– Ну раз даже французы его едят… – проговорил Арсений.
– Ой, я страсть, как его люблю! – воскликнула Аня, прихлопывая в ладоши. – И в городе, когда училась, мучилась…
Она тут же отыскала головку чеснока и накрошила несколько зубцов всем в кашу.
– Правда, и здесь не каждый день поешь, – добавила она. – Пациенты нос воротить будут. Так что только в выходные и праздники.
– Скоромная пища советской медсестры, – заключил Илья.
Они некоторое время молчали.
– Кстати, – вспомнил Илья, – никто не знает, что такое… Лимонарь?
– Лимонарь? – переспросил Арсений.
– Да, прицепилось словечко… Откуда-то всплыло…
– Наверное, из твоих исторических снов, Геродот.
– Что-то… – Аня потерла ладошкой лоб. – Что-то припоминается… Вот тетеря… ну, думай, думай, – говорила она себе. – Это что-то греческое. У папы спрошу… – Она осеклась.
Роман Маркович, ее отец, трудился сейчас в Вяземлаге на строительстве дороги Москва – Минск.
– Ладно, Аня… И что этот лесничий? – спросил Илья, поднося ко рту ложку с кашей и посверкивая белками глаз в сумраке.
28
Оказалось, что лесничий тот даже присел у костра и выкурил трубку. И кое-что поведал им, на удивление Илье, посчитавшему его великим молчальником земли Русской. Да, в ответ на замечание Арсения о его лошади, мастью точь-в-точь как у деда, лесничий спросил, кто таков его дед? И услышав ответ, огладил свою медвежью бороду, похмыкал и вдруг величаво спустился на землю, походил немного да и сел, достал кисет и трубку. Окутываясь дымом хорошего табака, – это Арсений враз определил по запаху, – лесничий вдруг молвил, что эта лошадь – прямой потомок дедова Антона, ведь так тот звал своего великолепного рысака? И он указал дымящимся мундштуком на привязанную к березе лошадь в яблоках. Пораженный Арсений подтвердил. Антон был метисом, помесью орловского рысака и лошади горной норвежской породы, лошади фьордов или викингов, как ее называют. Метис – всем на загляденье. С дедом Дюргой лесничий и познакомился ради лошади, приводил свою кобылу орловской же породы на случку. Тут лесничий окинул долгим взглядом Арсения, как бы стараясь припомнить те времена и мальчишку с черными волосами… Арсений этого лесничего не признал, но вспомнил, что дед действительно говорил о лесничем из Поречья, – он упорно называл этот город на старый лад. В Поречье он ездил на осенние ярмарки. И останавливался у меня, подтвердил Прокоп Савельевич, кивая. Пришел к нему дед Дюрга и тем летом, когда он пропал вместе со своей маленькой Устиньей.
Илья перестал есть, глядя во все глаза на друга.
Арсений доел кашу и, привстав, хотел взять чайник, но тут же отдернул руку. Аня стащила косынку и дала ему.
– Испачкаю…
Она махнула рукой. И он взялся за дужку чайника и налил себе чаю.
Попивая чай, он продолжил рассказ.
Дед Дюрга явился однажды ночью к Прокопу Савельевичу… да.
Просил купить в магазине всякую снедь… Рассказал все, что произошло на его хуторе. Деньги у него были. На реке его осталась ждать Устинья с лодкой…
Прокоп Савельевич хотел тут же за ней поехать на двуколке, но дед наотрез отказался от предложения пожить у лесничего. Не хотел подвергать опасности его и семейство… И так-то уже втягивал его в историю…
Но все же Прокоп Савельевич взнуздал Варяжку и нагрузил на нее два мешка с хлебом, крупой, салом, старой картошкой и кое-чем еще. Денег, он, конечно, не взял. И в ночь они и отправились на речку. И он увидел у лодки старушку Устинью в тулупе и белом платке… Она тонула в этом тулупе, как птенец в дупле.
Мешки разместили в лодке…
Еще они поговорили…
И дед с Устиньей отчалили.
– Куда?! – в сильнейшем изумлении спросил Илья.
Арсений, прихлебывая чай, пожал плечами.
– В Эстляндию.
– К-куда? – Илья поперхнулся.
Арсений глядел в огонь.
– Я помню, дед рассказывал про одну коммуну. «Диво» называлась. Ее эстонцы и латыши устроили. И там один был мужик, приятель деда. Так вот, когда коммуну эту… распустили, тот мужик собрал весь скарб, женку, детей да и уплыл по Каспле на родину. Я даже запомнил имя его женки: Элизабет. А самого как звать, уже позабыл. Так вот, он деду и рассказывал про Эстляндию, страну хуторов, сосновых боров, песчаных пляжей. Еще дед говорил, что, мол, он, как Ной… Это он рассказывал Евграфу, – сказал Арсений, посмотрев на Илью. – Ну а я слушал…
– Так он и решил, по примеру того латыша? – спросил Илья.
– Выходит, что так…
Илья покачал головой.
– Ну и ну. Вот это дед Дюрга. Я… я восхищен!
Аня и Арсений посмотрели на него.
– Ты ешь кашу-то, – напомнила Аня, – остынет.
Илья взялся за ложку.
– А чему тут восхищаться? – потерянно спросил Арсений. – Потащил за собой бабушку. Куда? Какая еще Эстляндия? Какие хутора! Жить-то осталось… Я думал, он к внукам на Донбасс подался. Но как сам к ним приехал, узнал, что они ни сном, как говорится, ни духом про стариков. Хотели отправиться на поиски. Я их еле убедил, что это уже бесполезно. Ищи в ветре поля… Тьфу, наоборот… Стариков в поле, в ветре…
– А если они все-таки доплыли? – спросила Аня.
– Куда?
– До земли хуторов? Сколько тут километров? А, Илья?
Илья подумал.
– Ну… километров, наверное… хм… восемьсот или девятьсот.
– Это же путь из варяг в греки? – спрашивала Аня, убирая волосы за уши; щеки ее рдели, глаза поблескивали в свете костра. – Наши купцы туда ходили.
– Ходили, – отвечал Илья. – Князь Мстислав Давыдович посылал из Смоленска попа Еремея и княжеского человека сотского Пантелея в Ригу для составления торгового договора. В тринадцатом веке то было. В январе они отправились. То есть по рекам и шли, но в санях. Недели две, наверное, и ехали. Смотря по погоде.
– А с кем они заключали? – спросил Арсений рассеянно.
– С немцами.
– Опять немцы… – проговорил Арсений.
Он выплеснул остатки чая в костер, достал коробку, вынул папиросу, дунул в мундштук, смял его, нагнулся и поднял головешку, прикурил.
– А знаете что? – вдруг вдохновенно вопросил Илья. – Нам надо взять у моих товарищей археологов байдарку и отправиться на поиски стариков!
– В Эстляндию? – спросил с мрачной иронией Арсений, пуская вверх дым.
– Да. – Илья встал, прошелся с пустой миской возле костра, повернулся. – Теперь же это советская республика.
– А дед-то от всего этого и сбегал, – пробормотал Арсений и глубоко затянулся. – В Страну Хуторию…
– Муравию, – проговорила Аня. – Му-ра-вию, – повторила она. – Друг нашего Марьенкова Твардовский написал такую поэму «Страна Муравия». Кто читал?
Илья, как ученик на уроке, поднял руку.
– Молодец, Илья Жемчужный, – пародируя учителя, сказала Аня. – А что ты можешь сказать по поводу начала поэмы?
Илья хмыкнул, поправил очки и наконец поставил миску на землю.
– Ничего-ничего? Совсем ничего? – спрашивала Аня.
– Ну-у… там едет мужик на телеге…
– И подъезжает к большому селу? – спросила Аня.
– Вроде.
– А это село большое и есть наша Каспля!
– Да ну, – не поверил Илья, нагибаясь и наливая себе чаю.
– А то не то! – ответила Аня, радуясь, что может открывать, как прежде, глаза своим друзьям на новые вещи.
Она рассказала, что герой, Никита Моргунок, отправляется на своей телеге на поиски счастливой страны Муравии, где нет никаких колхозов, и сразу въезжает в большое село с золотоглавым храмом на горе. Точнее, у него это золотоглавое село.
– Ну разве не наша Казанская? – спросила Аня.
И в селе этом он попадает на пир, который устроил кулак один перед отправкой куда-то на Соловки, наверное, или еще куда… Тут Аня притихла и посмотрела на Арсения. И вдруг вспомнила:
– А лошадь-то у Моргунка – в монетах!.. Нет, правда!.. – Она оглядывала друзей широко распахнутыми глазами. – Ну как такое может быть? А, Сеня? Илья?
– Наш был в яблоках, – отозвался Арсений.
Вдруг с реки донесся резкий птичий вскрик. Все туда посмотрели.
– Цапля, – сказал Илья.
– Но это почти одно и то же, – возразила Арсению Аня. – Подождите, с чем вы чай-то пьете? Я же пряников взяла. – Она пошла к рюкзаку, покопалась и принесла кулек пряников. – Вот, налетай, подешевело!
Илья взял пряник. Арсений отбросил окурок в костер и налил себе вторую кружку чая, тоже взял пряник.
– Не знаю, но я, как читала, так прямо нашу Касплю и видела.
– Все может быть, – согласился Арсений. – Он ведь бывал здесь.
– А в Смоленске я столкнулся с ним однажды на вокзале. Он, видимо, в Москву ехал, – сообщил Илья.
– Твардовский?
– Да. Я встречал Игната.
– Это… – начал Арсений.
– Ага, Задумов, тот самый. Он уже инженер в Москве.
Арсений повернулся к Ане:
– Так и что, добрался тот Никита до Муравии своей?
Аня тряхнула головой.
– Нет. Всюду колхозное строительство.
– Я думаю, и дед никуда не доплыл, – сказал Арсений.
– Он мог и где-то по пути остановиться, – предположил Илья. – Хоть на Витебщине, или на Полоцкой земле… И вот мы бы и могли на байдарке…
– Я еле в этот отпуск вырвался, – возразил Арсений. – Германский друг не успокаивается. Идет с огнем и мечом по Европе. И даже мимо пирамид и гробниц фараоновых. Как тебе такой сон, Геродот?
– Сюда-то он не сунется – за второй ролью Наполеона.
– Ты так думаешь? – спросил Арсений. – А смотри-ка, как он расчихвостил французов? Потомков Наполеона. Значит, чувствует себя уже выше и сильнее.
– Французы быстро сдулись. Но англичане держатся. А там и Америка. На два фронта он не безумец воевать.
– Ну… в общем, да, – согласился Арсений. – Хотя… он всюду: в Африке, на Тихом океане вместе с японцем, в Греции, в Ираке… Всюду уже. Только еще не на Южном полюсе. Но, может, уже и туда едут Гансы на собачьих упряжках.
– Ой, ребята, – подала голос Аня, – как же я не люблю эти разговоры… Мы-то с вами здесь. Остановились по дороге в Вержавск. Вон гляньте, сколько уже звезд…