не надейся. У него своя планида. Я своего сына знаю, он человек гордый, ранимый, чувствительный.
Утешения Дженаро были хуже нотаций, но Мария была рада и им, лишь бы разговор шёл о Тони.
— Мне снилась моя бабушка Луиза, — сообщила она как— то Дженаро, сквозь слёзы. — Она упрекала меня за то, что я оставила её одну, сказала, что очень мучается... Этот сон лишил меня покоя. Я подумала, что, если она и впрямь жива? Я была тогда очень больна, поручила разыскать её Мартино, он послал на розыски своих людей, и они привезли известие о её смерти. Я поверила этому известию. А что, если никто не искал её? Что, если она влачит свои дни в нищете и болезнях, зовёт меня на помощь, а я тут купаюсь в роскоши и довольстве?
— Всё может быть. Мария, — согласился Дженаро, после некоторого раздумья. — Сеньора Луиза всегда была очень самостоятельной женщиной и пользовалась в округе большим уважением. Лично я ничего не слышал о её смерти. Но если бы такое случилось, люди знали бы, и я тоже об этом услышал бы.
«Господи! Да неужели она жива?» — возликовала про себя Мария. И, тут же представив себе, как живёт её несчастная старая бабушка, чуть не взвыла от отчаяния. Решение возникло мгновенно, и она в мольбе протянула руки к Дженаро.
— Сеньор Дженаро, а вы не могли бы съездить в Италию и найти её? Я не могу туда поехать сама, потому что так и не знаю, кто и за что убил Мартино. Если это месть за убийство, то она обрушится и на моего невинного Мартиньо. А вы...
Дженаро задумался, и чем больше он думал, тем отраднее казалась ему перспектива побывать на родине.
— Если сказать честно, то я очень соскучился по нашей Чивите, — признался он. — Я бы побывал на могиле моей бедняжки Розы, посмотрел, что сталось с нашим домом. Ведь я просто— напросто запер его на ключ и уехал.
— Поезжайте, умоляю вас, поезжайте! — Мария смотрела на него с такой мукой, что сердце старика защемило.
— Я поеду, дочка, поеду. И вернусь непременно с сеньорой Луизой.
О таком счастье Мария и не мечтала. Теперь она будет хотя бы знать, что поиски находятся в верных руках и всему, что скажет сеньор Дженаро, можно доверять.
— Поедемте покупать билет! — воскликнула она. — Все расходы я вам оплачу и буду вас ждать столько, сколько понадобится.
«Может быть, — думала Мария, — все мои неудачи — это расплата за бабушку? Чем скорее сеньор Дженаро привезёт мне правду о ней, тем лучше!»
О своём отъезде Дженаро сообщил в первую очередь Тони и Мариузе.
Тони он попросил играть вместо него в борделе.
— Другой работы у меня нет, я не хочу терять её, — объяснил он.
— А у меня вообще нет никакой работы, — усмехнулся Тони, — так что эта меня очень выручит.
Мариуза очень расстроилась.
— Мне будет вас не хватать, — честно призналась она. — Я к вам так привязалась.
— И мне вас, — столь же честно ответил Дженаро, — я к вам тоже очень привык и привязался.
Горечь разлуки была смягчена этим взаимным полупризнанием, им обоим было чего ждать, и от этого разлука становилась легче.
Мариуза поделилась с Дженаро своими заботами и радостью: она, наконец— то, встретилась с Бруну, кавалером своей племянницы, думала, какой— то прохвост, который рад сбить девушку с толку, но он оказался вполне приличным молодым человеком с серьёзными намерениями. Ему лестно, что Изабела учится и получит диплом учительницы. «Буду рад, если женюсь на учительнице», — сказал он.
Мариузе это очень понравилось, и она разрешила им встречаться. Пусть не прячутся больше по углам, пусть лучше сидят в гостиной при ней, при Мариузе, всё от греха подальше!
Дженаро одобрил её действия и пригласил Мариузу на прощальный ужин.
Мария возлагала большие надежды на этот ужин. И напрасно. Тони попрощался с отцом раньше и ушёл на работу в бордель. Дженаро и Мариуза мирно беседовали за пирогом, который собственноручно испекла хозяйка пансиона. Мария посидела с ними, поцеловала Дженаро и, опечаленная, ушла к Мартинью. И всё— таки в её сердце теплилась надежда на лучшее. А вдруг сеньор Дженаро и в самом деле вернётся с её любимой мудрой бабушкой, и всё пойдёт совершенно по— иному?..
После отъезда Дженаро, Тони собрался покинуть пансион.
— Мне нечем платить за комнату, — сказал он с застенчивой улыбкой.
— Ваш отец заплатил за месяц вперёд, так что можете спокойно оставаться на месте, — приветливо сказала ему Мариуза.
Она жалела Марию, сочувствовала Тони и рада была бы им помочь. Время от времени, угощая Тони супом на кухне, она заводила разговор о том, как любит его Мария, на какие жертвы ради него она готова и какой у них славный растёт сыночек. Тони отмалчивался, отдавая должное кулинарным талантам хозяйки пансиона. Мариуза намекала, что пора бы ему принять разумное ответственное решение, то есть навсегда связать свою судьбу с судьбой Марии. Тони сердечно благодарил её за ужин и уходил, а Мариуза, вздыхая, собирала посуду: ей было жаль молодых людей, она думала о них, а потом мысли уносили её в дальние неизведанные края, которые назывались Италией и куда скоро прибудет сеньор Дженаро.
В один прекрасный день Тони пришёл с букетом и коробкой конфет, сердечно поблагодарил Мариузу и сообщил, что нашёл себе квартиру. Взял чемодан и ушёл, не оставив адреса.
Узнав об исчезновении Тони, Маркус всплеснул руками: подумать только, а он хотел позвать его работать в свою газету! Как раз сегодня говорил о нём с начальством!
Сам Маркус совсем недавно устроился репортёром в небольшую, но очень бойкую газетку и целыми днями странствовал по городу в поисках сюжетов для репортажей. То же самое он собирался предложить и Тони, но тот внезапно исчез.
Найти его было непросто. Он снял подвальную комнатушку у одного портного. Главным достоинством нового жилища было чистое бельё на постели, менять которое время от времени хозяйка не отказывалась. Даже ванна была в саду и принадлежала соседу— сапожнику, милостиво разрешившему новому постояльцу ею пользоваться. Тони только посмотрел на неё, но воспользоваться не решился, поскольку не любил прилюдно раздеваться, а не раздеваясь, мыться не умел.
— Но зато и цена соответствующая, — вздыхал портной и не обманывал: цена была весьма умеренной.
Устроившись на новом месте, Тони отправился навестить Эзекиела. Тот встретил зятя добродушной улыбкой. Он привязался к Тони и, может быть, больше всех сожалел о его отсутствии. Деловых качеств у Тони не было, зато был дар привлекать к себе людей, выслушивать их с доброжелательным вниманием, уходить от конфликтов.
— Как Камилия? — с порога задал вопрос Тони.
— Каждый день приходит на фабрику, вникла во все тонкости и обнаружила недюжинные деловые способности.
Слова Эзекиела не были пустой похвальбой. Камилия всерьёз заинтересовалась работой, проявила прекрасные организаторские способности и немалую жёсткость. Так, она предложила уволить тех швей, которые не выполняли дневную норму. Маноло, правда, не поддержал её, да и сам Эзекиел, пока не мог на это решиться. Он слишком хорошо знал, что значит лишиться куска хлеба.
— Я рад за неё, — отозвался Тони и выжидательно посмотрел на тестя, который понял его немой вопрос и отрицательно покачал головой.
Тони не стал продолжать расспросы вслух и добавил только:
— Я пришел, чтобы подписать бумаги. Хочу отказаться от доли в фабричном производстве и от части дома, которая причитается мне по закону.
— Подумай, Тони, ты остаёшься совсем ни с чем. Я бы на твоём месте так не поступал, — стал уговаривать его Эзекиел. — Пользуйся пока доходами, а когда устроишься на хорошее место, будешь получать приличные деньги, всё вернёшь. Ты поступаешь неразумно.
— Может быть, — согласился Тони. — Но я никогда не пользовался тем, что мне не принадлежит. Приготовьте, пожалуйста, бумаги, и я их подпишу.
Эзекиел пообещал их подготовить, Тони простился и ушёл. Честно говоря, он надеялся на что— то совсем другое, когда шёл к тестю. После разговора с Эзскиелом руки у него опустились окончательно, он впал в уныние. А после ночной работы в борделе, валился на постель и лежал в каком— то полусне, даже не притрагиваясь к пище.
Эзекиел рассказал жене и дочери о предложении Тони, и Ципора осталась очень довольна поведением зятя.
— Что же ты думала, что Тони мошенник или пройдоха? — сердито посмотрела на мать Камилия. — Чего— чего, а порядочности у него не отнимешь.
— Может, ты еще подумаешь? — спросил дочь Эзекиел. — Такое качество, как порядочность, тоже на дороге не валяется.
— Он меня жалел, а я его жалеть не буду, — с той же резкостью ответила Камилия. — Я его видеть не хочу! Никогда!
«Озлобилась моя дочка, ожесточилась, не прошла для неё даром незадавшаяся семейная жизнь, — вздохнул про себя Эзекиел. — А я не могу сердиться на этого итальянца! Хороший он всё— таки парень!» Он вспомнил, как отозвалась Камилия и о сыне Жонатана. «Конопатый чертёнок! Мы с ним всегда дрались!» — вот что она сказала, а они как— никак выросли вместе, и Самуэл стал взрослым, учился в Америке, а живёт теперь в Германии. Правда, Жонатан говорит, что его сын больше тратит, чем зарабатывает, и всё время просит денег, но зато интересуется и кино, и театром, и вообще, наверное, очень приличный молодой человек. Нахваливая своего сына, Жонатан не скрывает, что был бы рад его женитьбе на Камилии. Эзекиел тоже не возражал бы, чтобы жизнь дочери как— то устроилась, но бедняжка Камилия так озлобилась, так ожесточилась...
И что будет со всеми этими несчастными молодыми людьми — Камилией, Тони, Марией? Никто этого не ведает.
Глава 3
Франсиска уехала, и Маурисиу сделался особенно беспокойным. Надо отдать должное его интуиции, он чувствовал, что в жизни матери происходят серьёзные перемены, и всеми силами стремился им помешать. Спал он беспокойно, вскрикивал, метался, скрипел зубами, вновь и вновь грозился кого— то убить.