Евгений ОлеговПляска Нергала
Пролог
— Война — это дерьмо.
Мой отец всегда любил повторять эту фразу. В его устах она звучала как истина в последней инстанции. Правило, не требующее подтверждения.
— Война — это дерьмо, — произносил мой отец и те, кто его знал, сразу замолкали.
Попробуй возрази, и тут же кулак устремится к твоему лицу. И хорошо, если просто разобьют нос, а могут и челюсть сломать. После чего вам придётся провести сутки в районной поликлинике сращивая раздробленные кости.
Тогда мне было лет семь. К нам в гости приехал дядя Алек, мамин двоюродный брат. Отца он знал плохо.
Мы сидели на кухне нашего дома на берегу моря. За окном играла красками весна и распускались первые одуванчики. В чашке мамин чай со смородиной, а в большом блюде сладкие рогалики.
— Юрий, ты не понимаешь, — сказал дядя. — человечеству необходимо пускать кровь. Иначе оно стагнирует. Будет застой и никакого развития. Война, да это плохо, но она двигатель прогресса.
— Глебушка, иди к себе на верх, — сказала мне мама, проведя рукой по моим светло-русым волосам.
Я хотел возразить, но встретился с мамой взглядом и молча встал из-за стола прихватив с собой несколько рогаликов. Мама у меня хорошая, и у неё добрые, голубые глаза, как у меня. Но когда в её взгляде появлялось нечто не терпящее возражения, спорить становилось бесполезно.
— Алек, прекрати, — мама хмуро посмотрела на дядю.
— Сестрёнка, это ты прекращай, — отмахнулся дядя. — Не видишь, у мужчин серьёзный разговор?
В комнате неожиданно потемнело. Со стороны залива Петра Великого ветер пригнал туманное покрывало. В это время года здесь часто такое происходит. Тёплый, солнечный денёк неожиданно сменяет холодная зябкая мгла.
Дядю я знал плохо. Он всегда отличался оригинальными взглядами на жизнь. Имел за плечами два скоротечных брака и любил пофилософствовать. Впрочем, его философствования отец называл тупой болтологией.
— Для человечества не произойдёт ничего страшного, если погибнет несколько миллиардов человек, — продолжал дядя, словно не замечая ничего вокруг себя. — Зато наша цивилизация получит новый толчок в развитии.
— Война — это дерьмо, — сказал мой отец.
— Война — это двигатель прогресса, — возразил дядя.
В следующий миг папин кулак устремился к дядиной челюсти.
— Юра! — испуганно воскликнула мама.
Я замер, глядя на происходящее и выронив один рогалик. Дядя, нелепо размахивая руками, вместе со стулом падал на пол.
— Всё нормально, Рита, — сказал папа, встав из-за стола. — Вызови скорую. Глеб, иди к себе на верх.
Дядя Алек к нам больше не приезжал. После того случая он неделю провёл в больнице. Отделался сломанной челюстью, тремя выбитыми зубами и черепно-мозговой травмой. Пока ему выращивали новые зубы, мама пару раз навестила его и, кажется, оплатила лечение. Подозреваю, что дядя не возражал. Деньги у него обычно не задерживались.
Заявления на отца в полицию дядя писать не стал. Правда к нам всё равно наведался участковый. Он о чём-то долго беседовал с отцом на кухне, а когда уходил улыбнулся мне и спросил:
— Как дела, Глеб?
— Хорошо, дядя Игорь.
— В школе только пятёрки?
— По-разному, — вздохнув ответил я.
— Это ничего, не в пятёрках счастье.
Уже на входе он пожал руку папе и сказал:
— Юр, ты бы заскакивал почаще.
— Хорошо, Игорь, постараюсь.
— И в следующий раз бей человека не так сильно. Он хоть и дурак, но всё же…
— Я учту, Игорь.
Дядю Игоря в нашем посёлке взрослые уважали, а детвора любила. Мама говорила, что от его улыбки дети прекращают плакать, а бандиты впадают в ступор. Когда я учился в девятом классе, наш участковый ушёл добровольцем. Через полгода тяжёлый крейсер «Толбачик», на котором он служил, был подбит на орбите Вероны.
А ещё через два года не стало родителей.
Глава 1
В космосе вы сдохнете очень быстро, если умудритесь оказаться там без скафандра. У вас не будет ни двух, ни даже одной минуты. Уже через четырнадцать секунд померкнет сознание. Ровно столько нужно времени, чтобы ненасыщенная кислородом кровь добралась до головного мозга. Взрывная декомпрессия, обезвоживание, радиационное поражение всех тканей организма — это лишь часть тех ужасов, что уготованы несчастному. Даже если человека вытащат, в течении двух минут его добьёт септический шок. Возможно, бедолагу спасёт мобильный медицинский комплекс, но такие стоят только на кораблях первого класса.
В фантастике времён Смутной эпохи авторы любили помещать своих героев в подобные ситуации, особенно в фильмах. Желательно под душещипательную музыку и с обязательным спасением, которое приходило в лице возлюбленной. Но мне всё это старьё никогда не нравилось. За древность у нас отвечает Шнайдер, он прётся по такому. В перерывах между заданиями все уши прожужжал команде, рассказывая сюжеты фантастических произведений. Ребята у нас хорошие и к болтовне нашего корабельного врача всегда относились снисходительно.
В отличие от фантастического персонажа мне повезло. Когда взрывом сорвало наружный люк шлюза, я уже запихнул себя в скафандр. А главное закрыл его. Вырвавшийся в космос воздух придал моему телу ускорение. Примерно через пять минут наш корабль разлетелся на кусочки, но я уже болтался в пустоте на таком расстояние, что ударная волна лишь добавила моей бренной тушке скорости.
Повезло мне лишь отчасти. Я в скафандре и живой — это хорошо. Плохо, что перед взрывом так и не успел добежать до грёбанной спасательной капсулы. Хотя, куда здесь спасаться? Наш старенький кораблик развалился на мелкие осколки, и выжил ли кто-то кроме меня я не знаю. Хорошо, что перед этим мы успели всадить в корабль противника две ракеты и тот сгинул в ядерном пламени вместе со всем экипажем.
Отрешённые редко вступают в переговоры. А если и идут на контакт, то только для того, чтобы приблизиться и уничтожить вас. Всего пару часов назад мы закончили установку разведывательных зондов в системе красного карлика и шли к Точке перехода. Ржавое корыто отрешённых вынырнуло из-за одного из спутников газового гиганта в каких-то ста тысячах километров от нас. Бешено взвыл сигналом тревоги бортовой ИИ, которому я тут же приказал заткнуться. И так понятно, что ситуация патовая. Только в случае отрешённых их такой расклад вполне устраивал. Обменять свои жизни на жизни противника, то есть на наши. Камикадзе чёртовы.
Потом произошёл скоротечный космический бой. Даже не представляю, что может быть в этой вселенной более нелепое. Забудьте про всё, что видели в интерактивном кино, в вирте или выпусках вечерних новостей. В этой схватке нет ничего пафосного или красивого. Всех этих «танцев двух противников» в лучах индуцированного излучения. Всё происходит куда проще и банальнее.
Две космических развалюхи мчались по нелепой траектории пытаясь угодить друг в друга из всего, что может уничтожить противника. Всё это происходило на фоне газового гиганта в системе, имя которой состояло из нескольких латинских букв и арабских цифр. Нашу посудину давно надо было списать в утиль. Но Космофлот любил выжимать последние соки из всего, что ему принадлежало. Поэтому кораблик сбагрили нам, вольнонаёмным — готовым пойти на любой риск за вознаграждение, кого можно послать туда, куда жалко отправить кадровых военных.
В рубке управления тесно. Гудит и мигает яркими огоньками приборная панель. По мониторам бегут вереницы данных, до которых никому нет дела. В четырёх противоперегрузочных креслах весь экипаж нашего кораблика.
Леопольд Шнайдер он же Лео — зеленоглазый и медноволосый. Выпускник престижного медицинского ВУЗа, сваливший от судьбы в космос. Корабельный врач и по совместительству отличный специалист по внеземным организмам. Наш любитель фантастики, готовый болтать о своём хобби без остановки.
Дим, он же Димка с азиатскими нотками в чертах лица и русской фамилией Иванов. Наш «кочегар», а по-человечески бортинженер. У него руки откуда надо растут в отличие от остальных. То, что наш утиль до сих пор летает, во многом его личная заслуга.
Кира Наумова — наш сероглазый талисман и лучший навигатор в Галактике. Она способна провести корабль по Точкам перехода так, как не один ИИ не сможет. В древности говорили, что женщина на корабле к беде. Когда я брал Киру в экипаж, опасался возможных последствий. Но мне повезло. Девушка отлично вписалась в нашу команду, найдя со всеми общий язык.
Меня же угораздило стать капитаном этой сумасшедшей компании и пилотом корабля. Глеб Корсаков — тридцатидвухлетний балбес до беспамятства влюблённый в космос. Собиравший с детства модельки звездолётов. В школьные годы выпросивший у родителей трёхнедельный тур к кольцам и спутникам Сатурна. А в семнадцать не прошедший в Космофлот по состоянию здоровья. Ха-ха. Что может быть более нелепым в двадцать четвёртом веке, чем отметка «по состоянию здоровья»? Для этого нужно иметь определённый талант и недюжинную удачу.
Несколько лет мы бороздили межзвёздные просторы вместе. Четверо друзей, так и не ставших настоящими космонавтами. Ступали на поверхность доброй сотни миров, убегали от пиратов, сменили несколько кораблей. Этот четвёртый. Таскали контрабанду, исколесили треть Переферии и жили, не думая о будущем. Пока не пришла Война. Благодаря странному капризу судьбы мы стали вольнонаёмными сотрудниками Космофлота России. Отныне не гражданские и всё ещё не военные.
И сегодня в необитаемой системе с дурацким названием мы пытаемся подбить корабль отрешённых, стараясь опередить своих противников. Четыре человеческие фигуры, облачённые в скафандры и вжатые в противоперегрузочные кресла. Каждый через нейроинтерфейс подключён к искусственному интеллекту корабля. Так проще управлять всеми системами. Мы видим пространство вокруг с помощью мощной оптики, мы чувствуем его благодаря сенсорам и радарам.
Бой в космосе скоротечен. В лучшем случае у вас есть минут десять-пятнадцать. Дальше либо смерть, либо победа. Иногда всё и сразу. Мы кружили в вакууме одиннадцать минут и семнадцать секунд, когда в нескольких тысячах километров вспыхнул ядерный шар. В следующее мгновение наш корабль сотряс удар.