Старик заговаривался после чарки мутного самогона, поднесенной дознавателем, посланным Тимашуком. Но эти россказни уже вовсю обсуждались на селе. И все дружно порешили: был, был клад.
20
Сенька смеялся, услышав от Аньки и Ильи об этих пересудах.
– Ага! Остров сокровищ, а не хутор Белодедово.
– Ну ты же сам толковал про Дюргу, что прижимистый и хитрый, – напомнил Илья. – И тебе чуть ли не враг? Не давал учиться дальше?
– Так и что?.. А то – клад!
– Кто-то у нас давно рыщет клады, то на дне речек, то еще где, – с улыбкой заметила Анька. – Лучше б не давала тебе «Остров сокровищ».
– Жемчужный, одно слово, – сказал Сенька.
Илья покраснел, насупился.
– Куда уж нам до летчика Отто Дерюжные Крылья, – буркнул он.
– Но где же твои старики? – сказала Анька озабоченно.
Сенька пожал плечами. Анька пытливо всматривалась в него.
– Чё?! – воскликнул Сенька и передернул плечами. – Хотел бы я сам знать…
– А, по-моему, тебе все равно, – сказала Анька.
– Мне? – переспросил Сенька, прижимая даже руки к груди и тараща глаза.
Анька кивнула печально.
– С чего ты взяла?
– Ну-у… – протянула Анька, глядя вдаль, – я на твоем месте уже что-то предприняла бы.
– Например?
Она тряхнула головой.
– Организовала поиск.
– Зачем? – искренне удивился Сенька.
– Это же твои дед с бабушкой. Пусть у вас имелись расхождения, но родные ведь, так же?
– Дед еще не совсем сдурел, да и бабка, – ответил Сенька. – У них своя голова…
– Одна на двоих, – заметил Илья.
– Могли куда-то податься…
– Куда?
Сенька мгновенье мучительно раздумывал и вдруг выпалил:
– В Вержавск!
Илья аж подпрыгнул на помосте, на котором они опять сидели в школьном саду, и очки у него сползли на кончик носа.
– Ты им рассказывал? – тут же спросил он.
– Ну… и не только я. На свадьбе об этом речь завели. Даже, кажется, и поп что-то говорил там, ну про этот город подводный… Китеж. А этот, мол, вознесся.
– Да? – с интересом спросила Анька, отгоняя от лица мошек. – Фу, кыш!
Сенька хохотнул.
– Ага, а не к Кышу… А этот Терентий из Язвища, он же там был на охоте или рыбалке у свояка, что ли, – продолжал Сенька припоминать говоренное на свадьбе.
– Где?
– Да на тех озерах, на Ржавце и Поганом. Говорит, ничего и нету там, кроме деревьев, бурьяна да могил.
– Каких? Древних? – быстро спросил Илья.
– Ага, с кладами, с кувшинами, набитыми золотишком. Держи карман. Уже теперешние. Возят на лодках мертвецов, дальше гроб на веревках тягают.
– Хоронят там? – удивилась Анька, расширяя глаза.
– Ну да, говорит.
– Зачем?
– Чтоб не воняли!
– Ай, ну и дурила ты, Сенька, – обиделась Анька и спрыгнула с помоста.
– Да чтоб поближе быть к Боженьке, – сказал Сенька.
Анька отмахнулась и пошла прочь.
– Я читал, что в тайге охотники там всякие, ну тунгусы в общем, оленеводы тоже, они так и вовсе на дерево запирают труп.
– В гробу?
– Не, так, обмотают тряпками или чем там, обвяжут веревками и на елку, ку-ку. Кукуй, трупик: ку-ку, ку-ку.
Анька повернулась и покрутила пальцами у висков.
– Оба! – воскликнула она и отвернулась.
– Анька, не бросай нас! Кто будет кашу варить нашей экспедиции?
Но ребята и в самом деле отправились на поиски в окрестностях Белодедова, Анька с Ильей на велосипедах, а Сенька пешком. Договорились, что он пойдет вдоль реки, а они заедут в Язвище и направятся ему навстречу. Встретились. Никто не видел стариков. Ни их следов… Какие еще следы. Посидели, бросая в реку камешки. Сенька полез купаться, хотя было прохладно. Но на то он и Жарóк. Решили добраться до Жереспеи, другой реки. Побывали и там. Завернули на хутор Косьмы Цветочника. Дом разобрали уже давно и увезли, а постройки какие еще остались, с завалившимися стенами, рухнувшими крышами. Сад задичал, заглох. Еще доцветала поздняя яблоня. Кругом вились пчелы, жужжали шмели, сновали по веткам птицы. Валялся битый кирпич, поблескивала разбитая чашка. Они заглядывали с осторожностью во все уголки развалин. Илья с жадностью копался в черепках, рыл землю, все осматривал и даже как будто принюхивался, раздувая ноздри и безумно сверкая стеклами очков. Он был похож на какое-то странное насекомое. И Анька сказала то же самое:
– Ты как доисторическое существо…
– Не! Историческое! – тут же подхватил Сенька. – Любит копаться в истории.
– Ага, а это Троя! – иронично воскликнул Илья.
Но глаза его возбужденно и нешуточно сияли… Точнее – стекла очков. Они пыхали золотом.
– Но золота мы здесь не отыщем, – сказал Сенька.
– А вот… смотрите… – проговорил Илья, – чего я нашел…
Он вертел перед носом целую глиняную чашку, заляпанную какой-то спекшейся грязью, с прилипшей палочкой.
Анька поморщилась:
– Фу, гадость какая-то.
Но Илья так не думал. Он быстро пошел прочь, по направлению к Жереспее. Анька с Сенькой остались вдвоем.
– О чем ты думаешь? – спросила она. – Честно.
– Я?.. – переспросил Сенька. – Ну… о том…
– О чем?
– О том, что сверху бы я их быстро сыскал. Бабу с дедом…
– Тебе этого точно хочется?
Сенька ударил палкой по фанере и кивнул.
– А я вот не люблю, когда криводушничают, – сказала пытливая Анька.
Сенька посмотрел на нее.
– Я и не криво… Ничего не криво, а все прямо. И могу сказать.
– Ну так и скажи.
– Дюргу мне не жалко. А бабу Тину… да. Он же ее за собой увел. Она, небось, с нами хотела остаться, с внуками и внучками. А Дюрга… Дюрга кулак и есть. Во всем. Даже и теперь бабку зажал в кулак.
– Мне это тоже не нравится в старорежимной России, – сказала Анька, сдвигая темные брови. – Домостроевщина эта. Ведь раньше даже на сход женщину не пускали. Только домохозяева. И если это вдова, солдатка и сама хозяйство тянет – куды прешь? Женщина были, как овцы.
Сенька криво улыбнулся.
– А теперь стали львицами?
Анька грозно посмотрела на него.
– Да! Паша Ангелина трактор водит. А Валя Гризодубова?! Она же в четырнадцать лет на планере летала. А не на… – Анька запнулась, исподлобья глядя на Сеньку.
– А не на?.. – с вызовом и ужимками спросил Сенька.
Тогда и она выпалила:
– А не на дерюжке!
– Так у нее батька – летчик, изобретатель! – крикнул запальчиво Сенька, сверкая глазами. – Еще когда – при царе – в своей халупке построил самолет, и тот полетел.
– А чего ж ты не построишь? – спросила Анька.
– Ха, построишь тут! – обозлился Сенька. – Построил бы, а кулак Дюрга как раз бы все и спалил.
Они замолчали, слушая кукушку за Жереспеей.
– Надо не самолет строить, – примирительно произнесла Анька. – А и вправду – воздушный шар шить.
– Ну, это тебе надо обращаться к Йоське Шнейдерову, – резко ответил Сенька.
Анька улыбнулась.
– И сошьет он такой шар – как бальное платье! – Она указала в небо на далекое белое облачко. – А вон уже кто-то и сшил!
– Портной Иисус Христос, – откликнулся иронично Сенька. – А, нет! – воскликнул он, хлопнув себя по лбу. – Тот же был плотником. Ему-то и надо аэроплан сколотить.
– Он был сыном плотника, – поправила его Анька.
– А сам-то?..
Анька развела руками, как бы охватывая все.
– А дед говорил, там же камень сплошной? – вдруг вспомнил Сенька. – Ну в той Палестинской земле. И дома, мол, сплошь каменные.
Анька пожала плечами, раздумывая.
– Хм… Нет, но есть же «Троица», к примеру, икона, это, когда три ангела явились к Аврааму и Сарре, там дуб нарисован… И как говорится? – Анька потерла переносицу. – «И явился ему Господь у дубравы Мамре». Дубрава. И потом… с гор Ливанских к ним доставляли кедры. – Анька продолжала, воодушевляясь: – «Вид его подобен Ливану, величествен, как кедры».
– Чей? – спросил Сенька с какой-то осторожностью.
– Соломона, царя еврейского.
– Того, шибко умного?
Анька кивнула. Щеки ее рдели, глаза как-то особенно блистали, и брови казались яркими, а с кос струился свет. Сенька еще больше оробел, поглядывая на нее, и даже слегка попятился.
Пытаясь скрыть смятение, Сенька снова ударил в фанеру, как копьем, и пробил ее. Анька вздрогнула, гневно взглянула на него.
– Чего ты?! Так и заикой станешь!
Сенька засмеялся.
– А вдруг там змей!.. Я ж все-таки внук Георгия!
Заулыбалась и Анька.
– Ты хамелеон, вот ты кто, – проговорила она, с неожиданной ласковостью глядя на него и убирая со лба волосы. – То отрекаешься, то…
– Ничего я не отрекаюсь, – буркнул Сенька. – А ты – мракобесница. Соломон, да дуб, да плотник. Будто из короба Марты Берёсты сказочки. Небось, и крестик таскаешь?
Анька наклонила голову, потянулась к ноге, сгоняя муравья или какую букашку или делая вид, что сгоняет. Поморщилась, оглядываясь.
– Куда там подевался наш Жемчужный?
– Ага, – не отступал Сенька, – таскаешь причиндалу? Таскаешь?
– Ну и дурень же ты, – ответила Анька с досадой.
– А ты веришь в сказочки, веришь! Ровно дитё малое с соплями.
Анька пыхала глазами, не находя нужных слов и наконец ухватилась за прошлые деньки:
– А сам в Горбуны плавал!
Сенька хотел ответить, что со всеми же, но тут появился Илья Жемчужный. Очки его торжественно сверкали.
– Глядите, – сказал он и показал отмытую чашу.
Чаша была расписана яркими алыми цветами по голубому. И краски не увяли за столько времени.
– Ого, – сказал Сенька, – это, верно, Греков работа.
– Косьма Цветочник, видно, краску сюда наливал, – сообщил Илья деловито.
– А может, квас? – возразил Сенька.
Илья победоносно усмехнулся и продемонстрировал кисточку.
– А это? Она в чашке залипла.
– Илья, ты настоящий археолог, – подхвалила Анька.
– Так сыщи же стариков, – сказал Сенька с завистью.
– Они ж не глиняные истуканы, – с упреком молвила Анька.
– И то правда, – добавил Илья.