Здесь он приказал начальнику вычислительного центра без разговоров бросить всё и заниматься пересчетом данных шестнадцатой лаборатории за последние три месяца.
Потом включил свой персональный «Армстрад», и десять часов не отходил от него — пока тонкое западное изделие не зависло.
За это время он трижды гонял туда-сюда по дромосу лабораторный фургончик, и трижды загружал здоровенный роботроновский принтер. В последний раз, смяв распечатки, смачно выматерился, и с час просидел, запершись в своем кабинете. Потом позвонил коменданту города.
— Товарищ Капустин, мне нужна срочно машина до Душанбе и пропуск по литере А. Что? Да, это связано с аварией… Да, срочно. Когда именно нужно? Еще вчера!
Москва, Старая площадь 1
Сейчас Байлаков вспоминал как уже скоро как четыре года тому, стоял в этом самом кабинете, перед почти таким же высоким собранием. Тогда решалась судьба его детища. Теперь она уже решена.
Итак, Дмитрий Федорович, — начал он сразу с места в карьер, — У меня есть чрезвычайно важное сообщение.
Маршал, словно почувствовав, что дело и впрямь нешуточное, судорожно вцепился руками в подлокотники кресла, а сам подался вперед, грудью навстречу неведомой опасности.
— Дело в том… — говорить было тяжело из-за сухости во рту. — Дело в том, что есть вероятность закрытия портала.
— В результате процессов, причину и характер которых мы пока не выяснили, произошло спонтанное изменение характеристик дромоса. Выглядит это так, что его пространственная локализация и объем остались без изменений, но форма, если о ней можно говорить применительно к фигурам такого рода, — он поймал себя на том, что цитирует умершего сегодня утром Демьяненко, — форма изменилась. Объект стал внутренне протяженнее, но его субъективное поперечное сечение уменьшилось, практически пропорционально удлинению.
Он внимательно вгляделся в лица присутствующих, но уловить, поняли ли они что-то, не представлялось возможным.
— Условно говоря, если представить себе объект перехода как резиновую трубку, то её словно вытянули в длину и, соответственно, её толщина уменьшилась. Так вот, товарищи, это еще не всё. Как мы выяснили, в самое ближайшее время аналогичный процесс повторится, в срок приблизительно от десяти до четырнадцати дней. Затем, соответственно через пять-семь дней, снова. После чего объект перехода станет недоступен для большей части имеющейся автотехники. Затем в срок от одних до трех суток процесс вновь повторится…
— И сколько этот ваш дромос будет еще вытягиваться? — осведомился маршал. — До мышей дойдет?
— Больше уже не будет, — вздохнул Сергей. — Тут есть еще одно обстоятельство. Дело в том что внутреннее сечение объекта перехода не строго цилиндрическое а гиперболическое.
Нарисовал на имевшейся в кабинете доске, как это выглядит — две дуги одна над другой.
— То есть он сужается к центру, хотя для наблюдателя находящегося внутри дромоса это практически незаметно. И при сближении поверхностей на расстояние меньше критического, как мы предполагаем, произойдет коллапс дромоса, с выделением энергии порядка одного-двух миллиардов эргов, большая часть которой, правда, уйдет на выпрямление остаточных деформаций континуума.
— Сколько это в килотоннах? — угрюмо вопросил марша.
— Примерно как взрыв хорошего склада боеприпасов.
— И… как скоро? — облизнув бледные губы, поинтересовался маршал.
Он не уточнил, но Сергей понял, о чем идет речь.
— Две-три недели максимум. Но лучше ориентироваться на срок в десять дней.
— И никакой возможности повторить прорыв точно нет?
— Пока — нет, Дмитрий Федорович, — обреченно пожал плечами Байлаков.
То есть конечно можно вторично пробить дромос, но вероятность того что он выведет именно в этот мир близка к нулю. Не говоря уже о том что с ним в ближайший год случиться то же самое.
И вот тут повисло такое молчание, которое вполне можно назвать гробовым.
— То есть как? — наконец выдавил Устинов, вмиг утратив всю моложавость. Вы хотите сказать…
Видимо мы имеем дело с неким имманентно присущим межпространственной склейке фактором, делающим невозможным его стабильное существование.
И… ничего нельзя сделать? — осведомился Байлаков — старший, уловив на себе тяжелый насмешливый взор ленинградского градоначальника — этот в последние месяцы вошел в большую силу, хотя как будто раньше больше благоволили к Молодому. Ежели бы тот не спекся…
На данный момент мы даже не можем хотя бы приблизительно определить — что именно за причина разрушения дромоса, — твердо и печально ответил Сергей Васильевич своему отцу.
И вновь вспомнил его слова:
«Не подведи Серёжа — хоть и правильно это, а всё ж не хотелось бы чтобы раньше времени на пенсию по состоянию здоровья… Я ведь не за должность держусь — просто мои дела никто лучше меня не сделает»
— Тогда и нечего копья ломать, товарищи, — подытожил хозяин кабинета, обведя присутствующих страдальческим взглядом. — Нужно срочно готовить эвакуацию личного состава и оборудования. Вам все ясно, товарищ Михров?
Генерал встал по стойке смирно и кивнул. Слова тут были лишними.
— Тогда через три… нет, четыре часа жду вашего доклада с предложениями. Затем немедленно возвращайтесь на ту сторону и начинайте эвакуацию. И запомните: люди — в первую очередь. Все свободны, кроме товарища Байлакова.
— Сергей, — обратился он к профессору, когда в кабинете остались только они вдвоем. — Ты готов повторить все это Юрию Владимировичу?
— Да, Дмитрий Федорович.
— Хорошо. Тогда поехали…
Октябрьск
— Товарищи, я довожу до вашего сведения приказ министра обороны номер… — начал читать Тихомиров. — Внимание — строго секретно!
Пункт первый. В связи со скорым разрушением объекта перехода, считать продолжение операции «Порог» невозможным и провести эвакуацию частей Советских Вооруженных Сил и гражданского персонала из мира Аргуэрлайл.
Второе. Провести эвакуацию в следующем порядке.
Первыми выводятся самые дальние гарнизоны за вычетом сил прикрытия в составе десятой роты 114 сводного мотострелкового батальона. Сроки определяются техническими возможностями эвакуации.
За ними — основной гарнизон Октябрьска, — генерал чуть запнулся, — кроме сил, выделенных в прикрытие. Срок — два дня с момента вывода. Следующими — научные подразделения и хозяйственные службы, а также материальные ценности.
Далее — штабы, административные службы и… — кивок в сторону угрюмо нахохлившегося Санина, — особо выделенные в приказе маги. Самыми последними уходят силы прикрытия в составе сводного батальона товарища Сентябрьского и десятой роты майора Макеева, плюс магическое прикрытие. Срок — по окончании вышепоименованных эвакуационных мероприятий, и по получении соответствующего приказа, однако не позднее, чем за пять суток до предполагаемого исчезновения объекта перехода.
По выводе частей расположиться в районах сосредоточения, и находиться там до получения приказа.
В случае, если дромос, вопреки предположениям ученых, продолжит существование, то по истечении трех суток силам прикрытия належит вернуться на место прежней дислокации. Возвращение остальных подразделений ОГВ — по получении соответствующего приказа. После прекращения существования объекта перехода вступает в силу приказ о прекращении операции «Порог» и расформировании особой группы войск, в соответствии с приложением номер три.
У меня все, приступайте товарищи…
Сообщение о предстоящей эвакуации было как гром среди ясного неба.
Оно не то, чтобы потрясло или испугало людей, а просто выбило их из колеи, вогнав в глубокую растерянность. Оторопь эта была настолько глубока, что мероприятия начали осуществляться без лишних вопросов. Потому как ничего другого не оставалось.
Армейские колонны со всех сторон подтягивались к бывшему Городу Демонов, оставляя за собой пыльные шлейфы, часами висевшие в безветренном воздухе предгорий.
Арнигорский гарнизон, Дарбайский гарнизон, части Западного заслона, сводный батальон глубокой разведки…
Временный штаб по эвакуации работал круглые сутки.
Полковник Семен Семенович Горбунко, начальник автослужбы ОГВ, только что не рвал последние седые волосы на лысине.
Образовалась острая недостача грузовиков. Их и в обычное время не хватало. А теперь вся служба буквально стояла на ушах, составляя графики переброски транспорта от «точки» к «точке». К тому же Горбунко всерьез рассчитывал в ближайшее время получить генерала, а тут такое… Людей вывозили на БТРах, посадив на броню, задействовали даже вертолеты, но все равно не успевали.
Заместитель Тихомирова по тылу страдал не меньше — нужно было срочно определить, сколько именно они успеют вывести из имущества и что именно нужно вывозить в первую очередь, а что придется бросить.
От этого бравому генерал-майору буквально хотелось лезть на стену. Поврежденные боевые машины, стоявшие в отдаленных гарнизонах до лучших времен. Склад ГСМ и автомастерская в Карио — там должны были базироваться разведчики Макеева. Почти полгода туда завозилось всякое добро, создавался НЗ. Бывало, отрывая машины от самых необходимых перевозок. И что теперь? Как они это спишут? Оборудование Седьмого рудника — ну, это само собой остается. Сейчас там грузят последнюю руду и готовят к вывозу персонал. Даже местных надсмотрщиков решено вывезти. Правда, не на Землю, а до ближайшей населенной местности. И за все отвечает он! Вот жизнь — и всего-то три года до пенсии оставалось.
Если бы Мезенцеву доложили о страданиях армейских коллег из эвакуационного штаба, тот бы лишь скептически ухмыльнулся.
Ибо перед ним задача была куда сложнее, чем составление графиков движения автоколонн и списание старых железок.
Как гласил приказ Председателя КГБ, переданный фельдъегерской связью, завершение операции следует проводить, «исходя из приоритета обеспечения максимального сохранения секретности».