Деревянная крепость была густо застроена внутри.
Кроме усадьбы цана, и жилых домов тут были общинные амбары, кумирня, и большое здание для собраний.
Возле кумирни в священной сокровищнице лежала казна этого племени — пушнина, слитки серебра, дорогое оружие, металлическая посуда большие бронзовые котлы.
Подумав, Костюк стал вспоминать — что ему удалось выяснить насчет местного владыки — цана.
Местный князек похвалялся, что его великий предок Гхуш-Сон, трижды сражался с самим Владыкой Нижнего Мира, и только однажды потерпел поражение. После чего был, правда, съеден оным Владыкой.
Местные владыки-цаны, и их младшие собраться — богатыри, не могли даже женится на простолюдинках. Это считалось не просто зазорным, а просто немыслимым.
Лишь дочь вождя или другого богатыря была достойна его.
Одна из легенд гласила, что один из богатырей, которому оскорбленная чем-то жена подложила вместо себя служанку, в ярости отсек себе детородный орган, оскверненный соитием с холопкой.
У каждого был шелковый пестрый платок, которым они обвязывали голову, отчего слегка напоминали пиратов. На поясе висел длинный меч, боевой нож, и два ножа поменьше — для скальпирования врага, и вырезания у него сердца и печени. У некоторых все это дополнялось боевым топором.
Обитали тут не только само собой витязи и цаны, но и рабы.
Рабы готовили еду, подавали на стол кушанья на пирах, заготовляли дрова и пасли лосей, и даже выполняли поручения хозяев — к примеру созывая народ на собрание. Сам народ — простые общинники, жили в полуземлянках за стенами города, пахали скудную почву, охотились и ловили рыбу.
Жили скудно — хлеба на горных, продуваемых ветрами пашнях вызревало немного. Они обдирали кору с дерева, затем острым ножом срезали нижний слой лыка, сушили его и толкли, в муку, которую затем пускали на лепешки.
Его домохояином, к которому цан определил Алексея на постой, был старый уже охотник-медвежатник Вирама.
И любимым его занятием в свободное от дел время, было поговорить о медведях.
Вот и сейчас, подав Алексею чашу с вяленым мясом — правда не медвежьим а кабаньим, он принялся за рассказ.
Медведь тварь умная. Вот говорят старики, что когда к примеру, колоду с медом находит, то, чтоб перевернуть, находит лесину подлиннее, и под нее подсовывает. Пчелы наружу вылетят — а медведя рядом-то нет!
Или вот что говорят — когда он замечает место для берлоги, значит, то знаки там особые ставит — когтями. И по знакам этим другие медведи вроде как понимают — чье это место. Если сильного — уходят, а если слабейшего — себе забирают.
А если пойдет за ягодой, то колоду берет — болотные кочки уминать.
Говорить не может, но речь понимает. А в старые времена, бывало, девок крал да жил с ними. И даже дети от того рождались. Вот, род шамана Тырге от такой полумедведихи происходит. Но потом ушла древняя сила из мира, и люди больше не могут рожать детей от зверей, а звери — обращаться в людей.
А, ты чужак, — бросил он, — вижу не слушаешь меня! — прикрикнул вдруг Вирама. Чего хмурый такой?
— Извини, уважаемый, — изобразил всем своим вмдом раскаяние Алексей. Так, вроде как зима скоро настанет, а я всё тут сижу.
Эээ, — как-то многозначительно и высокомерно улыбнулся хозяин, — сказано же — до Дня Очищения — ну никак нельзя. Сказано же!
Ну так скорее бы… — улыбнулся Костюк.
Вот тёмный человек! — всплеснул тот руками. Ты видать думаешь, что мы тут даром тебя держим! Вы там на закате, совсем от предков да от их мудрости отвернулись! Вам там новые боги помогают! А тут они силы не имеют — тут старые хозяева правят, и весь сказ.
Ты вот не веришь, а послушай как — что с дедом моим было.
Поехал мой прадед на торг. В дороге ночь его прихватила. Ну, прослышал он, что там неподалеку селение есть. Ну, заехал — смотрит, в домах огни погашены, только в одном горит. Ну, заходит он туда — народу полон дом, аж воздух спирает, жречишко какой-то в бубен бьет, что-то там воспевает.
Говорит — здравствуйте, мол, люди добрые.
Те не отвечают. Ну он опять — здравствуйте, мол.
Тогда тут жрец встрепенулся, да как начнет бормотать, да все непонятное. Только и разобрал — мол, огонь свистящий, да ветер из земли выходящий, да дух нас едящий, пришел.
Ну, толкнуло что-то его в сердце, или может, подумал, что не ко времени пожаловал, повернулся и ушел.
Приехал на постоялый двор, спрашивает — не знаете, что твориться в селении, странные там люди какие-то… Те — какое селение? Тут нет ничего!
— А там то и там то? Ну те аж сели. Там, говорят, кладбище старых времен…
Вот оно как — а ты говоришь! — с самодовольным видом изрек Вирама.
Поев, Алексей вежливо поблагодарил и вышел прогуляться в одиночестве по поселению — за ограду его не выпускали даже с сопровождающими. И вдруг взгляд его остановился на на сильно пожилом полуголом мужчине, сидевшем на старом бревне и чинившим костяной иглой старый ичиг.
К нему подбежала стайка замурзанных скуластых мальчишек лет по восемь-десять, и принялась что-то громко выкрикивать на своем языке — наверное, дразнить старика. Человек отложил обутку, неторопливо встал и, обернувшись, внимательно посмотрел в сторону шкодливых ребятишек. Тишину полдня прорезал дикий, многоголосый визг, как будто одновременно десяток бензопил вонзили зубья в неподатливую древесину. С быстротой, изумившей бы любого земного тренера по легкой атлетике, малолетние хулиганы унеслись в разные стороны.
А тот повернулся и внимательно, оценивающе поглядел на Костюка…
И Алексея почему-то заинтересовал этот странный чужак.
Настолько, что час спустя он подошел к нему, выбрав момент.
Тот сидел прямо на голой земле, перед маленьким костерком, протянув ладони к огню,
Костюк, остановившись, поздоровался с ним, но тот никак не отреагировал, продолжая отрешенно глядеть в пламя.
Пожав плечами, разведчик оставил попытки завязать разговор и отправился своей дорогой.
Вернувшись в дом Костюк попытался расспросить о нем Винару.
— Это Найарони, нежить треклятая, — буркнул он. С ним и водится то нехорошо — хотя лекарь он толковый. Но про этого чужеродца незнаемого, лучше тебе у шамана спросить, — нахмурился его опекун. Слышал я, он сын лесной нечисти, которая девок крадет да брюхатит, в берлогах своих заточая. И как по мне, так и похоже…
Он отвернулся к стене к забормотал что-то неразборчивое, всем своим видом показывая, что не намерен продолжать беседу. Но ему почудилось, что перед этим в его глазах мелькнул неподдельный страх. Алексей ушел, так ничего и не поняв.
И поэтому когда ночью он пробудился и узрел стоявшего у его ложа Найарони почти не удивился.
Тот молча сделал знак — мол, выйди, поговорим, и бесшумно ступая покинул прибежищ6е семьи Винара. Что поразительно, не проснулся не только никто из людей, но и пристроившиеся в сенях лайки не почуяли чужака.
К чему бы это?
Здравствуй, Тасо, — полушепотом спросил старик, когда Алексей выбрался из душной тьмы дома под яркую луну. И тут же перешел к делу.
— Как думаешь, зачем тебя тут держат?
— Говорят, на празднике должен быть кто-то из гостей… — пожал плечами Алексей
— Ага — гости им нужны, — кивнул Найарони. И отпустят они его сразу на праздники — к предкам.
— Тебя принесут в жертву. Просто — зарежут. Поэтому — сегодня я тебя выведу…
— А почему я должен тебе верить? — ляпнул Алексей стандартную фразу.
— А зачем мне тебе лгать тебе, ссорясь с людьми с которыми давно живу? Я хочу спасти твою голову, ставя на кон свою — чего тебе еще надо?
И почему-то Костюк поверил — и не только потому что чутье разведчика уже давало знать, что с этим «гостеванием» не всё чисто.
Пойдем…
А… как? — указал Алексей на ворота тына.
Они спят, — ухмыльнулся старец, — той самой пресловутой «зловещей ухмылкой» из второразрядных романов, и Костюк почему-то понял — почему про старца ходят слухи насчет происхождения его от нечисти.
И молча пошел за ним.
Прошли мимо спящих караульщиков у ворот, и старец без шума отворил малую калитку.
Припасы, вещи мои… — начал было Костюк.
У меня запасено всё что нужно — в моём жилище. Костюк порадовался лишний раз, что самые нужные вещи — вроде карты Аргуэрлайл, и маленького компаса он хранит при себе, в тайных кармашках пояса.
В землянке старца они пробыли очень недолго, взяв два заготовленных мешка — хорошо ложившихся на спину, и ухватистых.
Сейчас мы пойдем на их капище, и ты увидишь — что тут делают с гостями.
Потом пойдем через Ручей Леших, и испортим за собой мост. А потом — старик многозначительно умолк
К капищу они вышли спустя час — небо уже начало розоветь. Похоже исчезновение Костюка до сих пор не обнаружили.
Найарони скептически осмотрел деревянный частокол, украшенный резными звериными мордами. Обычное, ничем не примечательное капище местного народца, какие Алексею уже приходилось видеть.
— Ты не чувствуешь ничего? — осведомился Найарони.
Они ведь смотрят… Они очень старые, и когда-то им молились другие народы… Им сейчас горько, что истинной памяти о них скоро вообще не останется…
И закончив эту непонятную тираду, решительно шагнул вперед, сделав магический знак от зла.
— Те что владычат на небе, те, что пребывают в воздушном океане, те, что плавают на водах, те, что пребывают на земле, и те, кто ушли под землю — да охранят нас от беды! — сурово вымолвил он.
Костюк вошел за ограду следом за ним и замер…
На площадке были свалены человеческие кости вперемешку с костями собак. Поверх лежали несколько трупов с которых еще не совсем слезла плоть.
Ну, убедился? — взвизгнул Найярони.
Костюк промолчал, продолжив путь.
Погоня появилась за их спинами, уже после того как они пересекли ущелье, обрубив за собой подвесной мост.
Стрела, выпущенная из составного лука из лосиного рога, гулко просвистев, ударила в дерево рядом с ним.