Но как только деньги в системе, отправлять их можно куда угодно. Офшорные налоговые убежища, крупная недвижимость, брокерские счета…
Все мои активы вместе взятые исчисляются восьмизначными цифрами. Но, глядя на меня, этого не скажешь. Я веду себя сдержанно и велю своим людям делать то же. Стоит разлениться, стать неосмотрительным и начать сорить деньгами, как тут же привлечешь к себе ненужное внимание.
Теперь чикагским «Братерством» управляем я и мой брат Йонас. Мы названые братья, не кровные. Нас обоих усыновил Тимон Заяц. Я работал на Тимона десять лет. Он учил меня, тренировал, направлял.
Мой биологический отец умер в Варшаве. Я не знаю, где его могила. И мне плевать. Я больше не ступлю на польскую землю. Я вообще стараюсь об этом не думать.
Тимон привез меня сюда, в Америку. Он рассказал мне, как построить империю богаче, чем вся наша родина. Я поверил ему. Его мечты стали моими. Он дал мне смысл жизни.
Какое-то время мы процветали. Мы начали захватывать этот город, квартал за кварталом.
Но мы не единственные гангстеры в Чикаго.
Мы ввязались в конфликты с колумбийцами, русскими, итальянцами и ирландцами.
Колумбийцев мы сокрушили, захватив их конвейер по производству наркотиков. Вот когда деньги действительно потекли, обеспечивая другие наши операции.
Затем Министерство юстиции оказало нам услугу, расправившись с торговлей оружием, которой руководила русская «Братва».
Это развязало нам руки, позволив выступить против итальянцев, особенно семьи Галло. Но Энзо Галло оказался не так немощен, как мы ожидали, и не растерял хватки. Его сыновья уложили троих наших людей в землю, на которой возвели фундамент для своей башни на Оук-стрит.
Прежде чем мы успели ответить, Галло вступили в неожиданный союз с Гриффинами, ирландскими мафиози, королями криминального Чикаго. Энзо выдал свою единственную дочь за Кэллама, единственного сына Гриффинов.
Это было как гром среди ясного неба. Словно союз между Израилем и Палестиной или кошками и собаками.
Тогда-то, похоже, Тимон и совершил ошибку. Ошибаться ему было не свойственно. Но в тот момент он повел себя необдуманно.
Когда Аида Галло и Кэллам Гриффин пришли в один из наших клубов разнюхивать информацию, мы накачали их снотворным и отвезли в старую скотобойню на западе города.
Это был импульсивный, не спланированный поступок, совершенный по приказу Тимона. И все-таки я виню себя за то, что случилось.
Я стоял, направив на них винтовку. Я должен был без колебаний пристрелить их обоих там и тогда.
Вместо этого они сбежали по сливной трубе.
Это была унизительная ошибка. Я опустился перед Тимоном на колени, ожидая заслуженного наказания. За десять лет я еще ни разу не подводил его так сильно.
Заяц приказал остальным покинуть помещение.
Я закрыл глаза, думая о мачете, которое он опустит на мою шею. Такова справедливость в нашем мире.
Вместе этого я почувствовал на плечах тяжесть его ладоней. Но в этом жесте не было злости.
Я посмотрел ему в лицо.
Сколько я знал Тимона, я никогда не видел его колеблющимся или слабым. Но внезапно его лицо показалось мне усталым. Ему было всего пятьдесят восемь лет, но Мясник прожил дюжину жизней, полных крови, тяжкого труда и борьбы.
— Миколай, — сказал он. — Ты мой сын и наследник. Я знаю, что ты никогда не подведешь меня снова.
Я уже давно утратил способность чувствовать что-либо похожее на любовь. Но во мне разгорелся огонь преданности, нечто, гораздо более сильное, чем любовь. Тимон уже дважды пощадил мою жизнь. Ему никогда не придется делать это в третий раз.
Я словно почувствовал прилив новых сил. Был готов встать плечом к плечу с моим отцом и сокрушить итальянцев и ирландцев. Раз и навсегда прибрать к рукам власть в этом городе.
Вместо этого неделю спустя Данте Галло убил Тимона. Застрелил его, оставив истекать кровью в придорожной канаве.
Мне еще только предстоит отомстить, и мне стыдно за каждый проходящий втуне день.
Но нужно учитывать два фактора.
Во-первых, мои люди. Гриффины и Галло вместе представляют внушительную мощь. Их поддерживают десятки ирландских и итальянских семей. Атаковать их напрямую опасно и бессмысленно. Во всяком случае, пока.
Во-вторых, я хочу заставить их страдать. Я мог бы убить Кэллама или Данте, но что с того? Я хочу сокрушить всю империю. Хочу разделить две семьи. И затем уничтожить их по одному.
Чтобы сделать это, мне нужно найти их слабое место. Их уязвимость.
Так что я наблюдаю и выжидаю. Позволяю им думать, что «Братерство» пало, что они отрубили голову змея, убив Тимона.
Тем временем я управляю своим бизнесом. Слежу за своей территорией. И приумножаю с каждым днем деньги и власть.
Раздается стук в дверь. Это Йонас. Он входит, не дожидаясь приглашения, с ящиком польской водки «Жубровка» в руках и вытаскивает одну из бутылок, демонстрируя мне ярко-зеленую этикетку и одинокую травинку зубровки, плавающую в бледно-янтарном напитке.
— Как раз вовремя, — радостно скалится он. — Наши запасы вот-вот закончатся.
У Йонаса мощное телосложение, накачанные мускулы и густые черные волосы, которые он зачесывает назад. Его глаза настолько темные, что сложно отличить зрачок от радужной оболочки, а брови представляют собой прямые линии, поднимающиеся по внешним краям, как у Спока[8]. Впрочем, на этом его сходство с вулканцем заканчивается. Йонас нелогичен и импульсивен — он скор на скандал и на веселье. Мой брат не продумывает свои действия до конца. Вот почему главный я, а не он.
Так хотел бы Тимон. Впрочем, это и не важно — моего приемного отца не стало, и я больше не собираюсь быть вторым.
— Какая общая выручка за алкоголь на этой неделе? — спрашиваю я Йонаса.
— Пятьдесят семь тысяч, — гордо отвечает он.
Это на двенадцать процентов больше, чем на прошлой неделе.
— Хорошо, — киваю я.
— Впрочем, кое-что меня смущает, — хмурится Йонас.
— Погоди, — отвечаю я.
Я хлопаю по плечу девушку, которая все это время сидела у меня между ног и сосала член. Ее зовут Петра. Это одна из наших барменш — одна из лучших, вообще-то. Языком она управляется не хуже, чем руками. Неплохое дополнение к утомительному процессу сведения баланса. Но обычно я не кончаю. Как бы усердно Петра ни работала, мой член жив лишь наполовину, как и все остальное во мне.
— Можешь идти, — говорю я ей.
Петра встает из-за стола, отряхивая колени своих узких черных брюк. Сверху на ней топ в виде корсета, наполовину расшнурованного, чтобы демонстрировать щедрое декольте. Помада размазана вокруг рта.
Йонас ухмыляется, понимая, что все это время мы были в комнате не одни. Он оценивающе оглядывает бюст Петры, а затем ее зад, когда девушка выходит из кабинета. Впрочем, не то чтобы он видел их в первый раз.
— Как она? — спрашивает брат. — Мне пока не выпадала честь.
— Нормально, — бросаю я. — О чем ты хотел рассказать?
Йонас снова становится серьезным, возвращаясь к делу.
— Думаю, кто-то из барменов нас обкрадывает.
— С чего ты взял?
— Я взвешивал бутылки. Не хватает тридцати восьми унций[9].
— Кто-то слишком много наливает?
— Нет. Я поставил на горлышко дозаторы.
— В таком случае, этот кто-то либо угощает друзей, либо прикарманивает нал.
— Это точно, — соглашается Йонас.
— Я понаблюдаю сегодня.
— Отлично, — говорит Йонас и снова расплывается в ухмылке, скрещивая руки на груди.
— Что? — раздраженно спрашиваю я.
— Ты собираешься убрать член в штаны?
Я смотрю вниз на свой пенис, все еще перемазанный помадой Петры. Я уже и забыл о прерванном минете. Нахмурившись, заправляю член обратно.
— Доволен?
— Вполне, — отвечает он.
Мы направляемся в зал.
Ночь только набирает обороты — гости выстроились у барной стойки, на танцполе становится тесно, все кабинки со столиками уже заняты.
Я оглядываю многолюдную суету и вижу деньги, деньги, деньги. Официантки засовывают наличные в передники, разнося посетителям напитки с четырехсотпроцентной наценкой. Бармены снова и снова проводят кредитными картами, и каждый взмах — еще одна капля в море денег «Братерства».
Стены в клубе оклеены газетной бумагой, кабинки обиты бархатом насыщенного изумрудного цвета. Тусклое, водянисто-зеленое освещение создает узорчатые тени, из-за которых кажется, что посетители идут по высокой траве.
Это самые настоящие джунгли, и я их король. Посетители, сами того не подозревая, оказывают мне почести, пока я осушаю их кошельки с каждым напитком.
Я занимаю наблюдательную позицию в углу танцпола, делая вид, что слежу за посетителями, но на самом деле не свожу глаз со своих подчиненных. В особенности с барменов.
За стойкой основного бара их четверо — Петра, Моник, Бронсон и Чез. Все они быстрые и расторопные работники, нанятые за первоклассные навыки и сексуальную внешность. Я не исключаю женщин, но подозрения падают на парней. Петра и Моник получают ошеломляющее количество чаевых ото всех одиноких бизнесменов в округе. Бронсон и Чез тоже отлично справляются, но, исходя из моего опыта, мужское корыстолюбие удовлетворяют триста долларов за ночь.
Хороший бармен — это фокусник и жонглер в одном флаконе. Он болтает с клиентом, одновременно переворачивая бокалы, перемешивая шейкеры и наливая двенадцать порций подряд. Он заставляет деньги исчезать, а алкоголь литься рекой. Он всегда выполняет десять дел одновременно.
Нужен наметанный глаз, чтобы понять, что он проворачивает на самом деле.
Через двадцать восемь минут я вычисляю вора.
Это не Бронсон с его накачанными мышцами и обаянием наглеца. Он хоть и подсовывает бесплатный напиток хихикающей блондинке, но оплачивает его из собственных чаевых.
Нет, это Чез, маленький скользкий ублюдок. Чез с его серебряными кольцами, хипстерской бородкой и пучком на голове.