– Прошу прощения, святой отец, но я должен присутствовать на допросе. – Де Берхавель слегка наклонил голову на толстой шее.
– Тогда увидимся позже в Башне правосудия.
Старик быстро зашагал по крытой галерее, Эймерик последовал за ним. Через бойницы в толстой каменной стене, тянувшейся по правую руку, можно было разглядеть высоченные постройки, проходы и укрепления в самом центре крепости. В воздухе чувствовался резкий запах серы.
– Сейчас мы войдем в помещение, где очень многолюдно, – предупредил отец де Санси, остановившись в конце галереи. – Но смею вас заверить, его постоянно окуривают.
– Зачем вы это говорите? – насторожился Эймерик. – Здесь по-прежнему бывают случаи Черной смерти?
– К сожалению, да. Хотя и довольно редко, – с этими словами отец де Санси открыл дверь.
От дыма факелов, тошнотворной вони и какофонии голосов Эймерик почувствовал удушье. Круглый зал с очень высоким потолком занимал целый этаж Башни правосудия. В помещении стоял полумрак – его освещала лишь пара маленьких окон в глубоких нишах за каменными скамьями. На них ожидали своей очереди люди разных сословий – крестьяне в грубых холщовых туниках, торговцы в вышитых тюрбанах; мелкие адвокатишки в черном платье держали на коленях свитки.
А в центре зала, где за заваленными бумагами столами сидели деловитые молодые доминиканцы, было настоящее столпотворение. Десятки мужчин и женщин хотели узнать, зачем их вызвали, спросить о задержанных или немедленно поговорить с инквизитором. Обычно в ответ они слышали лишь сказанные с раздражением общие фразы. Когда толпа напирала слишком сильно, в дело вмешивалась пара стражников, награждая ударами стоявших в первых рядах.
Поначалу появление приора и Эймерика осталось незамеченным; потом один доминиканец, увидев их, вскочил на ноги, а его примеру последовали остальные.
– Чем мы можем служить вам, отец де Санси? – юноша старался перекричать гомон толпы. Все сразу затихли. Некоторые крестьяне опустились на колени; у кого была шляпа, тот почтительно ее снял. Во многих глазах промелькнул страх.
– Продолжайте работу, – улыбнулся приор. – Мы с нашим знаменитым гостем идем в мой кабинет.
Толпа расступилась, освобождая проход в дальний конец зала, где в нише большого неиспользуемого камина скрывалась маленькая дверца. При входе Эймерику пришлось нагнуться. За его спиной кто-то услужливо закрыл дверь.
Несколько секунд они шли в темноте, потом свернули в маленькое помещение, куда свет падал сверху.
– Вот мое пристанище, – с улыбкой произнес отец де Санси. – Не очень удобное, зато вдалеке от любопытных ушей.
Комната полукруглой формы была довольно узкой, но с очень высоким потолком. По краям двух бойниц в середине стены когда-то молотком выбили кирпичи, сделав настоящие окна, которые пропускали достаточно света, чтобы разглядеть заваленный бумагами стол, несколько стульев и сумки с книгами и документами, висевшие на стенах.
Сев за стол, приор указал Эймерику на скамью. Потом наклонился вперед и неожиданно серьезно начал:
– Аббат де Гримоар очень хорошо отзывался о вас. Но мне этого недостаточно. Вы храбрый человек? И насколько храбрый?
– О храбрости человека судят по его поступкам, – ответил Эймерик, нахмурившись, но не выказывая удивления. – До сегодняшнего дня храбрости мне хватало.
– Хороший ответ, – заметил старик. Его лицо немного смячилось. – Может, вы действительно тот, кто нам нужен. Но я должен предупредить, что для нашего поручения – если вы согласитесь его выполнить – понадобится много мужества.
– Я вас слушаю, – Эймерик был краток.
Пару минут собеседники изучали друг друга взглядами. В маленьких глазах старика инквизитор увидел хитрость, мудрость и проницательность. Значит, придется взвешивать каждое слово и не показывать свои чувства. Ну что ж, ему не привыкать.
– Вы слышали о Кастре? – спросил приор.
– Да. В этом городе останавливаются паломники по дороге в Сан-Джакомо-ди-Компостелла. Но я никогда там не был.
– Как раз туда вы и поедете. Если уж из Арагона вызвали инквизитора вашего ранга, можете догадаться, насколько серьезно дело.
– Ересь? – Эймерик выгнул бровь.
– В том числе. Уцелевших катаров не так много, как раньше, но они продолжают делать свое дело. Кастр, как и весь Лангедок, никак не может забыть о своей давней независимости и не испытывает желания подчиняться французскому королю. Это благодатная почва для ереси. Сколько бы катаров мы ни сжигали, тут же появляются новые.
– Возможно, вы сжигаете недостаточно много, – ледяным тоном сказал Эймерик.
– Знаю, что вас считают неумолимым, – губы приора тронула улыбка, – но уверяю, мы тоже не сидим без дела. Нет, проблема не в обычной ереси.
– А в чем же?
– Похоже, в Кастре появился новый культ, основанный на осквернении крови. Нечто колдовское, дьявольское, невообразимое. Его приверженцев называют масками, но это общее слово, которое в тех краях используют, говоря обо всем, что пугает. И до сих пор мы ни одного из них не поймали.
По телу Эймерика пробежала дрожь, будто в этом влажном помещении со спертым воздухом ему вдруг стало холодно.
– Осквернение крови? Вы имеете в виду священную кровь?
– Нет. Я мало что могу вам рассказать – мы почти ничего не знаем. По всей видимости, они разносят болезнь, которая заражает кровь и быстро приводит к смерти. Нечто вроде чумы – местные называют ее «Красной смертью».
– Колдовство, – пожал плечами Эймерик. – Простите, отец Арно, неужели в Каркассоне, Тулузе или Авиньоне не нашлось инквизитора, способного расследовать это дело? Зачем вы вызвали меня из Арагона?
– Ваше недоумение вполне понятно, – на тонких губах старика снова появилась улыбка. – Вас вызвали по двум причинам. Во-первых, вы не француз и не окситанец, поэтому будете судить непредвзято.
– Мне кажется, это недостаточное основание, – холодно возразил Эймерик. – Даже в этой крепости найдутся священники из разных городов.
– Действительно: инквизитор, которого я послал в Кастр до вас, отец Хасинто Корона, – из Вильядолида. Но есть и вторая причина. По словам аббата де Гримоара, вы обладаете немалым политическим талантом. Это правда?
– Не знаю. Только мне непонятно, как это может быть связано с сектой кровожадных еретиков.
– Вы когда-нибудь слышали о Симоне де Монфоре? – снова нахмурился отец де Санси.
– Если не ошибаюсь, он победил альбигойцев в прошлом веке?
– Именно. Возможно, вам известно, что после крестового похода Симон де Монфор оставил управлять Кастром своего брата Ги, которого позже сменил его сын Филипп. Потомок Филиппа, Отон де Монфор, до сих пор правит городом. Его владения включают также Безье и собственно Каркассон.
– Ну и что? – не стал скрывать раздражение Эймерик. Его выводила из себя манера старика вести разговор – испытывать подробностями терпение собеседника, заставляя гадать, когда же приор, наконец, доберется до сути.
– Наверняка вы знаете, – продолжал тот как ни в чем не бывало, – что другая ветвь рода Монфор управляет Бретанью.
Инквизитор кивнул.
– Что ж, – заканчивать отец де Санси, видимо, не собирался, – в 1341 году, в один из самых щекотливых моментов войны, которую Франция уже пятьдесят лет ведет против Англии, Жан де Монфор, сводный брат герцога Бретани, вступил в союз с Эдуардом III. После смерти Жана его жена, а теперь и сын продолжают пользоваться поддержкой Плантагенетов. На самом деле, можно сказать, что сын Монфора управляет французскими землями по доверенности, тем более что он – граф Ричмонда, а Эдуард для него своего рода опекун. – Немного помолчав, приор спросил прямо: – Что вы думаете о продолжающейся войне?
– То же, что и Церковь, – ответил Эймерик с легкой улыбкой.
– Восхищаюсь вашей осторожностью, – кивнул старик, пристально глядя на инквизитора, – но со мной вы можете говорить без утайки. В чем, на ваш взгляд, заключается интерес Церкви в данной войне?
Несколько мгновений Эймерик колебался, гадая, насколько откровенным стоит быть.
– Официальная позиция Авиньона – нейтралитет, – наконец решился он. – Оба короля – католики. Однако Эдуард Английский, воспользовавшись своим выгодным положением, присвоил себе право самому назначать высшее духовенство. Объективный интерес папства заключается в победе французов, хотя после разгрома при Пуатье и пленения короля Иоанна II это кажется маловероятным.
– Именно так. Церковь заинтересована в победе Франции, – во взгляде приора теперь читалось откровенное самодовольство. – В конечном счете Бретань может сыграть ключевую стратегическую роль, так как это своего рода естественный мост в Англию. Вряд ли Жан де Монфор отречется от Эдуарда III, особенно теперь, когда французская армия истекает кровью, а Францией управляет дофин.
– Здесь-то нам и понадобится Монфор из Кастра, – улыбнулся Эймерик.
– Вы приятно удивляете меня, отец Николас, – в голосе старика послышалось уважение, которого раньше не было. – У Отона де Монфора достаточно титулов, чтобы претендовать на герцогство Бретани; в прошлом он уже пытался им стать, правда, недостаточно настойчиво. Я думаю, следует подпитывать желание Монфора снова заявить свои притязания. Это может нам пригодиться. Если англичане потеряют Бретань, им тяжело придется во Франции.
– Но есть еще Карл де Блуа, который тоже боролся за бретонское наследство. Два года назад он вернулся из английского плена и твердо намерен получить власть над родной землей.
– Вижу, вы хорошо осведомлены. Правда, Карл де Блуа – аскет, чуть ли не святой. А святые в Бретани нам не нужны. Тогда как Монфор из Кастра – свой человек до мозга костей. Конечно, это не значит, что мы забудем про Блуа. Всегда лучше иметь в рукаве запасную карту.
Эймерику начал нравиться этот остроглазый старик – похоже, его логика была столь же гибкой, как у него самого.
– В целом все понятно. Но прошу объяснить, какое это имеет отношение к кровавой секте, о которой шла речь.