За воротами кладбища небольшая кучка народу что-то оживленно обсуждала. Какая-то женщина причитала, но ее причитания забивал общий гомон. В середине толпы, надо думать, находился покойник.
— Совсем очумели! — достаточно громко заявила подруга. — Скоро будут провожать в последний путь как на праздник.
— Может, у них покойник воскрес? — неуверенно предположила я. — Теперь не знают, что с ним делать дальше.
— Нет проблем. Если еще при жизни всех достал или наследнички уже руки потирали от радости, посоветуют не хулиганить и идти своим путем дальше, — отмахнулась Наташка, — а если…
Другой вариант она не озвучила, ибо в этот момент к воротам подкатила реанимационная машина «скорой помощи». Из нее выскочили два человека в форменной одежде и бросились к толпе. Люди торопливо расступались.
— Воистину воскрес! — ахнула Наташка.
Я успела заметить неподвижно лежащую на асфальте женщину. Рядом валялось опрокинутое белое пластиковое ведро с рассыпавшимися красными и розовыми гвоздиками. Ящички с какими-то многолетниками сдвинулись, на них валялись искусственные, неправдоподобно яркие цветы. Неловко обернувшись вокруг своей оси, я не нашла к кому обратиться за разъяснениями, а лезть нахрапом в разом увеличившуюся толпу и мешать медработникам не хотелось. Наташка нетерпеливо топталась рядом, уговаривая себя и меня, что у продавщицы солнечный удар.
— Не совсем солнечный… — пробормотала я, заслышав сирену приближающейся милицейской машины. Толпа сразу же стала редеть.
Нам удалось перехватить цветочницу, у которой мы недавно выбирали цветы. Она спешила вернуться к своему товару и, вытирая слезы, с ходу принялась жаловаться на опасность своей профессии. Быстро выяснилось, что Надюшка, приятельница, торговавшая рядом, спокойно занималась своими делами и никого не трогала, а потом вдруг ни с того ни с сего как-то странно дернулась и повалилась прямо на свой товар.
— Я думала, она оступилась, а у нее вот отсюда, — женщина показала на область правой ягодицы, — ой, на себе не показывают. Кровищи — ужас! Никто ничё не понял, я заорала, не знаю, что делать, а старуха, Надькина покупательница, которая в это время болтала по телефону, вместо того чтобы помочь, так рванула бежать, словно ей не сто лет, а шестнадцать.
— Какая старуха? — хватая цветочницу за плечо, спросила Наташка. Женщина возмущенно дернулась и скинула ее руку.
— Надюшка жива? — в свою очередь спросила я.
— Пока жива. Врачи сказали, огнестрельное ранение какой-то области мягких тканей, я не запомнила. А что выстрела никто не слышал, так, мол, оружие было с глушителем. Я ушла, мне объяснения с милицией ни к чему, регистрация просрочена. Ума не приложу, за что Надюшку? У нее и врагов-то не было.
— А если не было врагов, может, стреляли в старуху? Она случайно не в черном костюме была? С черным платочком на голове. Высокая такая, худая. — Я почувствовала, что голос у меня начинает дрожать, и делано закашлялась в кулачок.
— Да зачем же бабку убивать? Она и так скоро помрет, хоть и интеллигентка с виду. Годков-то, наверное, много. Дай ей, Боже, долгих лет жизни. — Продавщица набожно перекрестилась. — А Надюшку за что убивать?
Продавщица, испуганно взглянув на меня, рванулась к Наташке. Заколка, поддерживающая волосы, выпала, и они рассыпались по плечам «мелким бесом», то бишь химией. Цветочница вцепилась в Наташкино плечо.
— А ведь и верно… Надюшку-то шарахнуло как раз в тот момент, когда старуха нагнулась поднять сотенную купюру. Она у нее из сумки выпала, когда она телефон доставала, а Надюшка повернулась ей цветы подобрать… Ой, понесли!
Оставив оторопевшую Наташку в покое, женщина, причитая, побежала к «скорой», но, увидев, что рядом с носилками шествует официальное лицо, прячущее в папку какие-то бумаги, развернулась в обратную сторону.
— А вы случайно не видели, куда бабушка понеслась? Наташка была сама вежливость и сочувствие.
Продавщица споткнулась на ровном месте и уставилась на нас с подозрением:
— Ваша, что ли, старуха? Я сейчас милицию позову.
— Зови! — с вызовом ответила подруга и подбоченилась. — Старуха покойная. Аж с 2002 года. Можешь взглянуть на памятник, там ее фотография. Проводить? Доказывай потом, что именно она покупала цветы у твоей Надюшки. При этом, в отличие от тебя, у старушки имеется здесь законная и постоянная регистрация. Лицо цветочной феи приобрело оттенок проехавшей мимо пожарной машины. Она начала отступление задом, и мне пришлось встать на защиту цветочных рубежей. Наткнувшись на меня, женщина остановилась, беспомощно посмотрела на яркий цветочный ряд.
— Но вы-то тоже ее раньше видели поблизости, раз правильно описали, — тихо проронила она. — Значит, старушка живая.
— Хорошо, прогуляйся на могилу сама, если нас боишься, — усмехнулась Наташка. — Думаешь, мы сами потусторонние? Гоняемся за своевольной покойницей, которая на том свете объявлена в розыск? Ладно. Участок номер…
— Никуда я не пойду! — Решительность своих слов цветочница подтвердила категоричной отмашкой руками. — Еще чего! Мне торговлю сворачивать надо. Сейчас позвоню хозяйке. — Дрожащей рукой она вытянула из кармана вязаной кофты мобильник. — Ваша бабуля потрусила сначала на кладбище, а затем — я мельком видела, могу и ошибаться, — вернулась сюда. Здесь уже народ стоял, куда она потом делась, не знаю. Не до нее было.
— Вернемся назад? — спросила я у Наташки по дороге к машине.
— Да ни за что! Я уже попрощалась с Кирилловым. Навсегда. Ты помешала процессу моей медитации. Как раз пыталась убедить себя, что он мне вообще приснился. Не конкретно в последнее время, а в том смысле, что я его никогда раньше не знала. Принц из сказки. Твое предложение «назад» — только в будущее! Домой! В свою привычную жизнь.
— Под «назад» я имела в виду его квартиру?
Наташка ответить не успела, сбил Димкин звонок. Голос его был слишком ласковым для перспективы радужного окончания разговора. Да и я, признаться, «дала маху». Не без Наташкиной помощи.
— Иришка, ты где?
Я вопросительно взглянула на подругу, она молниеносно сложила ладони вместе, приникла к ним щекой, закрыла глаза и для большей убедительности всхрапнула.
— В кровати, вестимо. — Не задержалась я с ответом, поскольку подсказку поняла правильно. — Отсыпаюсь.
— В чьей?
От вопроса сразу повеяло холодом и раздельным питанием. По крайней мере, на предстоящий вечер.
— Я спрашиваю, в чьей кровати ты отсыпаешься?
— Как это, «в чьей»? — Мое возмущение было слишком наигранным. — В нашей. На своей половине.
— Смею тебя заверить, твоя половина кровати пуста.
— А твоя?
Я основательно растерялась. Димкино место в данный момент в своем больничном кабинете или у коек пациентов, но никак не в нашей спальне. Краем глаза успела увидеть, что Наташка отчаянно стучит по своему лбу кулаком и без слов, одними губами призывает подумать, перед тем как ляпнуть очередную глупость. Интересное дело! С чьей подсказки все началось?
Димкин мобильник благородно отключился.
— Ну, сейчас я твоему Ефимову устрою! — пригрозила Наташка, выудив из кармана телефон и кровожадно им потряхивая. — Ты можешь не стараться — не ответит. И это к лучшему. Мало ли что еще наплетешь! А от меня просто так не отделается. Я, если что, и до главврача дозвонюсь.
Я ей сразу поверила — не один год рядом. Однако на сей раз подруга ошиблась, потому как с воплощением угроз запоздала.
Романтичная мелодия звонка, и Наташкино немножко виноватое «Алло?» совсем не вязалось с теми новостями, которые довелось ей выслушать от Бориса. Пока она, не кривя душой, но кривляясь телом, изображала умирающего лебедя, пытающегося занять место за рулем «Шкоды», но почему-то на заднем сиденье, я, воспользовавшись свободным временем и вцепившись в ручку двери с другой стороны, попробовала медитировать. Ничего сложного. Закрыла глаза, послала все к черту, а вслух громко сказала: «Мне хорошо. Я действительно на своей половине своей кровати, и вся эта лабуда вокруг мне просто снится…» С первого раза, правда, не подействовало. Не задумываясь, заладила повторение без передыха, как заклинание.
— Немедленно проснись! Сматываемся! — вывела меня из состояния прострации Наташка. А ведь я уже почти поверила в то, что утром зря застилала кровать покрывалом, раз его снова приходится сворачивать. Тем не менее дважды будить меня подруге не пришлось.
— Опять стреляли? — с беспокойством спросила я, успев отметить, что Наташка все-таки разобралась со своей парковкой на водительском сиденье и быстренько заняла место рядышком с ней. Подруга тут же рванула вперед. На всякий случай я оглянулась по сторонам. Кажется, никто нас не преследовал.
— У меня для тебя две новости, и обе плохие. Первая: сегодня пятница, мужики сбрендили и в кои-то веки заявились домой пораньше с намерением рвануть на дачу. В общем, дело было так: Боря искал меня у тебя, а Димон — наоборот. Как ты догадываешься, безуспешно. Какая досада! Боря поинтересовался, где я. Ответила, что с тобой. Настырный, блин! А где, спрашивает, ты? Диме, мол, тоже интересно. Я сначала сказала, что ты со мной, но он потребовал уточнить. Я же говорю — настырный. Дала честный приблизительный ответ — на Бутовском кладбище. Мы же почти рядом. Приблизительно… приближенно… Тьфу ты, нечистая сила! Не важно. По-моему, оба взбесились…
— А другая новость?
— Другая? Борис потребовал немедленно вернуть то, что мне не принадлежит! Может, решил разводиться и требует свою половину нажитого имущества? Вот ненормальный! Вторая его половина — я. И кто бы с этим спорил? Да пусть забирает. Я давно уже сама себе не принадлежу. Что ты на меня так смотришь? Не веришь? Можно подумать, что сама живешь исключительно для себя, а не для семьи.
— Мне это совсем не нравится…
— Не надо было замуж выходить, раз по-другому не получается.
— Ты можешь помолчать?!
— С какой стати? У тебя тема пограничной зоны в пределах квартиры еще не обсуждалась, а мне вопрос поставлен ребром.