– Корнелиус, мне нужно кое-что сказать тебе, а времени почти не осталось.
«Альфа и Омега» на экране радара замедлила свой ход и начала постепенно менять траекторию. Ее брюхо засветилось желтым цветом – она входила в атмосферу.
– Возможно, тебе это покажется совершенно бессмысленным, – быстро заговорил Цезарь.
«Я понимаю, Цезарь», – прервал его шимпанзе-археолог.
Он назвал его Цезарем, а не «Неизвестной обезьяной».
«Верджил мне все рассказал, – продолжил передавать свои мысли Корнелиус. – С тех пор, как вы прибыли сюда, ты постоянно избегал меня и Зиру. Но когда нам грозила опасность, ты присматривал за нами. Теперь я знаю, почему».
– Даже не знаю, что еще сказать, – признался Цезарь.
«Тогда ничего не говори. Тебе нужно выполнить задачу».
– Корнелиус, – начал Цезарь, который все-таки хотел, чтобы его поняли до конца. – Я не из вашей временной линии. Как бы выразиться получше… Не твой сын…
«Да, но в другом мире – в другой жизни – я твой отец. Будь у нас больше времени, мы с тобой познакомились бы поближе».
Индикатор на панели замигал ярко-зеленым цветом – магнетронно-резонансный двигатель был готов. По щеке Цезаря прокатилась единственная слеза. Он дернул за рычаг.
Корнелиус сам первым попрощался с ним.
«Удачи, сын!»
Вспыхнули ускорители.
Стремительный сгусток массы и энергии, в который превратился «Зонд-9», устремился навстречу своей цели со скоростью, сравнимой со скоростью света. Ни одно разумное существо, будь то человек, мутант или обезьяна, не смогли бы сохранить сознание при таком ускорении.
Цезаря поглотила тьма.
«Зонд-9» перехватил ракету «Альфа и Омега», едва та накренилась в сторону Земли. При их столкновении бомба сдетонировала.
Все окружающее их пространство разорвала бушующая сфера гамма-лучей. Космический корабль не избежал ярости оружия судного дня. Мощь бомбы скомкала его, как бумажный самолетик. Небо растворилось в ослепительно-белом свете.
В Запретной зоне люди, мутанты и обезьяны, подняв головы и забыв обо всем, наблюдали за стремительно расширяющимся сиянием и танцем малиновых, коралловых и киноварных всполохов на темно-синем небе. Колоссальный взрыв осветил пустыню, превратив ночь в день. Подземным жителям пришлось прикрыть глаза, другие смотрели в страхе и благоговении.
Заряженные частицы пронеслись по атмосфере, оставляя за собой следы в виде ярких расплывающихся полос. Электромагнитные волны обрушились на все электрические приборы планеты. Все незащищенное оборудование подземных жителей в Запретной зоне пало жертвой взрыва, происшедшего на огромной высоте.
Город обезьян за много миль отсюда мгновенно погрузился во тьму. Отказал аккумулятор каждой машины. Взорвался каждый трансформатор. Вышла из строя каждая электросхема. Но планета уцелела. Чудовищная вспышка пощадила обезьян, людей и мутантов.
Никто из них не погиб.
Зайус с Крадором обменялись взглядом. Орангутан-советник, как и обещал, подал руку мутанту. Крадор пожал ее.
Планета изменилась навсегда, но выжила. Ей был дарован еще один шанс.
Пока остальные вокруг них расходились, Алан с Верджилом продолжали стоять, ослепленные сиянием.
– Как ты думаешь, он понял, что у него получилось? – спросил Алан. – Думаешь, Цезарь погиб, зная, что он спас всех нас?
Прежде чем ответить, Верджил прокашлялся.
– Дорогой друг! Возможно, Цезарь об этом знал. А, возможно, знает и сейчас, – добавил ученый орангутан.
Алан посмотрел на него в недоумении.
– Кто сказал, что Цезарь умер? – пояснил Верджил. – Даже если наш Цезарь и погиб в атомном взрыве, я верю, что где-то в другом времени и в другом пространстве другой Цезарь выжил.
Высказывая свою гипотезу, орангутан едва ли не сиял от гордости.
– Бесконечные возможности, знаете ли. В любом случае, наследие Неизвестной обезьяны останется в веках.
Снова посмотрев на переливающееся всеми цветами радуги небо, Алан предпочел согласиться с таким предположением.
– Король умер, – сказал он с улыбкой. – Да здравствует король!
Джим БердЗамолчавшие
Ее нос щекотал холодный ветерок, поднимавшийся от набегавших на берег волн. Потирая озябшие плечи, она наблюдала за тем, как он застыл на месте, не сводя взгляда с гигантской статуи перед ними.
Не понимая, что его так заинтересовало, она тоже посмотрела наверх.
– Пойдем! – сказал он, пошевелившись.
Он сделал несколько шагов, повернувшись к ней спиной и продолжая смотреть на статую. Она переводила взгляд с него на нависшую над ними фигуру и обратно, теряясь в мыслях.
– Как можно быть таким холодным?
Он наконец-то повернулся к ней.
– С тобой? Легко!
Она изучала строгие черты его лица, его выступающую челюсть и его потускневшие глаза, направленные по привычке не на ее лицо, а на ее фигуру. На ее облегающую форменную юбку, на изящные ноги, на чуть-чуть тесноватую голубую блузку, подчеркивающую округлые груди, и на ее черные как смоль волосы.
Он буквально раздевал ее глазами. Все-таки кое-что со временем совершенно не меняется.
– Мы могли бы… – сказала она, ощущая, как, несмотря на холодный февральский воздух, по всему ее телу расплывается тепло надежды.
– Я улетаю, Нора. Завтра утром. Покидаю тебя и все проклятое человечество. Вот и все.
Сердце у нее замерло, но щеки вспыхнули. Внутри нее разгорался гнев.
– Но ты полетишь не один, Тейлор.
Он слегка вздрогнул при звуках своего имени – она никогда не называла его «Джорджем», а всегда только «Тейлором» – и, похоже, даже немного удивился. Потом, помотав головой из стороны в сторону, усмехнулся.
– Стюарт – опытный профессионал.
В голове ее промелькнула догадка.
– Ах ты подонок, – воскликнула она в ярости, сжимая кулаки. – Ты… ты специально так подстроил! Подстроил, чтобы взяли ее, а не меня. Эту суку!
– Ах, какой взрыв! – сказал он, все с той же ироничной усмешкой. – Какая мощь и сила, такой хватит, чтобы запустить тысячи кораблей. Или только мой. Моя сверхновая на двух ногах…
Она шагнула к нему с искаженным от гнева лицом, раскрыв рот для очередных обвинений.
Он поднял руку, останавливая ее и отворачиваясь.
– Хватит, не трать нервы зря. Все кончено. Завтра утром я отправляюсь на мыс Канаверал, а еще через шесть часов покидаю этот шарик. Было весело, секс был замечательным – очень даже замечательным, но всему рано или поздно настает конец, Нора.
– Ты и своей жене так сказал?
Выпад, конечно, был неуклюжим, но это все, что пришло ей в голову на тот момент.
Улыбка слетела с лица Тейлора; глаза его сузились до щелочек.
– Смысла в этом нет, но если тебе так будет приятно, то, разговаривая со Стюарт, я постараюсь воображать тебя, а не жену.
– Ты хотел сказать, кувыркаясь с ней, – выпалила она. – Надеюсь, вы там будете счастливы со своей космической принцессой. И кто же из вас первым прыгнет к ней в постель?
Молчание.
На него это было совсем не похоже. Обычно он не медлил с остроумным ответом на ее насмешки и уколы. Внутри нее продолжал пылать огонь; она смотрела на него, и на глазах у нее выступили слезы. Он смотрел на нее в ответ, но ничего не говорил.
Медленно и неуверенно она протянула руки, открыла ладони и положила их на его широкую грудь. Он был твердым, твердым как скала, как неподвижная статуя над ними, как островок, на котором они сейчас стояли и на котором договорились встретиться и обсудить то, что казалось важным и ему, и ей.
– Тейлор, – сказала она, понизив голос и постаравшись придать ему теплоту. – Пожалуйста. Извини меня. Я… я так расстроена… говорят, что меня собираются перевести в другой город. Говорят…
Она остановилась, пытаясь понять его настроение. Но он продолжал молчать, не сводя с нее взгляда.
Пальцы Норы нащупали его жетоны, спрятанные под полурасстегнутой кожаной курткой. Глаза его дернулись, он перевел взгляд вниз, но тут же снова посмотрел ей в лицо.
– Ты… ты же ничего после себя не оставляешь, – сказала она.
Она хотела задать вопрос, но это прозвучало как утверждение.
– Почему бы не оставить мне хотя бы что-то? Раз все остальное ты у меня забрал?
Он поднял руку и без усилия разжал ее пальцы. Взяв жетоны, он положил их в карман своей куртки. Челюсти его напряглись, глаза казались еще холоднее, чем прежде.
– Это даже к лучшему. Как же я рад, что больше мне не придется слышать твой голос!
Отвернувшись от нее, он снова бросил взгляд на статую. Остров в этот момент показался ей каким-то особенно безжизненным, куском камня посреди обширной голой пустыни.
Он сделал шаг, потом другой, удаляясь прочь.
– Прощай, Нора, – бросил он, махнув рукой. – Счастливого… счастливой жизни, пожалуй.
Очертания его размылись, и по ее щекам покатились слезы. Она вдруг поняла, что не может вымолвить ни слова. Три года бесплодных надежд, разочарования и гнева, копившихся в ее сердце, поднялись вверх и комком застряли в горле, отрезав ее от всего человечества.
На холодном ветру все ее тело охватила дрожь.
– Тейлор!
Имя это вылетело из ее губ едва слышно – почти выдох, а не слово. Оно казалось странным напоминанием о ее здравомыслии; оно словно прорвало дамбу, сдерживающую ее ярость.
– Черт бы тебя побрал, Тейлор! Будь ты проклят!
Он остановился, повернул голову вбок и оглянулся на нее.
– Переходишь на оскорбления, Нора? Перед Леди Свободой?
Покачав головой, он продолжил путь. Наверное, он даже усмехался.
Она стояла в тени гигантской статуи, опустив пустые руки и продолжая дрожать. Волны по-прежнему равнодушно плескались о берег.
У нее больше не осталось слов.
В холодном безжизненном свете горилла прищурилась и вгляделась внутрь помещения. Стекло покрылось паром, исходящим из ее раздутых ноздрей.