Владимир ОбручевПлутония
ПредисловиеПисьма профессора Обручева
Профессор Владимир Афанасьевич Обручев (1863–1956) прожил долгую и интересную жизнь. Он был видным ученым-геологом, исследовал пустыню Гоби и Алтай, искал золото в Сибири, проектировал Закаспийскую и Транссибирскую железные дороги, изучал вечную мерзлоту. В его честь названы горный хребет на Алтае, оазис в Антарктиде и даже минерал «обручевит». Но прославился он не только своими научными открытиями, но и приключенческими романами, которые переиздаются и читаются до сих пор. Его самые известные книги — «Земля Санникова» и «Плутония» — посвящены исследованию земель, которых нет на карте...
В дверь постучали.
Профессор Обручев с трудом оторвался от текста своего доклада для заседания Географического общества СССР, почетным президентом которого он был недавно избран. В кабинет вошла его жена Ева Самойловна (Владимир Афанасьевич называл ее Эвой, а она его — по имени-отчеству, но на «ты»), высокая седовласая женщина с суховатым лицом.
— Владимир Афанасьевич, тут тебе еще письма принесли, — Ева Самойловна подошла к письменному столу и вручила Обручеву увесистую пачку писем, которую с трудом удерживала в руках. Владимир Афанасьевич улыбнулся:
— Спасибо, Эва. Как раз хотел передохнуть!
Судя по лицу Евы Самойловны, она ему не поверила. Но улыбнулась в ответ и вышла из кабинета.
Обручев вскрыл самое верхнее письмо и принялся за чтение.
Уважаемый Владимир Афанасьевич! С большим интересом мы с ребятами из класса прочли отчет о путешествии русских ученых в подземную страну Плутонию. Мы оканчиваем школу на будущий год и хотим спросить Вас: как можно попасть в экспедицию, которую снарядит Академия наук СССР для дальнейших исследований Плутонии?
Владимир Афанасьевич вздохнул. Это было одно из многочисленных писем от романтически настроенных ребят, которые он получал после очередного переиздания романа «Плутония». «Угораздило же меня для придания правдоподобия указать, что книга основана на подлинных дневниках членов экспедиции! — подумал Обручев. — Читатели и впрямь приняли все это за чистую монету».
Обручев хорошо помнил, как и почему он задумал создать «Плутонию». Было лето 1915 года — в Европе гремела страшная Первая мировая война. Владимир Афанасьевич, три года назад вынужденный подать в отставку с поста профессора Томского Технологического Института за поддержку студенческой забастовки, жил теперь с семьей в Москве, снимая квартиру в Калошном переулке на Арбате. Все время он отдавал обработке материалов по золотоносным районам Сибири и дневников последней экспедиции в Пограничную Джунгарию. Но в какой-то из вечеров он перечитал роман Жюля Верна «Путешествие к центру Земли».
Поклонник приключенческой литературы, Владимир Афанасьевич был раздосадован. Как могла ему в юности нравиться столь несерьезная книга! Разве возможно путешествие в центр земного шара через кратер вулкана? Ведь любой геолог знает, что кратеры уже на небольшой глубине оказываются забиты застывшей лавой. А гигантские подземные пещеры, залитые фантастическим светом бог весть какого происхождения! Нет, все-таки Жюль Верн был немалый фантазер, но не ученый.
«Интересно, — задумался Владимир Обручев, — а если и в самом деле на минуту допустить, что теория полой Земли истинна? Как бы с точки зрения строгой науки выглядело путешествие в ее недра? И пусть бы даже там остались жить вымершие виды животных — кстати, а как бы они туда попали?» Ученый взялся за перо и за пару месяцев набросал черновик романа.
Правда, издан он был лишь через десять лет — в 1924 году, когда в стране уже сменилась власть и произошло столько событий, что хватило бы не на одну человеческую жизнь. К счастью, ветры перемен не затронули Обручева и смысл его жизни — науку.
Создавая роман, Обручев хотел дать читателям представление об истории Земли — поэтому герои «Плутонии» путешествуют не столько в пространстве, сколько во времени. Продвигаясь по рекам и морям подземного царства, они видят перед собой геологические эпохи Земли, одну за другой. Соответственно меняются и флора, и фауна. Вначале путешественников окружают млекопитающие, появившиеся на планете в конце триасового периода, и погода в подземном царстве ненамного теплее наземной вечной мерзлоты. Но чем дальше продвигаются исследователи, тем глубже они уходят по ступенькам веков — и вот их окружает теплый и влажный тропический климат юрского периода, по берегам реки зеленеют хвощи и папоротники, а по лесам и полянам разгуливают короли эпохи — динозавры.
Владимир Афанасьевич не был палеонтологом, хотя во время геологических экспедиций он время от времени натыкался на останки вымерших животных — то пещерного носорога в пустыне Гоби, то мамонта в вечной мерзлоте Сибири. Его описания не всегда получались строго научными. Одна из первых рецензентов его книги (и одновременно невестка Владимира Афанасьевича, жена его младшего сына Дмитрия), палеонтолог Ольга Павловна Обручева, справедливо отметила, что, например, трицератопсам писатель польстил, увеличив их почти в два раза. В реальности эти динозавры были ростом под три метра и длиной в пять, а в книге — пять и восемь соответственно.
В письмах читателей иногда попадались и указания на ошибки. «Интересно, а автор этого письма не об ошибках ли пишет?» — подумал Обручев, достав из стопки писем конверт, надписанный твердым округлым почерком. Обратного адреса не было. Заинтригованный профессор вскрыл конверт.
«Что это — письмо, напечатанное на пишущей машинке? Но какой, однако, ровный и четкий шрифт!
Впрочем, это может быть машинка нового поколения, о которой я ничего не знаю... И бумага — такая белая и гладкая. Странное письмо, весьма странное», — с такими мыслями Владимир Афанасьевич принялся за чтение, теряясь в догадках по поводу его автора все больше и больше...
Уважаемый профессор Обручев!
Если это письмо попадет к Вам в руки, значит, эксперимент удался. Пожалуйста, дайте об этом знать, описав эпизод с его получением в дневнике — его бережно сохранят Ваши потомки.
Если Вы боитесь, что вас примут за сумасшедшего — зашифруйте запись, мы найдем ключ.
Владимир Афанасьевич, когда мне предложили написать письмо кому-нибудь из любимых авторов, я не колебался ни секунды, вспомнив, как зачитывался «Плутонией» в детстве.
Я не буду рассказывать, как Ваша книга повлияла на мою жизнь. Лучше я расскажу о том, как «Плутония» опередила свое время.
Догадывались ли Вы, описывая в романе одно из околоводных животных, представляющее собой переходную форму между пресмыкающимся и млекопитающим, что такое животное действительно будет открыто? Его останки найдут в 2004 году в Китае и назовут касторо-каудой, то есть «хвостатым бобром».
Вы дали волю фантазии, описывая динозавров не так, как было принято в современной Вам палеонтологии. В «Плутонии» это не тупые злобные ящеры, а животные cо сложным поведением, умеющие заботиться о потомстве, способные бегать и прыгать. И, по представлениям позднейших ученых, именно такими они и были! Вполне возможно, динозавры являлись теплокровными и вели весьма активный образ жизни.
А изложенная в романе гипотеза о том, что в результате удара метеорита в земной коре образовалась дыра, через которую в подземный мир спустились древние животные, — не что иное, как принятая в мое время «метеоритная теория». Разумеется, Земля не полая, и Вы уже прекрасно знали об этом. Но вот вымерли динозавры, как считают сегодня, именно из-за падения огромного метеорита, вызвавшего катастрофическое изменение климата на всей планете.
И, конечно, Вы не могли знать, что неандертальцы, которых Вы так увлекательно описываете, действительно обладали членораздельной речью.
Этот вывод ученые сделали только в начале далекого от Вас XXI века, реконструировав строение их черепов и гортаней. Кстати, несмотря на значительное сходство, неандертальцы не являются нашими предками. На самом деле они сосуществовали с кроманьонцами — ранними представителями вида Homo Sapiens, «человек разумный».
Но об этом Вы, конечно, даже не догадывались.
Еще бы — ведь этот вывод был сделан на основании изучения генома неандертальца в конце XX — начале XXI века. Жаль, я не смогу Вам рассказать, как именно проводились исследования — будет сложно объяснить множество незнакомых терминов. Первым работам по генетике в Ваше время еще только предстоит появиться, структура молекулы ДНК, хранящей наследственную информацию, будет описана в 1953 году. Увы, генетика в нашей стране будет объявлена лженаукой еще раньше, в 1948-м...
Впрочем, я увлекся. На самом деле я хотел сказать Вам, Владимир Афанасьевич, что интуиция ученого дала поразительные результаты! Ваш роман написан так, как будто Вы на самом деле сумели заглянуть в будущее.
Поэтому я и пишу именно Вам. Будьте уверены — Вас помнят, Ваши работы изучают, а романы переиздают много поколений подряд, даже сейчас, когда изменились и повседневная жизнь, и книги, и сама страна.
На этом я прощаюсь. Пожалуйста, сложите письмо, поместите его в конверт и отойдите на расстояние двух метров — его состояние в вашем мире очень нестабильно.
Уважающий Вас Сергей Стахов, старший научный сотрудник лаборатории квантовой физики института... — письмо заканчивалось незнакомой Обручеву аббревиатурой.
Озадаченный профессор решил последовать совету автора письма. Он положил конверт на стол и осторожно отошел к стене. Спустя мгновение письмо бесследно исчезло в ослепительной вспышке света... А еще через пару минут Обручев обрел способность думать и действовать.
— Эва, я выйду к ужину позже, я еще работаю! — крикнул он. Затем уселся за стол и достал из нижнего ящика стола толстую тетрадь, в которой вел дневник.
Эпизод с загадочным письмом о его открытиях должен быть описан в подробностях...
Александра Королёва