусковом крючке не соскользнет.

Атлас остановился.

– Ты не посмеешь.

– Специально нет, конечно, – ответила Джана, не опуская пистолет. – Но… всякое случается.

Они не сводили глаз друг с друга, пока другие обезьяны удивленно переводили взгляд с одного на другую и обратно. Нервы Джаны напряглись настолько, будто могли в любую секунду оборваться, но она изо всех сил старалась сохранять решительное выражение лица перед воинственной гориллой.

«Не могу поверить в то, что делаю это на самом деле».

– Ладно, подумаешь! – воскликнул наконец Атлас. – Оставим эту любительницу людей. Добычи вокруг полно. Не стоит возиться в этой… грязной луже.

Джана едва сдержалась, чтобы не усмехнуться. Не стоит провоцировать Атласа – пусть лучше он сохранит лицо. Иначе он может догадаться, что она просто блефовала. Но блефовала ли? Неужели она действительно была готова выстрелить в обезьяну, чтобы спасти Льняную с ее детенышем?

Возможно.

Джана подождала, пока гориллы удалятся и стук копыт их лошадей стихнет вдали, после чего зашла за водопад, чтобы проверить, как там люди. К ее облегчению мать с ребенком до сих пор сидела, прижавшись к камню, в целости и сохранности. Льняная широко распахнутыми глазами посмотрела на свою промокшую спасительницу. В глазах ее отражались изумление и замешательство, понятные без всяких слов.

– Теперь ты в безопасности, – сказала Джана как можно нежнее. – Никто не обидит ни тебя, ни твоего ребенка.

«Пока что», – добавила она мысленно.


– Это правда? – требовательно спросил Зорба. – Вы в самом деле наставили пистолет на обезьяну?

Джану вызвали в Город, в кабинет министра, чтобы доложить о происшествии. Хорошо, что во время долгой поездки у нее было достаточно времени подумать над своими ответами.

– Это он вам так сказал? – переспросила она, изображая невинное удивление. – А этот высокомерный грубиян упомянул о том, что он со своими головорезами первым открыл огонь, ошибочно приняв меня за человека? Если я и выстрелила, то только чтобы предупредить их о том, что перед ними разумное существо. Иначе меня бы просто объявили жертвой несчастного случая на охоте.

– Х-мм, – протянул Зорба недоверчиво. – Капитан Атлас описывал инцидент совсем по-другому.

– Не сомневаюсь, но кому вы поверите? Дуболому-горилле и его неотесанным дружкам… или образованному научному исследователю? – на долю секунды она пожалела, что не родилась орангутаном, чтобы придать больше веса своим словам в разговоре с Зорбой. – Кстати об исследованиях, вы прочитали мои отчеты?

Помимо смены темы ей и в самом деле хотелось обсудить свои последние находки и теории с другим ученым.

– Да, прочитал, – кивнул Зорба. – К сожалению.

Он вынул из ящика копию отчетов и положил на стол перед собой.

– Вы нисколько не способствуете упрочению своего положения и своей репутации, подменяя науку чистыми фантазиями.

– Фантазиями? – сердито переспросила она, оскорбленная таким предположением и презрительным тоном министра. – Да, чтобы доказать мои предположения, требуются дальнейшие исследования, но вы должны признать, что мои находки представляют огромный интерес и могут открыть новые перспективы в области изучения человека.

Она едва сдерживала свое возбуждение.

– А что если неспособность человека говорить – это поведение, приобретенное в результате обучения? И что такое обучение передается из поколения в поколение?

– Чушь! – воскликнул Зорба. – Человек по своей природе не способен говорить. Как и обучаться. Предполагать иное – значит граничить с ересью.

– Но только подумайте! – не унималась Джана, полностью увлекшись своими идеями. – Дети обезьян учатся говорить, подражая старшим. Если люди по какой бы то ни было причине, в далеком прошлом перестали разговаривать и стали обучать своих детей хранить молчание, то сколько поколений потребуется, чтобы исчез их язык, или исчезла сама способность к речи? Десять? Двенадцать? Сто?

– Не говорите ерунды, – сказал Зорба. – Ваша так называемая теория не имеет никакого смысла, даже рассматриваемая сама по себе, вне контекста других теорий и фактов. Даже если предположить, в качестве допущения, что люди когда-то в прошлом разговаривали, зачем им было подавлять такую способность?

– В целях выживания? Под давлением внешних обстоятельств, хищников, враждебных племен? Из религиозных соображений?

Услышав последнее предположение, Зорба фыркнул.

– Значит, мы уже наделяем человека не только дремлющей в нем способностью к речи, но и какими-то представлениями о духовном начале? Чем сильнее вы пытаетесь защитить свои фантазии, тем более нелепыми они становятся.

– Я согласна с тем, что многие вопросы пока остаются без ответа, но тем-то и интересна эта область исследований, сулящая в будущем множество поразительных, возможно даже революционных открытий.

Джана постаралась пропустить мимо ушей снисходительный смешок Зорбы.

– Кто знает? Возможно, у нас получится даже научить людей говорить…

– Довольно! – прервал ее Зорба. – Вы только самой себе хуже делаете. У меня достаточно оснований отменить ваш плохо продуманный исследовательский проект.

У Джаны сердце ушло в пятки. Будучи министром науки, Зорба был вправе запретить ей любое исследование.

– Нет, прошу вас, не делайте этого.

– Приведите хотя бы одну убедительную причину.

– Лето почти на исходе, так что скоро я все равно сверну лагерь, – сказал она, хватаясь за первый попавшийся повод. – Мне потребуется лишь несколько недель – возможно, даже дней, – чтобы завершить первоначальные наблюдения, определить численность людей, их рацион и тому подобное. После этого продолжить исследования можно будет только весной.

– Я бы не стал говорить об этом с таким оптимизмом, – сурово посмотрел на нее Зорба.

– Я понимаю. Наверное, я позволила себе слишком увлечься предметом своих изысканий, но прекращать мою экспедицию сейчас, когда она близка к завершению… боюсь, что это плохо скажется на моей карьере. Да и на сообществе шимпанзе в целом.

Она не остановится перед тем, чтобы разыграть эту межрасовую карту, если тем самым сможет продолжить свою работу и, возможно, даже найти подтверждения того, что люди – не просто безмозглые животные, достойные только того, чтобы на них охотились, или чтобы их истребляли. Оставалось только надеяться на то, что министр не захочет привлекать к этому вопросу излишнее внимание со стороны.

Зорба некоторое время подумал, прежде чем высказать свое окончательное решение.

– Ну что ж, хорошо. Думаю, что действительно нет необходимости принимать серьезные меры в такой поздний срок. У вас неделя на то, чтобы свернуть свою работу и подвести итоги экспедиции… возможно, взглянуть на ваши нелепые «теории» более трезвым взглядом.

Он вернул доклад в ящик стола.

– Но я настоятельно рекомендую вам не делиться своими соображениями с кем бы то ни было, ради вашего собственного будущего.

Джана заставила себя говорить вежливым тоном.

– Благодарю вас, доктор. Вы не пожалеете о своем решении.

– Я уже пожалел, – сказал он, переводя взгляд на семейные фотографии на столе.


Экспедиция в Восточный лес, день 60. Несмотря на неодобрение доктора Зорбы, я более чем полна решимости продолжать свои исследования человека, который оказался даже более сложным и удивительным видом, чем я предполагала раньше. Остается надеяться, что моя работа когда-нибудь развенчает окружающие человека мифы и предрассудки, и способствует просвещенной деятельности, направленной на его защиту и сохранение…


Лежа одна в своей палатке, Джейн оторвала взгляд от своего дневника и протерла усталые глаза. Палатку освещал единственный фонарь, а сама палатка располагалась на окраине леса, неподалеку от привычных мест обитания людей. Ночь наступила несколько часов назад, но роящиеся в голове Джаны мысли не давали ей заснуть. Столько всего еще предстояло сделать, столько всего спланировать и осмыслить за несколько дней, оставшихся до возвращения в Город обезьян.

Ей очень хотелось раздобыть малыша Льняной и увезти его в город, чтобы понаблюдать за его развитием – но нет, она не может проявить такую жестокость к этому бедному животному, которое и без того потеряло своего партнера. Джана понимала, что сейчас в ней говорит излишняя сентиментальность, недостойная настоящего ученого, которого не должны останавливать раздумья о чувствах какого-то человеческого существа. Но она, как всякий приличный шимпанзе, имела не только голову на плечах, но и сердце в груди, и ни перед кем не собиралась оправдываться, тем более перед собой.

Что, если взять для исследований какого-нибудь другого детеныша? Например, сироту?

Так она сможет продолжить свои изыскания даже в городе. Чем моложе будет экземпляр, тем лучше. Возможно, для начала его придется обучить языку жестов, и только потом переходить к звукам. Даже если ее теория верна, будет нелегко преодолеть условные рефлексы и привычки, выработанные за многие поколения, возможно даже за тысячелетия…

Снаружи донесся звук ломаемой ветки. Джана выпрямилась и прислушалась. Показалось ли ей, или она на самом деле слышала, как что-то возится в ночи? Может, это какой-то зверь, и даже не один? Она отложила карандаш и потянулась за пистолетом.