- Или обидели? - Его мрачный голос ускорил сердце.
И я не справилась с эмоциями. Бросилась к нему на шею, крепко обняла. Меня вела невообразимая, всеобъемлющая благодарность за его простую человеческую заботу, а еще тот факт, что он был рядом в этот момент моего резкого взросления.
Он не обнимал в ответ, не прижимал к себе, ничего такого. Даже не коснулся.
- Спасибо, - прошептала я, успокоившись и вернувшись в свое кресло. - Я так сильно испугалась! Мне ужасно стыдно и плохо! Я не такая, честное слово. Я впервые была в баре.
- Я догадался. Будь осторожна, летом много приезжих, их невозможно контролировать. Таким элитным девочкам нельзя тусоваться на побережье без охраны. Друзья у тебя, кстати, дерьмовые.
- Они мне не друзья.
- Этих... хм, ребят вчера забрали, но вот-вот выпустят. Состава преступления-то нет. В этом смысл «по закону», понимаешь?
Я быстро закивала.
- Свой номер не оставляю, твой батя меня за это вздернет на первом столбе. Но если ситуация повторится...
- Не повторится.
Он продолжил, будто я не перебивала:
- ...скажешь администратору заведения, что знаешь Алтая. Идет?
- Хорошо.
- И бабушку успокой. Она мне вчера не поверила.
Он высадил меня на другой улице, чтобы никто из соседей, не дай бог, не увидел.
В тот день мы долго говорили с бабулей, я рассказала честно, как все было, она задавала кучу вопросов, особенно ее беспокоило поведение Алтая. В итоге мы решили ничего не говорить папе.
С тех пор я была предельно осторожна. Училась, работала, от баров и мужчин держалась подальше. Потом влюбилась в обходительного Павла. А лучше бы продолжала избегать. Забыла, что моей жизнью управляет закон Мерфи.
***
Южное летнее солнце жжет мои пальцы и лицо. Из курса физики я помню, что фотоны могут десятки тысяч лет метаться внутри солнца, после чего, вырвавшись за пределы звезды, за восемь минут достигают нашей планеты. Мои пальцы греют фотоны, которым, возможно, тысячи лет. И которые преодолели миллионы километров. Вот сколько чести.
Мысли о глобальном обычно отвлекают от мирских проблем, но всему есть мера. Я отхожу от окна, беру чемодан и тащу к лестнице. Прощай, самая большая комната в доме.
Сумка громко бьется по ступенькам, прерывая спор папы, Елизаветы и дяди Вардана. Когда я захожу в гостиную, они замолкают и поворачиваются ко мне.
- Да ладно, что он мне сделает? - развожу руками.
На лицах всех троих прямым текстом написано, что местный бандит может мне сделать. Но я так не думаю. Не сделал в четырнадцать, не сделает и сейчас.
И несмотря на то, что я по-прежнему предпочла бы держаться от Алтая как можно дальше, я принимаю решение принять его... эм, предложение. Тем более, папа вернет деньги.
Нужно потерпеть всего лишь неделю.
- Пап, только ты деньги достань, - говорю спокойно. Смотрю ему в глаза. - Обязательно.
Глава 6
Алтай говорит по телефону, оперевшись на капот машины.
Солнце поднялось высоко, слепит глаза, и он прикладывает ладонь ко лбу. А еще он хмурится, из-за чего перестает выглядеть дружелюбно. Высокий. Чужой.
Кажется, он занимает собой всю улицу, значительно снижая градус ее живописности. Соседи остановили поливку, попрятались, то и дело подсматривают из окон.
Зачем ему такая соплюха, как я? Не понимаю.
А когда я не понимаю чего-то, мне страшно.
Уверенность в его адекватности трещит по швам.
С чего я вообще взяла, что Алтай джентельмен? Из-за одного эпизода в прошлом? Прошло шесть лет, все могло тысячу раз измениться. Да и к тому же, в то время он работал на моего отца, и вероятно, хотел быть полезным.
Судорожно пытаюсь придумать план Б, но учитывая, что я в розыске, не слишком-то получается.
Отворив калитку я сжимаю ручку чемодана и мешкаю.
Алтай переводит на меня глаза и совершенно равнодушно кивает садиться в машину.
Боже. Он и правда не пошутил.
Позади слышу голос папы, он что-то быстро объясняет разозлившемуся дяде Вардану. В этом доме все постоянно ссорятся, на мгновение мне хочется покинуть его как можно скорее.
Параллельно с этим захлестывает дежавю — однажды я уже выходила из этих ворот с чемоданом.
- Рада, я буду на телефоне круглосуточно, звони мне в любой момент. Не совершай глупостей, не провоцируй, веди себя тихо и незаметно. Но если с тобой хоть что—то случится, если вдруг ситуация выйдет из-под контроля... - тараторит отец.
В прошлый раз он сам погрузил чемодан в багажник, я рыдала навзрыд, бабушка тянула к машине, я сопротивлялась и рвалась обратно. Я была уверена, что папа решил меня попугать. Так сильно не хотелось тогда уезжать... Слезы не помогают, больше я их не лью попусту.
Гордо распрямляю плечи и подхожу к мерседесу.
Алтай изгибает левую бровь, окидывает меня оценивающим взглядом, от которого хочется облачиться во все балахоны на свете. Прерывает телефонный разговор и, оценив размер чемодана, хрипло смеется:
- Ты решила перебраться ко мне насовсем? Вообще-то я планировал короткую акцию.
Щеки загораются, я резко опускаю глаза в пол. Не нахожу подходящего ответа. Боже, папа, скажи ему заткнуться. Видишь, у меня не получается. Силы уходят на то, чтобы не оглядываться, а то точно разревусь.
Папа молчит, поэтому я нервно присаживаюсь на заднее сиденье и хлопаю дверью.
Мужчины разговаривают. Я не слышу о чем, но точно знаю, что это длится пару нескончаемых минут, потому что сжимаю в руке мобильник и слежу за временем.
Мне нравится думать, что папа уговаривает Алтая передумать. Я воображаю, что еще немного и отец распахнет дверь, рявкнет, что я останусь дома. Что только через его труп.
Вскоре Алтай занимает водительское кресло и оборачивается.
- Я что, похож на таксиста? Давай-ка вперед.
Ноль процентов церемонности, сто процентов насмешки.
- А можно мне остаться здесь? - неловко обнимаю колени и улыбаюсь. - Пожалуйста.
Он слегка прищуривается, выражая неудовольствие.
- Нельзя. Живее.
Я так сильно хмурюсь, что брови болят. За что?
В нашу прошлую встречу он подбирал слова и вел себя обходительно. Нос щиплет от разрастающейся в грудной клетке обиды. Алтай изменился. Сто процентов. Теперь он просто бандит.
Я быстро пересаживаюсь вперед, с громким щелчком пристегиваюсь.
- Малыш, будь другом, улыбнись и помаши папочке, - расплывается он сам в улыбке, правда, довольно зловещей.
Стук моего сердца заглушает мысли. Суставы словно деревянные.
- Не трясись. Мы всего лишь позлим твоего родителя. В моих глазах он заслужил. А в твоих?
Сердце колотится так, что задыхаюсь, слова Алтая будят внутри что-то нехорошее. Я запираю детскую обиду в клетке, я держу ее под замком. Но она тигром обезумевшим рвется наружу.
Я пытаюсь улыбнуться, честно. Послушно машу. Папа ругается себе под нос. Алтай берет мою руку, целует тыльную сторону ладони. Потом тянется ближе. Я ощущаю аромат элитной туалетной воды и бандитской кожи, из-за чего холодок прокатывается по коже. Алтай касается носом моей щеки. Швыряет в пот. А потом он убирает прядь моих волос за ухо и целует меня в уголок рта.
После чего случается сразу всё.
Дядя Вардан срывается с места и кидается к машине.
Мерс трогается.
Я каменею в полном ужасе.
Алтай весело смеется.
Смотрю перед собой, осознавая, что мне конец. Из всех сценариев развития событий со мной случился самый ужасающий. Впрочем, ничего нового.
Ладонь и щека на месте странных поцелуев горят. Алтай стреляет в мою сторону глазами, хочет что-то сказать, но затем как будто меняет решение.
Тем временем мы покидаем улицу, на которой живет папа, сворачиваем на центральную. Сквозь пелену я рассматриваю вывески магазинов, аккуратные клумбы, прохожих. Машина идет ровно, Алтай не превышает скорость.
Некоторое время едем в тишине, потом он негромко включает радио.
Спустя несколько минут многоквартирные дома начинают уступать место частному сектору, а потом и тот редеет. Мы выезжаем на трассу.
К этому времени мне удается взять себя в руки, и вспомнить о гордости. Я снова одна, как и все последние годы. Ничего нового.
Я хотела стать юристом и сражаться со злом. С нелегальным бизнесом, подставами, отмывом бабок. Со всем тем, что олицетворяет сидящий рядом человек, и у него не получится меня запугать или сломить. Я не могу его посадить сейчас, но могу вести себя достойно. Да и мне давно не четырнадцать.
- Это все мои вещи, - сообщаю я ровно.
- Что? - он будто выныривает из омута собственных мыслей.
На секунду мне даже кажется, что он забыл о моем существовании, и сейчас, заметив спутницу, огорчился.
- Я сказала, что в чемодане — все мои вещи. В смысле, я не планирую к вам перебраться навсегда, просто это все, что у меня есть. Я не знала, что мне понадобится, и просто взяла чемодан. У меня, знаете ли, голова кругом. - Сглатываю и решаюсь: - Алтай, скажите, чего вы от меня ждете, мне будет проще удовлетворить ваши ожидания.
Он достает из бардачка пачку салфеток, вытирает руки.
О боже. Зачем?!
Зачем я спросила?!
Ассоциативный ряд уносится далеко, но Алтай, закончив, убирает салфетки обратно в бардачок. Использованные сует в дверной отсек. Вновь берется за руль, слава богу, не за мои колени.
- Какое напутствие дал тебе отец?
- Быть благоразумной.
Алтай саркастично усмехается и качает головой.
- Филат, старый козел.
- Что все-таки со мной будет?
- Смотря, какую линию поведения выберешь.
- Я хочу морально подготовиться.
- В этом мире все зависит только от тебя самой.
Он издевается? Вероятно, да. Почему бы и нет? Может себе позволить.
Фыркаю и скрещиваю на груди руки. Закидываю ногу на ногу, Алтай тут же бросает взгляд на мои колени, и я мгновенно усаживаюсь скромнее.
Машина ускоряется, Алтай обгоняет едущий впереди корейский внедорожник. За окном мелькают зеленеющие сады яблок, винограда.