Он чуть дёрнул плечом. Не от отвращения — скорее от неожиданности. Слишком близко. Слишком тихо.
— Почему мы здесь? — спросил он, не в силах больше выдерживать молчание. Голос его прозвучал глухо, с неровной интонацией. Он сам услышал это и чуть скривился.
Эльвира не ответила сразу. Она повернулась к нему всем корпусом, не спеша. В глазах её блеснул свет — отражение того самого луча с окна.
— Ты здесь… — начала она, тихо, почти ласково. — Потому что то, о чём я собираюсь с тобой говорить… должно остаться, между нами. Только, между нами.
Артём нахмурился. Не от враждебности — от настороженности. Откуда-то изнутри поднималось ощущение, что он сейчас окажется втянут в нечто, чего совсем не хотел.
— Вы боитесь, что нас подслушают? — спросил он, автоматически понизив голос.
— Опасаюсь, — кивнула Эльвира. Она не шевелилась, только голос менялся — становился ниже, вязче. Как мёд.
Он отвёл взгляд. Секунда — ироничная попытка отыграться:
— Что ж… я весь в вашем распоряжении… Во всех смыслах…. В общем-то… — Он пробормотал это неуверенно, как будто сам пожалел о фразе, едва произнеся.
Эльвира не рассмеялась. Не улыбнулась. Только чуть прищурилась. Он не понял — как трактовать её реакцию.
— Воющий Клинок признал тебя, — произнесла она. — Это многое значит. Даже больше, чем ты можешь себе представить. Для моего народа — это почти священно.
Артём сдвинул брови.
— Но вы же говорили… что людям тут не слишком рады.
— В Космолесье — да. Здесь мы живём по старым законам. По особым правилам. Но княжества эльфов уходят дальше, за горы. И всех нас объединяет не происхождение. Вера. Вера в Юрия.
Она произнесла это имя с особой интонацией. С трепетом. Почти с благоговением.
Артём не знал, что сказать.
— Те в красных балахонах… это ваши жрецы? — спросил он, снова ощупывая ситуацию словами.
— Да. Хранители завета. Мы… вскормлены легендами. Пропитаны ими, как древесина смолой. Тысячу лет назад на землю с небес пал первый среди равных. Великомученик Юрий.
Артём кашлянул, неудачно сглотнув. Звук получился громкий и неловкий.
— Он был человеком, — продолжала Эльвира. — Принёс учение о мире без господства. Учение, где нет «высших» и «низших». Он хотел объединить всех — эльфов, орков, ящеролюдов, людей…
— Погодите. Ящеролюдов? — Артём резко поднял брови. Его лицо вытянулось, словно он только что услышал о единорогах.
Эльвира закатила глаза. С демонстративной усталостью, как учитель, который десятый раз объясняет материал троечнику.
— Ты дашь мне договорить?
Он вскинул ладонь, приложил к губам и кивнул.
— Молчу.
Эльвира придвинулась ещё ближе. Артём почувствовал, как тень от её плеча пересекла его колено.
— Юрий мечтал о коммуне. Единое общество, где не будет разделения. Ни по виду, ни по силе, ни по древности рода. Только труд, взаимопомощь, общее дело. По завету всеотца Владилена.
Артём еле сдержался, чтобы не фыркнуть. Имя звучало, мягко говоря, неожиданно. Но он удержал ироничный комментарий внутри. Она не казалась настроенной на шутки.
Она продолжила:
— Но ящеролюды отвергли его. Они не поверили. Не приняли. Сбросили его со скалы. В самую морскую пучину.
Артём отвёл взгляд.
— Владилен разгневался. И наслал армию. Войско железных солдат. Безжалостных. Неумолимых. Они уничтожали всё. Крушили стены, выжигали города. И только смирение перед их яростью смогло остановить бойню.
Она сделала паузу. Тишина сгустилась. Луч света на полу дрогнул, будто заметив напряжение.
— С тех пор мы поклоняемся Юрию. За жертву. За предупреждение. За то, что он отдал себя, чтобы мы смогли понять — что будет, если отринем божественную волю.
Артём покачал головой. Всё это звучало как священная трагедия, переданная через театральную пьесу. Но он чувствовал: для неё — это всерьёз. Или она очень хочет что бы он так думал.
— Звучит… не очень понятно, — пробормотал он.
Артём нахмурился, почесал висок. Он чувствовал, как напряжение в груди нарастает. Словно в комнате стало меньше воздуха.
— Получается, вы поклоняетесь человеку? — спросил он осторожно, словно проверяя почву под ногами.
— Не человеку, — мягко поправила она. — Символу. Его жертвенности. Его решимости. Его вере. Он стал больше, чем просто плоть и кровь. Мы не кланяемся Юрию — мы кланяемся его выбору. Его цене.
Он медленно кивнул, глядя в тень под столом. Молчание между ними стало плотным, как ткань. Он вдруг заметил, как дрожит её рука. Чуть-чуть. Едва заметно. То ли от волнения, то ли от чего-то иного.
— Но ведь… — он поднял глаза — и взгляд их пересёкся. — … вы же говорили, что людей у вас не любят.
Эльвира отвела взгляд. Губы её сжались, как будто этот вопрос резал.
— Юрий был не последним человеком, — сказала она после паузы. — Раньше люди жили с нами. Рядом. Они делили еду, землю, магию. Мы сражались плечом к плечу. Но потом случилось… разделение. Схизма. Люди начали считать себя лучше. Ушли. Отстроили крепости. Назвали себя союзом.
Она скривилась, произнося это слово.
— Союз человеческих поселений, — повторила с насмешкой. — Они создали закрытые анклавы. Отделили себя от остальных. Построили стены. Не только из камня — из гордыни.
Артём дернул бровью.
— Социалистических? — буркнул он в нос, почти рефлекторно.
— Что? — её взгляд стал острым.
— Ничего, — он махнул рукой. — Просто звучит как… утопия.
Она на секунду посмотрела на него с подозрением. Но не ответила. Вновь перевела взгляд в сторону — на пыльный пол, где в луче света плавали мелкие частицы, будто медленные, ленивые кометы.
— В общем… — она провела рукой по волосам, стягивая их назад. Жест был резкий, нервный. — Суть одна. По пророчеству Юрий должен вернуться. Он возродится. Пробудится от сна. Поднимет войско железных солдат из пепла войны. И наведёт порядок. Настоящий порядок. Но уже… железной рукой.
Пауза.
— Он придёт, чтобы закончить то, что начал. Чтобы никто не посмел повторить ошибки прошлого.
Артём чуть поёжился. Ему стало холодно в спине. Не от слов, а от интонации. В голосе Эльвиры не было пафоса — только уверенность. Она говорила об этом, как о чем-то неизбежном. Как о зиме, которая всегда приходит, какой бы тёплой ни была осень.
— А я-то здесь при чём? — выдохнул он, чувствуя, как пальцы невольно цепляются за край скамьи.
Эльвира медленно повернулась к нему. Очень медленно. Как если бы каждое движение имело вес.
— Артефакты начали тебя признавать, — сказала она тихо. — Воющий Клинок — только первый. Есть и другие: Говорящее Зеркало. Печать Врат. Они спят веками. Но один за другим… начнут реагировать. На тебя. Как будто… знают.
Он сглотнул. В горле пересохло.
— Это знак, Артём. Мы не можем это игнорировать. Это… направляющая рука Владилена.
Он откинулся назад, как будто пытаясь создать дистанцию между собой и этой безумной, фантастической реальностью. Голова закружилась. Слишком много информации. Слишком быстро. Он был никем — просто парнем с разбитым телефоном, долгами и пустым холодильником. А теперь… жертва пророчество?
— Но я не Юрий, — сказал он. — Я не падал с небес. Я не святой. Я не хочу ни войны, ни армии. У меня даже нет миссии. Я даже своей жизнью не распоряжаюсь.
Эльвира посмотрела на него. И в её взгляде не было удивления. Лишь понимание. И… сожаление?
— Я знаю, что ты не миссия — прошептала она. — И ты это знаешь. Но другие — нет.
Её голос стал мягким, почти интимным. Почти ласковым.
— Неважно, как всё есть на самом деле. Важно, как это выглядит. И как ты выглядишь в глазах других. Каким мы нарисуем твой образ.
Она склонилась чуть ближе. Её рука, почти невесомо, легла на его колено. Пальцы — тёплые, сухие. Внутри Артёма что-то сжалось. Сердце за ударяло чаще. Не от желания — от страха. От осознания, как быстро стираются границы между ними.
Он медленно отодвинулся назад от Эльвиры.
— Понимаешь, к чему я веду?
— Пока не совсем, — ответил он, сжав губы.
Эльвира склонила голову набок, как кошка, разглядывающая раненую мышь.
— Скажи… чего ты хочешь больше всего?
Вопрос застал парня врасплох. Мысли начали метаться.
Он вдруг понял, что не знает. Абсолютно. Он не хотел быть героем. Не хотел войны. Не хотел умирать. Не хотел спасать или быть спасённым. Не хотел вершить судеб. Не хотел быть в центре внимания.
— Есть, — ляпнул он.
Она моргнула. Отпрянула, будто он шлёпнул её словом по лицу.
— Что?
— Ну… — он пожал плечами. — Я не ел двое суток. Сложно мечтать о высоком, когда желудок скрипит как подвеска в маршрутке… я хотел сказать в телеге… а не важно.
Она вздохнула. Глубоко. Закрыла глаза на секунду.
— Да… ты ведь в плену. Прости. Скоро тебя накормят. Но я говорю не о голоде тела. Я спрашиваю… о голоде духа. О настоящем желании. О мечте. Она у тебя есть?
Артём замолчал. Внутри всё сжалось. Он посмотрел в пол, где пыль лениво крутилась в световом пятне. Почему-то это движение сейчас казалось важным. Как будто пыль знала ответы, которых он не знал.
— Я хочу выжить, — сказал он наконец. Голос был хриплым. — Сейчас… это всё, чего я хочу.
Эльвира долго смотрела на него. Слишком долго. Как будто пыталась высмотреть за его словами не просто ответ, а — уклон, страх, трещину в убеждениях. Пауза тянулась вязкой тишиной.
— А я, — наконец произнесла она, — хочу объединить все королевства. Эльфов. Орков. Ящеролюдов. Тех немногих людей, что ещё живы. Я хочу мир. Настоящий. По заветам Юрия.
Голос её стал твёрже. Он больше не был шёпотом, больше не был нежным. Он бил, как ток по шее, заставляя Артёма выпрямиться.
— А с тобой рядом я могу объединить эльфов. Этого мне будет достаточно, чтобы сломить остальных, каждое княжество, каждый город и каждое королевство будут делать меня сильнее. Они будут смотреть на тебя — и видеть мессию, которым мы тебя сделаем.