Он молчит. Остренький нос побелел от холода.
Подходит Светлана.
– Герман Юрьевич, стол накрыт. Вы знакомы? – её удивление настолько фальшиво, что только слепой может ему поверить.
Может, я – слепой? Хорошее объяснение. Вот увидел её и ослеп. И мне всё равно, играют со мной, на мне, или против меня. Главное, – что рядом.
– Как знаешь, Максим, – сухо и по-будничному говорит Герман. Будто о погоде: брать зонтик или понадеяться, что автобус придёт по расписанию, и мокнуть не придётся. – Пойдём, пообедаем, второй час уже. Могу поспорить, ты как всегда не завтракал. Правда, говорят, у тебя там, в будке, – он кивает в сторону кунга, – целый ресторан?
Я смотрю на Светлану. Это замечание никак не отражается на её лице. Чёрств мой прекрасный ангел, равнодушен к моему голоду. Но мне всё равно.
– Господа, имею честь представить лучшего маляра всех времён и народов. В покраске "зелёнки" чёрным цветом этому человеку когда-то не было равных!
Виктор сильно изменился: как-то уменьшился, высох. Вот только тембр голоса стал больше походить на мужской: низкий, внушительный. Голос начальника, упорного в препирательствах. Болтун!
Он огибает обеденный стол и, протягивая руку, идёт навстречу.
– Не нужно, – я складываю руки на груди. – Или ты – дерьмо, или я, зачем кому-то из нас пачкаться?
Его улыбка заметно зауживается, он стремительно обходит меня и здоровается с Германом. Будто они сегодня не виделись.
– Что такое? – он вскидывает бровь, чуть поворачиваясь ко мне. – Ты начал заботится о моей гигиене?
Я молчу.
Человек старается не оплошать при своих подчинённых. Вполне понятное желание. А вот и подчинённые, общим числом восемь человек. Игорь уже здесь, что-то рубает, проголодался парень. И Светлана. И Герман, садится… пардон, присаживается. И ещё какие-то люди. Некоторые заинтересованно смотрят, другие едят.
– Ну, что же ты, – восстанавливая дыхание, разыгрывает радушного хозяина Виктор.
– Присаживайся. Нам ведь богатырей кормить – одно удовольствие. Вот и место для тебя приготовлено. Спасибо, Игорёк с трассы позвонил, так что мы обед подгадали…
Игорь важно кивает, не прекращая энергичной работы челюстями.
Я усаживаюсь на ближайший свободный стул и наливаю минеральной воды.
– Максим, – укоризненно ворчит Виктор, возвращаясь на своё место. – Сейчас подадут…
– Не нужно, – останавливаю его и спешащую ко мне официантку. – Спасибо Светлане, она была добра ко мне. Её бутерброды выше всякой похвалы…
От злости язык еле ворочается. Я проклинаю своё косноязычие. Мне всё труднее сдерживаться.
– В самом деле? – с сомнением говорит Виктор. – Как знаешь.
Официантка тут же исчезает.
– Светлана готовила бутерброды? С чего бы это? Приказа заботиться о тебе не было.
– А она становится человеком только по приказу?
Вопрос к Виктору, но думаю я о Светлане. Мой ангел аккуратно прикладывает салфетку к губам и вопросительно смотрит на Виктора. Тот поощрительно машет рукой: скажи, мол, раз ему так хочется.
– Максим, за душ – спасибо, но, думаю, сейчас можно обойтись и без этих сцен. На фирме я получаю зарплату, условия меня устраивают. Так что: да, я выполняла распоряжения своего начальства. Только и всего.
Виктор в щёлку сжимает губы, выкатывает глаза и разводит руками:
– Максим, весь мир живёт по таким законам, один ты у нас всё с ног на голову перевернуть пытаешься…
– В таком случае, – скриплю и сам пугаюсь своего голоса. – Когда прикажешь ей повеситься, не забудь позвонить: мне интересно будет взглянуть.
На миг повисает тишина. Даже вилками звенеть перестали. Виктор неопределённо крякает и опять разводит руками.
Я пью свою минеральную воду. Мне нет до него дела. Сейчас придёт в себя, и мы продолжим эту бодягу.
– Зачем ты так? – заявляет он, наконец. Звон ножей и вилок возобновляется. – Ты же сам говорил: все мы – люди; в одной связке – к одной вершине…
– Только не забывай: я уже четвёртый раз падаю, а ты – впервые поднимаешься!
Он сосредоточено жуёт и кивает в такт своим мыслям. Спустя минуту находит совсем неплохой ответ:
– Не так: это я всё ещё поднимаюсь, а ты постоянно падаешь. Всё праздник норовишь испортить.
– А что празднуем-то?
– Как? Ты не заметил? Воссоединение старых друзей, конечно. Знаешь, – он доверительно понизил голос, – ведь мы на тебя вышли ещё полгода назад!
Я молчу. Полгода так полгода. Это ничего не меняет.
– Вот только не могу понять, в чём тут соль? Ни за что не поверю, что ты просто так молоко развозил, – он качает в воздухе указательным пальцем.
– Что ж тут такого? – вполне миролюбиво поясняю. – С миру по нитке… -… голому – верёвка, – довольно гогочет он. – Чтоб было на чём повеситься!
Помнишь? Мы тут частенько тебя цитируем. И всё-таки? Чего это тебя на молоко потянуло?
– Как разоришься – приходи, объясню.
– Ты лучше объясни, где свои двадцатки печатал? Сколько лет прошло, а мы этот фокус так и не разгадали.
Это одна из тех тем, которые я не стал бы обсуждать даже со своей мамой.
– Мастера своих тайн черни не открывают…
– Ну, хоть грузчиком возьми, Макс, – театрально канючит он. – Чемоданы денег – ох, как тяжёлы!
– Это можно, – в тон ему киваю головой. – Я от слова не отступлюсь: как сгоришь, – приходи. Но в долю брать не буду – только зарплата.
– Замётано, – его смех переходит в трубный кашель. – А что? Уже скоро?
– Ну, раз уж я здесь… – теперь моя очередь улыбаться и разводить руками. – Или забыл, во что выливается любознательность, если меня подключить к делу?
– С этим порядок, – Виктор машет рукой с зажатой в ней вилкой. Герман, сидящий по правую руку от него, ловко уворачивается, достаёт платок и хладнокровно чистит галстук. – Я подготовился. Вот только перед тем, как ты встанешь и уйдёшь, хотелось бы кое-что уточнить.
И вдруг я успокаиваюсь.
И в самом деле: что было – то прошло. Чего уж теперь делить-то?
– Валяй, спрашивай.
– Вопрос простой: твои условия?
– Первое, работать буду у себя и для себя, никаких обязательств. Второе, нужен информированный помощник. Третье, мне нужна женщина. Четвёртое, помощника и женщину придётся объединить в одном лице.
Краем глаза вижу, как Светлана нахмурилась. Подняла голову и посмотрела на Виктора.
Тот тоже насупился. Отвлёкся от еды и принялся выстукивать какую-то только ему слышную мелодию пальцами по столу. Раньше за ним такой привычки не замечал.
"Впрочем, – говорю себе. – Когда это я на него смотрел? Раньше-то?" – Всё? – неприветливо спрашивает он.
– Нет, – откликаюсь, демонстрируя всеобщий закон сохранения хорошего настроения: если у кого-то оно портится, то рядом обязательно найдётся человек, у которого оно поднимается. – Прикажи ей быть со мной поласковее, иначе у меня может не получиться…
Мужчины за столом улыбаются, женщины негодующе хмурятся. Ну, не знаю. По-моему, неплохо получилось.
– К чему эта бравада? Эта ненависть? – тихо спрашивает Виктор. – Я ничего тебе не сделал плохого. Я лишь поднял то, что ты уронил.
– Ты опять ошибся, – ласково его поправляю. – Это не ненависть, это любовь у меня такая.
– Что ещё за любовь?
Я обнаруживаю, что за столом стихло. Все замерли. Слушают. Отличная возможность достучаться.
– В Писании сказано: "Любите врагов ваших"…
– Мало ли что сказал один еврей другому.
– Национальность Спасителя всё ещё не установлена, но ведь это не только Библия.
Коран толкует о том же.
– Коран?
– "Не равны доброе и злое. Отклоняй же тем, что лучше, и вот – тот, с которым у тебя вражда, точно, – он горячий друг".
– Глупости!
– Да, – соглашаюсь. – Это не очевидно, "…не даровано это никому, кроме тех, которые терпели"…
– Это уже из другого места?
– Нет. Место то же самое.
– Но какая связь?
– Простая. Враг – это гвоздь в заднице. Ни присесть, ни прилечь – приходится двигаться, бороться, превозмогать. В любом случае – думать. Враги – это стимул к развитию. Враги – это перспектива и горизонты. На врагов нужно молиться. С врагами нужно дружить.
– Ну, ладно, – после минутной паузы выдавливает Виктор. – Думаю, проповедей на сегодня достаточно. Твои требования, учитывая их отсутствие, выполнимы.
Светлана гневно поворачивает к нему голову. Но Виктору нет дела до её переживаний.
– Вот только я что-то не понял: во что ты оцениваешь свою работу, Максим?
Сколько это будет стоить?
– Нисколько, – я пожимаю плечами. – У меня в этом деле свои интересы. Это не бизнес. Это личное.
Он в недоумении сморщил лоб.
– Поясни свою мысль, не понимаю. Или это секрет?
– Секрет, – нахально заявляю я. – Тебе что, не всё равно?
Он опять морщится. Размышляет. Качает головой.
– Ты – сумасшедший. Что тебе до неё? Она же тебе ясно сказала… – он машет рукой. – Мне то что? Света, поможешь Максиму. Делай, что он велит, и будь с ним поласковей.
Светлана с размаху швыряет вилку в тарелку. Осколки разлетаются в разные стороны.
Она вскакивает со стула и, ни на кого не глядя, выбегает из зала.
Я не двигаюсь с места. Я улыбаюсь.
Моё время ещё не пришло.
Y
Когда люди не воюют, они прячутся. Для этого они придумали заборы, стены, границы. Если нет возможности спрятаться самим, они прячут свои ценности: деньги, еду, оружие.
Скажи мне, что ты прячешь, и я скажу, кто ты.
Самым ценным для человека является его жизнь. Жизнь нельзя спрятать, но можно успеть спасти припрятанным золотом. Если, конечно, знать, кому и сколько платить, и что время оплаты наступило. Предупреждён, значит, вооружён. Незачем ходить вокруг да около: самым ценным товаром во все времена была информация. Но прежде чем информацию спрятать, её кодируют.
Противная сторона, заинтересованная в получении припрятанных сведений, вынуждена решать две задачи: первая – это локализация хранилища и несанкционированный съём информации. Пожалуй, это самое сложное. Вторая задача – дешифровка, с учётом возможностей компьютера: миллиарды операций в секунду, – может свестись к тупому перебору вариантов. До первого осмысленного слова. После этого задачка расщёлкивается в считанные мгновения.