Лизетта, Пино, Леандро, даже Юэн Мудрый Отец – все хотели выразить удовлетворение. Крики ликования неслись из одного конца Эдревии в другой. Трогательные послания приходили и из других кланов. Будь то Черноземия, Крепкоспиния, Гурры или Мерцающие – казалось, вопрос о моем назначении долгое время держал кланы в напряжении, и теперь, когда он наконец-то был решен, каждый хотел разделить радость со мной.
На самом деле единственным, кто еще сомневался, был я сам. Все произошло так быстро, что у меня не было возможности подумать. Не имея причин сомневаться, что все идет хорошо, я чувствовал: что-то все же ускользает от меня. Нечто, о чем говорил Верховный Летописец и что я не мог вспомнить, но очень важное.
Я подошел к нему за разъяснениями.
И они немедленно последовали:
– Прошло много лет с тех пор, как мы последний раз приняли нового члена. Мы уже почти потеряли надежду увидеть еще одного Летописца, ты не представляешь, как долго мы тебя ждали. Казалось, что в Эдревии больше не будет Летописца, и это было бы катастрофой для сообщества. К счастью, ты прибыл, и это все меняет. Сегодня вечером мы устроим большой праздник и поговорим о будущем.
Пока Летописец удовлетворенно болтал о том о сем, я наконец вспомнил причину своего недоумения. Чтобы она снова не вылетела из головы, я поспешил прервать его:
– Вы упомянули о маленькой шутке, которую сыграли со мной. Что именно вы имели в виду?
– Твою попытку подключиться к моему потоку информации. Мы так надеялись, что ты попытаешься, и пришлось устроить для тебя небольшую ловушку.
– Значит, ваше молчание, ужасный шум потока информации были лишь уловкой, чтобы заставить меня подключиться? Не проще ли было попросить меня об этом?
И снова могучий хохот Летописца разнесся эхом по долине. Такого смеха не было слышно уже несколько десятилетий. Его радость проникала в глубины земли и взмывала высоко в небо, заставляя цветы распускаться в листве, а птиц танцевать среди ветвей.
– Этого было бы недостаточно, дорогой Лорин. Недостаточно уметь просто жонглировать потоком информации, нужно еще проявить дух предприимчивости и способность к исследованию. Качества, которые всегда были редкостью среди нас, Летописцев, и о которых в последнее время, кажется, вовсе забыли. Иными словами, для выполнения той задачи, которую ставит перед тобой племя, нам нужен был Летописец с хорошей долей Чернозема.
Как бы я ни ценил комплименты, подтекст разговора начинал меня беспокоить. Что это за задача? И как быть с моим стремлением работать в библиотеке-лабиринте?
Я высказал сомнения Летописцу, но было уже поздно. Все его внимание уже было поглощено подготовкой к большому празднику, который он хотел сделать незабываемым. Придется подождать.
Глава 4. Памятный праздник
Памятный праздник – немаловажное дело для сообщества. Прежде всего совершенно невозможно представить себе памятный или вообще какой-либо праздник без присутствия клана Черноземов в полном составе. И, бесспорно, вечеринка, удостоенная такого названия, не могла быть организована никем, кроме Черноземов.
Поэтому, когда новость начала разлетаться по племени, стало ясно: Черноземам придется изрядно потрудиться, чтобы успеть все идеально спланировать за столь короткое время. Учитывая, что праздник должен быть в мою честь, а я жил на поляне, фактически отделявшей холм Черноземии от долины Летописцев, и что, по всеобщему мнению, я должен был войти в клан Черноземии, Черноземы приложили все усилия, чтобы подготовить вечер на славу.
Моим домом всегда была эта чудесная поляна на границе. Она называлась Пьян-ди-Меццо, и я никогда не представлял себе более счастливого места для жизни. Ручей, сбегающий с холма к морю, делил поляну на две более или менее равные части, плавно пересекая ее. Слева (если смотреть на холм) живу я и еще один более старый летописец, Ранда, который уже долгие годы ни с кем не общался. О нем я знал только то, что говорили в клане: когда-то он с большой ответственностью отнесся к строительству библиотеки-лабиринта. Поговаривали даже, что возможно, он единственный из ныне живущих знает полную карту библиотеки. И это, как вы понимаете, не могло меня не впечатлять и, как мне казалось, было хорошим знаком для моего будущего. Более того, я твердо решил: рано или поздно Ранда нарушит молчание и расскажет мне все, что знает. Поэтому каждое утро, сразу после пробуждения, и каждый вечер перед сном я посылал ему сердечный привет, как подобает добрым соседям, и ждал ответа, который, – в этом я был уверен, – рано или поздно последует.
Справа от ручья (глядим на холм) было особенное место. Я не смог бы описать его иначе, как маленький природный театр. Благодаря захватывающему виду он стал излюбленным местом встреч на закате. Именно оттуда любили наблюдать за медленным живописным спуском солнца в море.
По утрам в Пьян-ди-Меццо туман с моря сгущался на лугах, окутывая моих товарищей и даря приятную влажность даже жарким летом. По вечерам прохладный ветерок спускался с холма и нежно раскачивал наши кроны.
Трава и полевые цветы устилали поляну пестрым ковром. Перед его очарованием никто не оставался равнодушным, за исключением нескольких неотесанных и неуклюжих животных, время от времени переходивших поляну и ценивших лишь питательную силу прекрасного шедевра. Мне было даже немного их жаль: все стоят и стоят, склонив головы к земле, набивая огромные желудки и не радуясь чуду вокруг. Но такова жизнь, которую они выбрали для себя, ничего не поделать. Возможно, они даже были счастливы: как понять их, таких непохожих на нас?
Наконец, у подножия Пьян-ди-Меццо сверкало море, синее и такое яркое, что в солнечные дни на него невозможно смотреть. Огромный залив, по обеим сторонам которого нависали горные мысы, где всегда жили могущественные Гурры. Даже издалека они казались высокими и стройными, словно гигантские воины, защищающие общину. А когда они медленно покачивались в такт ветру, возникало чувство полной безопасности. Кто осмелился бы угрожать земле, которую защищают Гурры? Сама мысль об этом казалась тогда нелепой.
Я как раз отдыхал в Пьян-ди-Меццо, греясь на утреннем солнце в преддверии большого вечера. И тут счастливая Лизетта, неутомимая и потому не понимающая, как другие могут иногда испытывать усталость, примчалась и бесцеремонно уселась напротив меня, заслонив собой свет.
– Вот ты где, – поздоровалась она, устраиваясь поудобнее. – Ты – главная новость дня. Все только о тебе и говорят: новый Летописец после стольких лет. Уже почти никто и не надеялся дожить до такого дня! Чтобы отпраздновать так, как подобает, мы устраиваем памятный праздник.
Не в силах сдержать волнение, она осторожно намекала мне на грядущие чудеса, стараясь рассказывать поменьше, чтобы не испортить сюрприз. Чем больше она говорила, тем сильнее воодушевлялась. Казалось, одна мысль о вечере опьяняла ее. Ветви Лизетты сгибались, листья переливались волнами, а каждый миллиметр ее тела вибрировал, словно пропуская крошечный электрический разряд. Хотя она продолжала разговаривать со мной, ее внимание было сосредоточено на другом. Она то и дело оплетала поляну корнями, чтобы не упустить ни единого слова из разговоров о вечеринке.
Видя ее в таком состоянии, я забеспокоился. В иные времена последствия излишеств на вечеринках, устраиваемых Черноземами, приходилось долго исправлять. Ведь никогда нельзя было предугадать, что произойдет. В этом, как мне кажется, и заключалась часть очарования. Пока Черноземы буйствовали внутри своего клана и их уравновешивали другие члены сообщества, все было хорошо. Но когда по разным непостижимым причинам – поговаривали, что это связано с фазами Луны, – другие кланы теряли контроль и присоединялись к Черноземам, дело могло принять опасный оборот.
Никто еще не забыл печальные события прошлого праздника, когда под сенью цветущего клана Мерцающих многие Гурры и Крепкоспины буквально потеряли всякую сдержанность. Товарищи, обычно настолько тихие, что их по праву можно было считать сонными, разбушевались, как молодые саженцы. Представьте себе четверых-пятерых Гурров высотой более тридцати метров, с окружностью четыре метра и весом более десяти тонн, бегающих, как весенние ростки, – и вы поймете, почему они до сих пор так и не компенсировали разрушения. Короче говоря, Черноземы не отличались уравновешенностью, и дать им карт-бланш на организацию вечеринки – большой риск.
Я был уверен, что Летописцы все обдумали, но все же чувствовал некоторую тревогу. Если бы только мне удалось узнать у Лизетты что-нибудь еще о вечере! Но это оказалось непросто: она не отвечала на прямые вопросы. Я решил попытаться обойти препятствие, притворившись, будто меня не волнует эта тема. Иногда это срабатывало.
– Лизетта, дорогая, не могла бы ты немного отодвинуться – ты заслоняешь солнце, а мне нужно набраться энергии? – попытался я прервать ее, чтобы хоть немного приглушить ее энтузиазм.
– Отодвинуться? – она вдруг замерла, недоверчиво глядя на меня. – И это все, что ты хочешь сказать? Дорогой балбес Диоген, ты, конечно, можешь быть несносным, если захочешь. Тут целая поляна освещена, а я вдвое ниже тебя ростом, объясни, как я могу мешать тебе?
Недовольно тряхнув своей кроной от такой неблагодарности, моя спутница переместилась так, чтобы каждый лучик солнечного света мог беспрепятственно попадать на меня. Я поблагодарил ее.
– Ну же, Лизетта, не сердись. Если я Диоген, то ты – Александр Македонский. Это серьезный комплимент, – снова попытался я увести разговор от вечеринки.
– Я на это не поведусь: никакой это не комплимент. Ты сравнил меня с Александром в тот единственный момент в его жизни, когда он выставил себя на посмешище… Послушай, дорогой Малютка, я тоже изучала классическую философию, – она сделала паузу, щеголяя хитрой улыбкой. – И сегодня вечером ты это поймешь. Мы, Черноземы, знаем, как организовать достойную вечеринку, даже если почетный гость – такой книжный червь, как ты.