орями Гвинеи, останавливаясь у Софалы, куда он также плавал и где есть великий остров, называемый маврами «остров Луны» (Мадагаскар. — Авт.). Говорят, что он находится в трехстах лигах от берега и из любой из упомянутых стран можно взять курс на Каликут».
Возможно, что именно донесения Ковильяну обусловили различия в поведении Бартоломеу Диаша и Васко да Гамы. Принимая решение вернуться в Португалию, Диаш не мог знать, что от места, которого он достиг, недалеко до Софалы, где Ковильяну побывал в следующем или 1490 году.
В ином положении находился Васко да Гама. Если письма Ковильяну были получены при португальском дворе, он не мог не познакомиться с ними. А в этом случае задача открытия морского пути в Индию чрезвычайно упрощалась: она сводилась к тому, чтобы достигнуть арабо-суахилийских портов на побережье Восточной Африки и заручиться услугами местного кормчего.
Историки сходятся на том, что без плавания Диаша не было бы путешествия Васко да Гамы. Но открытие мыса Доброй Надежды было как бы одной половиной разорванной ассигнации или составной частью загадочной картинки. Второй явилась информация, собранная Ковильяну. Гений Васко да Гамы соединил их воедино.
Пройдя крайний пункт, достигнутый экспедицией Диаша, Васко да Гама продолжал подниматься вдоль побережья Восточной Африки, не выходя в открытый океан. Между тем его никак нельзя обвинить в трусости или нерешительности, да и корабли его, строившиеся с учетом опыта экспедиции Диаша, были гораздо лучше приспособлены к условиям плавания в открытом океане, нежели суда его предшественников. Адмирал имел случай проверить преимущество каравелл нового типа («круглые корабли») и их усовершенствованного парусного вооружения, когда, достигнув Сьерра-Леоне, взял курс на юго-запад и сделал большой крюк в сторону еще неизвестного побережья Бразилии. Благодаря этому он избежал противных ветров, дующих у берега Африки, и открыл наиболее удобный морской путь из Европы к мысу Доброй Надежды.
Достигнув Индийского океана, португальский адмирал продолжал идти вдоль берега, не предпринимая никаких экспериментов. Не следует ли заключить, что и в данном случае он руководствовался информацией, полученной ранее, то есть сведениями, почерпнутыми из писем Ковильяну? А потому стремился прежде всего достигнуть прибрежных городов Восточной Африки, чтобы заполучить опытного кормчего.
Нельзя, конечно, считать историческим источником эпическую поэму Луижа Камоэнша «Лусиады», в которой прославляются Васко да Гама и его спутники. Но Камоэнш еще застал в живых нескольких участников экспедиции и уж во всяком случае не написал бы ничего такого, что могло умалить заслуги Васко да Гамы. Поэтому когда он говорит: «Давно уже капитан пламенно желал найти кормчего, который мог бы указать ему путь в Индию» — этому нельзя не верить.
В конце января 1498 года Васко да Гама получил убедительное доказательство правильности сведений, сообщенных Ковильяну. Корабли его вошли в устье реки Келимане (общее устье нескольких рек, впадающих в Мозамбикский пролив). Несколько дней спустя из поселений, расположенных вверх по реке, приплыли два вождя-африканца. Командующий флотилией заметил, что на одном был головной убор с вышитой шелком каймой, а на другом — из зеленого атласа. Изделия эти были явно не местного происхождения. На предложенные им подарки оба вождя смотрели с пренебрежением, не произвели на них впечатления и корабли португальцев. Один из них дал понять, что приехал издалека и большие корабли ему не в диковинку.
Эти слова показали командующему, что он находится уже недалеко от крупных международных портов, где он может встретиться с бывалыми моряками, хорошо знающими путь в Индию.
Попытку заполучить опытных кормчих Васко да Гама предпринял уже на острове Мозамбик, в первом арабо-суахилийском поселении, где он побывал. Двое кормчих (или лоцманов), которых ему удалось нанять, довели флотилию до Момбасы, хотя и с явной неохотой.
В другом арабо-суахилийском городе-государстве — Малинди — португальцы увидели большие корабли, пришедшие из Индии, познакомились с их кормчими. Использовав распри между Момбасой и Малинди, Васко да Гама добился огромного успеха: правитель второго города направил на борт его корабля опытного кормчего. Да Гама, очевидно, заранее рассчитывал на это, а потому и не вышел в открытый океан из Момбасы.
Португальский историк XVI века Жуан Барруш так описывает историческую встречу: «Во время пребывания Васко да Гамы в Малинди со знатными индийцами, посетившими португальского адмирала на борту его корабля, был некий мавр из Гузерата по имени Малемо Кана. От удовольствия разговаривать с нашими земляками, а также чтобы угодить королю Малинди, искавшему кормчего для португальцев, он согласился отправиться с ними. Поговорив с ним, да Гама остался весьма удовлетворен его знаниями, особенно когда мавр показал ему карту всего Индийского побережья, построенную, как вообще у мавров, с меридианами и параллелями, весьма подробную, но без указания ветровых румбов. Так как квадраты (долгот и широт) были весьма мелки, карта казалась очень точной. Да Гама показал мавру большую астролябию из дерева, привезенную им, и другие металлические астролябии для снятия высоты солнца и звезд. При виде этих приборов мавр не выказал никакого удивления. Он сказал, что арабские кормчие Красного моря пользуются приборами треугольной формы и квадрантами для того, чтобы измерять высоту солнца и звезд, и особенно Полярной звезды, что весьма употребительно в мореплавании. Мавр добавил, что он сам и моряки из Камбайи и всей Индии плавают, пользуясь некоторыми звездами, как северными, так и южными и наиболее заметными, расположенными посреди неба, на востоке и на западе. Для этого они пользуются не астролябией, а другим инструментом (который он и показал), состоящим из трех дощечек… После этого и других разговоров с этим кормчим да Гама получил впечатление, что в нем он приобрел большую ценность. Чтобы его не потерять, он приказал немедленно плыть в Индию и 24 апреля двинулся в путь…»
Это писалось в эпоху, когда огонь корабельной артиллерии превратил Индийский океан в своего рода португальское озеро. Однако в описании Барруша нет и тени пренебрежения к кормчему, поведшему флотилию Васко да Гамы из Малинди в Каликут. Кормчий этот выступает здесь как представитель мореходной культуры, ничем не уступающей португальской.
Такое же уважение к кормчему, несомненно, испытывал и Васко да Гама. День встречи с мудрецом из Малинди был светлым днем в жизни португальского путешественника не только потому, что встреча эта обусловила успех его экспедиции. Беседа с кормчим как бы отодвинула на задний план постыдную алчность и корысть, которыми руководствовался Васко да Гама. Пирата заслонил великий мореплаватель, способный испытывать благородную и чистую радость творческого общения. В этот день вопреки тому, что писал Киплинг три века спустя, Запад встретился с Востоком как равный с равным.
Примечательно, что в поэме «Лусиады» Луиж Ка-моэнш воспевает подвиги не только своих соотечественников, но и «мавра», служившего им проводником по океану:
В кормчем, суда стремящем, нет ни лжеца, ни труса,
Верным путем ведет он в море потомков Луса.
Стало дышаться легче, место нашлось надежде,
Стал безопасным путь наш, полный тревоги прежде.
С этими строками величайшего поэта Португалии перекликаются записи неизвестного спутника да Гамы — автора знаменитого «Рутейру» (путевого журнала экспедиции): «Мы очень радовались кормчему, которого прислал король»[2].
Радость была не напрасной: португальцам не пришлось больше тревожиться до самого Каликута.
Переход флотилии Васко да Гамы из Малинди в Индию явился подлинным триумфом навигационного искусства «мавра из Гузерата».
Как указывает Т. А. Шумовский, он «блестяще провел флотилию, прорезав западную часть Индийского океана почти по самой середине; это позволило ему лавировать между двумя противоборствующими ветрами, применяя то простой, то усложненный поворот на другой галс через фордевинд, вследствие чего ни одно судно не легло в губительный в этих местах дрейф и половина океана была пройдена всего за двадцать шесть суток».
Смелость, с какой кормчий вел португальские корабли через океан, была порождена глубоким знанием направления ветров и течений, береговой линии и даже рельефа морского дна в прибрежной полосе.
Плавание в открытом океане он считал более безопасным, чем по мелководью, изобилующему подводными скалами и отмелями. Он не терялся ни при каких обстоятельствах. Берег Индии показался на двадцать третий день плавания, но был затянут пеленой дождя и тумана. Тогда «мавр из Гузерата» увел флотилию назад в океан, невзирая на ветер и бурю.
По словам Камоэнша, именно кормчий командовал флотилией. Предугадав бурю по хорошо известным ему признакам, он отдал четкие и ясные команды, а в опасную минуту приказал выбросить за борт лишние товары и выкачать насосами воду, которую зачерпнул корабль. Португальцы беспрекословно выполняли эти приказания.
Доверившись «мавру из Гузерата», Васко да Гама проявил большую прозорливость. Через трое суток буря прекратилась, небо очистилось и на горизонте показалась возвышенность, расположенная к северу от Каликута. Заветная цель была достигнута. Камоэнш вложил в уста кормчего следующие слова, обращенные к португальскому адмиралу: «Если мое искусство не обманывает меня, перед нами — государство Каликут! Вот Индия, которую вы ищете, и честолюбие ваше будет удовлетворено, если единственное ваше желание — попасть туда!»
С тех пор прошло свыше четырех с половиной веков. По желанию жителей Малинди, освободившихся от колониального гнета, одна из центральных улиц города названа в честь Ахмада ибн Маджида.
Это имеет самое прямое отношение к открытию европейцами морского пути в Индию, ибо Малемо Кана и Ахмад ибн Маджид — одно и то же лицо.
Связная биография Ибн Маджида отсутствует, но не подлежит сомнению, что кормчий экспедиции Васко да Гамы был арабом родом из Омана, а вовсе не «мавром из Гузерата» (то есть уроженцем Индии). Полное имя его — Шихабаддин Ахмад ибн Маджид ибн Мухаммад ибн Му’аллак ас-Сади ибн Абу-р-Рака’иб ан-Наджди.