***
2 июля 1194 года от Р.Х., Рим
— Что-то давно неслышно новостей из Венеции, — внезапно вспомнил Целестин III, перебирая корреспонденцию, стекающуюся к нему со всех уголков мира, — как там наш отступник поживает?
— Хорошо поживает Святейший отец, — тяжело вздохнул кардинал Альбино, — даже чересчур. Затеял какой-то новый большой проект, с помощью тех мастеровых, которых вывез из разорённых императором городов Сицилии. Построил им дома, поставил новую церковь, пригласил монахов, которые кстати, льют отличные колокола, в общем я не слышал ничего дурного, чтобы добрых католиков там притесняли.
— Так он точно не получил ни золотого от тех грабежей, что они совместно устроили с императором? — решил уточнить Папа, — как-то это странно, ради чего он тогда так старался и портил со всеми отношения? Если бы не Констанция, которая призвала мужа не мстить до рождения их ребёнка этому весьма активному юноше, то и не знаю, что было бы сейчас в Европе и Венеции. Хотя император, хоть и пообещал не мстить напрямую, успел подговорить Геную и Пизу, грабить и препятствовать торговле венецианцев, причём сделал он это с превеликим удовольствием, пообещав им земли и титулы. Говорят дож Венецианской республики был в ярости, когда принимал послов.
— А ещё, он пригрозил им, что попросит сына заняться этой проблемой, если те не успокоятся, — не забыл уточнить кардинал Луиджи, — говорят, те даже слегка сбавили обороты после этого, но через пару месяцев, не видя последствий, вернулись к своей прежней тактике.
— А что за новый проект? — Святейший отец рассеянно положил письмо от короля Ричарда в сторону.
— Судя по письму епископа, просто корабль необычной формы и размеров, — пожал плечами кардинал Альбино, — ничего сверхъестественного, он сам побывал на верфях и лично всё облазил. Просто деревянный корпус, правда с двумя высокими мачтами. Корабелы с ним поделились, что все до единого поспорили, что он перевернётся, едва они уберут подпорки из-под основы.
— Как-то это непохоже на умного прежде отрока, — недоумённо посмотрел на Альбино кардинал Луиджи, — он уверен в том, что пишет?
— Ещё бы, говорит, никто не верит, что такое строение вообще поплывёт, а не затонет у гавани Арсенала, — пожал плечами Альбино.
— Вот что я думаю, — Целестин III тоже посмотрел на Альбино, — узнай, когда будет спуск на воду сего проекта и съезди, посмотри на это своими глазами, заодно удостоверишься, нет ли там козней дьявола.
— Хорошо Святейший отец, — удивились оба кардинала такому решению, — но почему такой интерес? Я наоборот думал, чем меньше проблем он всем доставляет, находясь дома, тем лучше.
— Есть у меня глубокое подозрение, что добром это всё не закончится, — признался Святой отец, — и лучше мы об этом узнаем из первых рук. К тому же, есть ещё несколько мест, куда бы я попросил тебя заехать.
— Раз вас это интересует, Святейший отец, то конечно буду собираться в дорогу, — поклонился кардинал.
— Благодарю Альбино, я только и могу рассчитывать, как на вас двоих, — покачал головой Целестин III.
Глава 5
— Разбираем мальчики, не стесняемся, — капитаны, которые были на службе у господина Витале, раздавали листки бумаг среди своих команд.
— Марко, что это? Почему так много рисунков и непонятных слов? — доносились вопросы, когда матросы видели на две необычные мачты с какими-то невероятными парусами и к тому же, паруса на задней, сильно отличались от таких же на передней.
— Фок-марсель, грот-брамсель, кливер, стаксель, — читали более грамотные, передавая это своим товарищам, и спрашивали, — что это за молитва такая, а не обозначения?
— Видели корабль? У последнего причала Арсенала? — самый пожилой из капитанов, который лично разговаривал с синьором Витале и получил от него не менее непонятные инструкции, чем он сейчас пытался рассказать своим матросам, глубоко вздохнул.
Раздавшиеся довольные крики, и подтверждения, что они тоже поставили на то, что корабль перевернётся после выбивания опор корпуса при его спуске на воду, дали ему понять, что да, они, как и большая часть жителей Венеции, конечно же в курсе нового проекта Венецианца. Толпы любопытствующих кружили вдоль забора, пытаясь углядеть высоченные мачты нового судна, но охрана быстро отгоняла их оттуда, грозя плетьми.
— Ну так вот, на нём в поход с господином пойдут только те, кто быстрее всех выучит все эти названия и сдаст практический экзамен, — ответил он вопрошающим, — причём тройной оклад и процент большой премии за успех предприятия на всю команду полагается.
Эти слова взбудоражили всех, такое нельзя было упускать, ведь после одного такого похода можно было вернуться обеспеченным человеком и навсегда забыть о работе.
— А сколько мест? — тут же последовал выкрик.
— Вся команда, двести пятьдесят человек, вместе с капитаном, так что готовьтесь, грызня за места будет знатная. Приоритет будет отдан вам, как зарекомендовавших себя отличной службой, но господин Витале также сказал, что если будут приходить отличные моряки, наизусть выучившие все названия, что вы видите на картинках, он будет брать и их.
— А кто капитан? Уже известно?
— Да, говорят сам Бертуччи Контарини, согласился, — Марко покачал головой, даже ему до лавров наследника патриаршего дома было очень далеко, не говоря уже об остальных.
Услышав известнейшее имя, матросы ещё больше заволновались, мест и правда, было маловато, по сравнению с нынешними командами целых десяти галер.
— В общем, через неделю экзамен, — капитан отдав последний лист, покачал головой, — а дальше, если пройдёте, то практическое обучение по методу господина Витале.
Тут многие моряки пригорюнились, вспомнив, что так в шутку сами назвали способ обучения менестрелей, когда они плыли в прошлогоднюю сицилийскую компанию.
***
Я, стоя рядом с задравшим голову Бертуччи, смотрел, как он гоняет матросов, заставляя ставить, убирать нужные паруса. Он-то разумеется первым сдал экзамен, без малейших проблем за двое суток выучив всё требуемое.
Сейчас корабль смолили, и воняющий берёзовый дёготь здорово отгонял от нас мух, хотя конечно приятного аромата одежде и волосам не придавал, как и не мешал впрочем тренировкам набранной команды. Прошло даже больше, чем я рассчитывал, так что я решил не убирать лишних, а посмотреть, кто из них самый способный. Хотя пока если честно, они выглядели лишь как плохо дрессированные обезьяны, которыми руководит человек. Бертуччи единственный которого я посвятил во все тонкости стоячего и бегущего такелажа, а также объяснил, почему на моей бригантине, фок-мачта, несёт прямое парусное вооружение, а грот-мачта имеет косые паруса с грота-триселем и топселем.
— Обезьяны, нужно лучше их тренировать, иначе они нас не то что в шторм, в штиль перевернут, — проворчал я, высказывая вслух свои мысли.
— Витале, может тогда всё же уменьшить количество парусов? — осторожно спросил он.
— Запомню эти слова, когда ты будешь умолять меня поставить ещё одну мачту или хотя бы поставить ещё один, малюсенький парус, — тем же ворчливым тоном не поддался я на его просьбы, я всегда и везде стоял на своём.
— И нет ни одной пары вёсел, — он всё ещё не смирился с этой потерей, к которой привык и прикипел всей душой.
— Будут две лодки на борту, если нужно, повернут за канат судно, — который раз объяснил я, — нам не утонуть бы в штормах, а ты со своими вёслами пристал.
— Всё ещё надеешься, что он не перевернётся? — удивился он, — сумма выигрыша всё увеличивается и ты точно в меньшинстве, вместе с сеньором Франческо. Уже даже иудеи принимают ставки на это, весь город гадает перевернётся он или нет.
— А вы на что поставили, сеньор Бертуччи? — поинтересовался я.
— Если честно, — смутился он, поворачиваясь и разряжаясь матерной тирадой в сторону моряков, которые уронили марсель, повисший на такелаже.
— Если честно, — вернулся он ко мне, — хоть дядя Франческо и призывал ставить на вас, я всё же присоединился к своему брату, он поставил сто шиллингов, что корабль утонет.
— А, есть даже такие? — удивился я, — что это за новое веяние? Поверили в мои способности? Теперь решили, что если не перевернётся, так обязательно утонет?
— Версий куча сеньор Витале, время всех рассудит, тем более, что осталось всего две недели до спуска.
— Гоняйте их до посинения сеньор Бертуччи, — пожелал ему я, уходя к своему истинному проклятью — пушкам. Из запланированных мной двадцати, готово было только десять, а к спуску на воду, так и вовсе ещё успевало остыть не больше двух. И то, дело сдвинулось с мёртвой точки, только когда заменили четырёх самых упёртых монахов, который я распорядился в отместку за их тупоголовость, погрузить на ближайшую отходящую в Святую землю галеру и отвести их к арабам, продав в рабство. Столько крови, сколько они мне выпили, никто и близко даже не приблизился, так что воздав им то, что я считал правильным, я стал общаться с перекупленными во Флоренции монахами, которые более благожелательно относились к моим просьбам о смене технологии литья колоколов. Все до одного были уверены, что те двенадцати фунтовые корабельные пушки, что они изготавливали, это колокола необычной формы, для моего дворца. Они их так и подписывали, сильно удивляясь при этом, что я ругался с ними из-за постоянного желания украсить готовые изделия литыми барельефами.
Порох и то дался мне быстрее, из-за отличного знания состава, технологии производства, а также техники безопасности. Стоило показать два ярких примера, что будет если алхимик забудет свечу на столе, рядом со смесью, а также одного несчастного случая, унёсшего к моему сожалению две жизни, как оставшиеся двое в лаборатории стали почтительнее относиться к своей работе. К сожалению и тут, чтобы они не знали правильной рецептуры, мне только вместо серы, угля и селитры, приходилось закупать ещё шесть различных компонентов, делая вид, что сначала смешиваю их особым образом между собой, а потом отдаю очищать им эти вещества.