Это не первая миссия Пьетро и не первый выход в открытый космос; за четыреста дней на орбите он провел энное количество экспериментов. Чем бы он ни занимался — ставил опыт, монтировал устройство, собирал и пересылал данные, — ему всегда удается сохранять спокойствие и осознанно дистанцироваться от происходящего. В конце концов, что такое астронавт, как не передаточное звено? Его выбрали из-за невозмутимости; возможно, когда-нибудь его функции будут переданы роботу; возможно, это произойдет скорее, чем кажется, но тут поди угадай. Время от времени они гадают. Роботу не нужна гидратация, питательные вещества или сон, у робота нет выделений, обременительных мозговых жидкостей, менструаций, либидо и вкусовых рецепторов. Роботу на орбите не требуются фрукты, витамины, антиоксиданты, снотворное или обезболивающие, ему ни к чему туалет с воронками и насосами, для пользования которым люди проходят специальный курс обучения. Отпадает и необходимость в установке, перерабатывающей мочу в питьевую воду, ведь робот не мочится, не пьет воду и вообще не имеет никаких потребностей.
Но какой прок в том, чтобы зашвырнуть в космос агрегат, не имеющий глаз, которые увидели бы все это, не имеющий сердца, которое испытывало бы страх или ликование при виде всего этого? Астронавт годами тренируется в бассейнах и пещерах, на подводных лодках и симуляторах, специалисты выявляют его слабые места и недостатки, корректируют и сводят их к минимуму, пока не останется ничего, кроме почти идеальной триангуляции мозга, конечностей и органов чувств. Одним это дается тяжело, другим легче. Пьетро принадлежит ко вторым, он прирожденный астронавт, с детства непревзойденно умеет удерживать равновесие, наделен поразительным самообладанием и присутствием духа, которые позволили ему обойтись без свойственных большинству детских истерик и подростковых протестов. Глубокое любопытство, тонко организованный разум, сосредоточенность, оптимизм и прагматизм; иначе говоря, он был астронавтом до мозга костей еще до того, как впервые услышал это слово. Похож ли он на робота? Глупость какая.
В его груди сердце, которое спотыкается и переворачивается. Пьетро способен сделать его ритм медленным и плавным, подавить страх, панику и другие импульсы, к которым оно привыкло, поставить на паузу тоску по дому, если та усиливается, приглушить бесполезное ощущение одиночества. Спокойствие и самообладание, спокойствие и самообладание. Метроном задает ритм вдохов и выдохов. И все же временами сердце спотыкается и переворачивается. Оно хочет того, чего хочет, надеется на то, на что надеется, нуждается в том, в чем нуждается, и любит то, что любит. Сердце астронавта настолько не похоже на робота, что после выхода из земной атмосферы начинает давить наружу — гравитация снижается, и противовес сердца рвется вовне, словно вдруг осознает, что является частью зверя, живого и чувствующего. Зверя, который не просто передает сведения, но и любит то, в отношении чего эти сведения передаются.
Пьетро размышляет о спектрометре, который поможет выяснить, не тускнеет ли Земля. С тех пор, как они с Нелл его установили, Пьетро думает о нем каждый день после пробуждения; линзы спектрометра направлены на три объекта — Землю, Солнце и Луну, они измеряют свет, отражающийся от облаков и земной поверхности. Помогают разобраться, что происходит с поверхностью планеты: то ли она тускнеет из-за того, что частицы загрязняющих веществ в воздухе отражают солнечный свет обратно в космос, то ли становится ярче на фоне таяния ледникового покрова и уменьшения числа высоких светлых облаков, по причине чего Земля поглощает больше солнечного света. Или же оба процесса идут одновременно, но тогда какие могут быть последствия? Это сложная система энергообмена, определяющая температуру планеты.
Пьетро крутит в голове вторую версию — что Земля поглощает больше света, а в космос его отражается меньше. Если бы планета светилась слабее, какой бы она представала взору отсюда, с орбиты? Снимая видео в такие дни, как сегодняшний, Пьетро видит узор облаков и широкий спектр оттенков синевы океанов в утреннем свете, голограмму, возникающую из черноты. Квинтэссенцию сияния. Каково будет потерять ее? По правому борту — переливающаяся на солнце, мягко причесанная никелевая гладь Средиземного моря, складки альпийских гор, в особенности Доломитовых Альп, темные бесснежные вершины, долины цвета индиго, оливковые равнины, бесконечные русла рек, желтовато-коричневые южные ландшафты его родной страны после долгого лета без капли дождя. Везувий угадывается, только если знаешь, куда смотреть. Сейчас начало октября, а дождя, как передают близкие, до сих пор не было. И все же планета поет, лучась чистым светом, словно он проистекает из ее ядра, прямо из живота этого великолепного фотогеничного объекта, который Пьетро ловит в видоискатель.
Мимо проскальзывает Восточная Европа, они уже летят над Россией, Монголией и дальше над Китаем, и все это за какие-то двадцать минут; Пьетро ждет, когда в иллюминаторах вновь появится тайфун. Он знает, что тайфун близко, за следующим изгибом планеты, — прячется по другую сторону ярко-синей выпуклости. Вскоре Пьетро окажется прямо над ним, и обзор будет полным. Он не устает удивляться этому каждый день. До чего неожиданно странно видеть, как внизу проплывает корабль-планета. Возможно, во Вселенной нет другого тела, за которым велось бы столь пристальное наблюдение, — кто знает? За Землей следят не только его глаза и глаза остальных членов экипажа, не только линзы спектрометра, но и другие записывающие устройства космической станции, а также тысячи гудящих спутников, роящихся на орбитах разной высоты; миллиарды радиоволн передают и принимают сведения о ней.
Этим же сейчас занимается и он, неробот с фотоаппаратом в руках, парой глаз с заурядным зрением и сердцем, спотыкающимся и переворачивающимся в груди от вида неповторимой планеты. Пока Пьетро делает снимки, сердце колотится о ребра.
Виток 4, движение вниз
Их руки погружаются в экспериментальные боксы, собирают или разбирают устройства повышенной прочности, наполняют пакеты с едой в мышиных клетках; их ноги привязаны ремнями к рабочим местам; отвертки, гаечные ключи, ножницы и карандаши парят над их головами, пинцет отделяется от держателя и плывет к вентиляционным отверстиям — месту упокоения потерянных вещей.
Они минуют Шанхай, который днем представляет собой безлюдное побережье на краю континента всех мыслимых оттенков. Это четвертый на сегодня орбитальный виток за время их бодрствования, и хотя сейчас станция держит курс на восток, при каждом полном обороте вокруг Земли в силу особенностей ее вращения маршрут смещается к западу, то есть они, подобно тайфуну, неуклонно удаляются от Тихого океана в сторону суши — Малайзии и Филиппин, а тайфун догоняет их сзади.
Бросив все свои дела, они достают фотоаппараты. Щелкают затворы, жужжат объективы, парят в воздухе белые следы носков. Экипаж собирается у панорамных иллюминаторов, головы аккуратно прижимаются к пуленепробиваемому стеклу, взгляды вбирают ошеломительный вид, расстилающийся внизу. Сейчас им открывается полный обзор на тайфун и глубокий засасывающий колодец в его центре. Планета, полностью состоящая из клубящихся облаков.
Жителям территорий, на которые должен обрушиться тайфун, приказано эвакуироваться. Сделанные из космоса снимки подтверждают то, что, похоже, уже известно мечущимся птицам и убегающим козам: тайфун разогнался достаточно, чтобы с огромной скоростью распространиться на триста миль в ширину. Всем, кто сейчас на Филиппинах: забаррикадируйтесь или уезжайте. Всем, кто сейчас на крошечных восточных островах: уезжайте. Пьетро мысленно обращается к одному рыбаку и его семье: прошу, уезжайте. И лучше бы вчера, чем сегодня. Но куда они поедут? И на чем? Кроме того, рыбак намерен сберечь имущество и не хочет бросать пожитки, которые остались у него после предыдущего тайфуна и тех, что были до него. Тайфун разразится, самое позднее, через двенадцать часов, а ты сейчас на острове, рядом с которым находится другой остров, лежащий безнадежно низко над уровнем моря. Тебе остается только противостоять этой безнадежности. В конце концов, все остальные штормы ты пережил. У тебя есть дом из жести, картона, дерева и палок, а в наши дни тайфуны настолько часты и разрушительны, что строить что-то более прочное попросту нет смысла: тебе приятнее не иметь многого, чтобы меньше приходилось терять, нежели продолжать терять многое из раза в раз.
Ты остаешься. Смотришь на беспокойное ночное небо, где проводит дни твой чудаковатый друг-астронавт, который присылает тебе пугающие снимки Самара — твоего острова посреди бирюзового моря. Уноси ноги, советует он. Ты то и дело бросаешь взгляд на экран телефона и видишь сообщение, в котором он побуждает тебя к действию. Еще он пишет, что может договориться, чтобы тебя забрали либо посадили на борт самолета.
Он хороший человек, сдержанно комментирует твоя жена, и это правда. Один из лучших. Каждый месяц присылает деньги на обучение твоих детей, а ведь вы с ним виделись всего однажды — он занимался дайвингом (это было во время его медового месяца), ты рыбачил в лодке. Ты уронил нож, которым резал леску, и тот мгновенно пошел ко дну. Нож стоил десять долларов, он был добротным и острым. И тут на поверхности показались астронавт и его жена, которые ныряли возле рифа среди отмелей на расстоянии дельфиньего прыжка и увидели из воды, как ты свешиваешься через край лодки. Минут пятнадцать они искали твой нож и отказывались подниматься, пока не найдут. Отказывались наотрез. Да не надо, втолковывал им ты, маша рукой, выныривайте уже. Но они не сдавались и каким-то чудом отыскали нож, застрявший между камнями на двадцатипятиметровой глубине.
Астронавт и рыбак. Столкновение двух миров. Вечером он с женой пришел к тебе на ужин и, словно пришелец из космоса, очаровал твоих детей и заколдовал твой картонный домик. Понятные опасения твоей жены так и не развеялись до конца, однако астронавту удалось расположить к себе и ее. Даже сделанный им снимок вашей семьи зачаровывает: твоя подавленная жена с худощавым лицом, ты сам, сильный и похожий на льва, ваши четверо детей (сидят, стоят, удивлены, недоверчивы, безмятежны, ухмыляются, цепляются друг за дружку) — образчик растрепанной красоты. Кажется, только увидев фото, ты впервые осознал, насколько красивые у тебя дети.