Катэрина не спала вовсе. Ей становилось всё страшнее и страшнее. Она уже не раз пожалела о том, что согласилась на замужество с учителем. Но тогда он ей казался недосягаемым идеалом! Когда он вдруг обратил на неё внимание, влюбился в неё, она почувствовала себя счастливой. Красавец в белом костюме открывал ей двери в новую, неизведанную жизнь. Однако жизнь оказалась обыденной, в меру бедной, в меру хлопотной, по сути, мало чем отличающейся от той, какой она жила прежде. А вот муж... Если честно сказать, то она его не понимала. Его слова, его чувства — восхищался Маурисиу или сердился — не находили у неё ответа, ей было трудно уразуметь, чему он вдруг обрадовался, отчего рассердился. Она уставала от непонимания, куда легче и приятнее ей было с малышом, и она понемногу стала избегать мужа. А потом и вовсе пошло что— то страшное и непонятное: приступы беспричинной ярости, готовность наброситься с кулаками на первого встречного.
Катэрина выросла среди людей, которые часто выясняли отношения дракой. Бывало, что и убивали кого— то. Но на драку всегда была причина, она всем была ясна и понятна: не поделили девушку, землю, дом. А Маурисиу, до поры до времени, оставался для неё загадкой, потом он стал страшить её.
Когда на фазенде появился Зекинью, который сидел на крылечке и пел под гитару, Катарина выходила, садилась ступенькой повыше и слушала. Зекинью пел любовные песни с большим чувством и поглядывал на Катэрину, а её сердце томили тоска и сожаление, что она так глупо распорядилась своей жизнью, что обречена жить в печали и без любви. Чем больше она жалела себя, тем более не мил становился ей Маурисиу. Зато как— то незаметно милым стал Зекинью. И поняла она это, когда Зекинью покинул фазенду и уехал, вскочив на лошадь. Её сердце так и рванулось за ним следом...
От бессонных ночей и крамольных мыслей глаза Катэрины заблестели особым лихорадочным блеском, но Маурисиу во власти своих маниакальных идей вообще не замечал жены. Ему и дела не было до того, что она думает и чувствует. Он мучился вопросом, на который не находил ответа: одна или с Фариной уехала его мать?
— Мне кажется, что сегодня должна приехать моя матушка, — заявил он однажды утром, — съезжу— ка я на станцию, встречу её.
«И если она с Фариной, то несдобровать ему», — прибавил он про себя.
Как только дорога заклубилась пылью от автомобиля Маурисиу, Катэрина сообразила: сейчас или никогда! Дрожащими руками она собрала вещички малыша, попрощалась с Ритой, сказав, что навсегда уходит к родителям, и ушла.
— Я провожу тебя, — сказал ей Зекинью, и Катэрина потупилась, давая понять, что согласна.
— Надёжный защитник появился у Катэрины, — пробормотала старая Рита, глядя вслед молодым людям. — Да только не вижу я тут большого счастья. Этот парень пришёл сюда по следу смерти, и теперь смерть идёт за ним по пятам...
Винченцо, увидев дочь и внука, не знал, что и подумать.
— Больше я туда не вернусь, — заявила Катэрина. — С Маурисиу жить не буду!
— А я что тебе говорил? — вздохнул Винченцо. — Я с первого дня был против этой свадьбы, но разве дети слушаются родителей? А это кто ещё? — спросил он, взглянув на Зекинью.
Парень поклонился, здороваясь, и назвал своё имя.
— Вообще— то я пастух, бычками занимаюсь, всё про них знаю, — прибавил он. — А Дочку вашу просто проводил, вещи помог донести.
— Ну, спасибо тебе, — буркнул Винченцо, предвидя новые неприятности. — А теперь ступай, у нас тут пойдут семейные разговоры.
Зекинью покорно попрощался и направился к двери. Он сам себе удивлялся. Крепко забрала его итальяночка! Ради неё он и не такое готов был перенести и перетерпеть.
Винченцо и Констанция сидели за столом и обсуждали, что им делать с Катэриной и как говорить с Маурисиу, когда к дому подошёл счастливый Фарина.
— Вот у кого дела пошли на лад, — сказал Винченцо, едва взглянув на приятеля. — Всё на лице написано!
— Так оно и есть, — кивнул Фарина. — Это было фантастическое путешествие, только Франсиска просила не провожать её домой из— за сложностей с Маурисиу. Я не стал огорчать её, при случае сам с ним разберусь.
— И у нас сложности с Маурисиу, — вздохнул Винченцо. — Катэрина наотрез отказалась с ним жить. Перебралась к нам с внуком.
— Значит, придётся разбираться с молодым человеком, — подвёл итог Фарина,— а пока давайте выпьем за моё счастье и здоровье! Принеси— ка вино из машины, дружище! Я купил самого отменного!
Винченцо отправился за вином и, пока ходил, решил, что и, в самом деле, лучше отпраздновать новую жизнь, чем горевать о старой.
Маурисиу пропустил один поезд, второй, а из третьего вышла Франсиска. Она была одна, и Маурисиу на секунду почувствовал себя счастливым. Кошмар, в котором он жил уже не один день, рассеялся. Его матушка ездила в Сан— Паулу по делам, и ему не нужно было никого убивать...
Отлегло от сердца и у Франсиски. Как она была права, когда запретила Фарине провожать её и заставила выйти на предыдущей станции. Так что, встреча матери и сына получилась, вопреки ожиданию, радостной, потому что у каждого из них была причина для хорошего настроения.
Как только они сели в автомобиль, Маурисиу спросил:
— Много продала кофе?
И приготовился услышать отчёт об одержанных над торговцами победах.
— Нет, ничего не продала, — ответила рассеянно Франсиска, явно думая о другом.
Подозрения вновь пробудились в Маурисиу. Цены на кофе стали расти, и не в обычае его матери было пренебрегать налаживанием каналов, по которым можно сбыть залежавшийся в амбарах товар.
— Почему? — уже совсем другим тоном спросил он.
Франсиска очнулась.
— Почему? — переспросила она. — Да потому, что торговцы хотят скупить всё за бесценок и продавать втридорога. Они думают, что мы торопимся продать его по любой цене, лишь бы кофе не пропал. Но у нас прекрасный кофе, он ещё может полежать.
Объяснение выглядело правдоподобно, и Маурисиу снова успокоился.
Он подвёз мать к самому дому, высадил её, поставил автомобиль в гараж и отправился к себе, собираясь немного поспать. Лихорадка волнения, трепавшая его последние несколько дней, оставила Маурисиу, но теперь он чувствовал себя обессиленным и разбитым. Обнаружив, что Катэрины нет дома, он осведомился о ней у старой Риты, которая сидела в тенёчке.
— Она ушла к родителям, — объяснила та. — Похоже, что не вернется.
Сонливость Маурисиу как рукой сняло. Он переспросил:
— Ты хочешь сказать, что она ушла от меня?!
— Я ничего не хочу сказать, — отозвалась старая Рита, — откуда мне знать?
— Ты — старая ведьма! — разъярился Маурисиу. — Я уверен, что это твоих рук дело! Ты постоянно затеваешь дурацкие разговоры, они и сбили её с толку! Сама она глупа, как индюшка, ей ничего подобного в голову не могло прийти. Катэрину, если понадобится, я на аркане приволоку! С ней церемониться нечего! Она тоже из проклятых итальяшек! А вот мой сын не останется среди этих подонков! Его я заберу немедленно!
Но прежде чем отправиться на фазенду Винченцо, Маурисиу счёл необходимым сообщить новость матери. Она должна знать, что представляют собой итальянцы и каково с ними связываться!
Франсиска принялась успокаивать сына:
— Утро вечера мудренее, сынок. Не спеши. Главное, не наделать глупостей. Тебе нужно помнить, прежде всего, о том, что Катэрина кормит малыша грудью. Мать ему сейчас нужнее, чем отец.
Последний довод несколько охладил пыл Маурисиу. Дело выходило сложнее, чем ему представлялось. Катэрина могла и заартачиться, раз она собрала вещички и отправилась к родителям. Но он с ней поквитается. Если она будет сопротивляться, то он и, в самом деле, на аркане её приволочёт. Приняв решение, Маурисиу отправился спать с твёрдым намерением завтра же осуществить его.
Между тем на фазенде Винченцо шёл пир горой. Все изрядно подвыпили, и Фарина, взглянув на Катэрину, сказал:
— Если твой муженёк вздумает встать у меня на пути, мне придётся дать ему пинка!
— Я не против, — отозвалась Катэрина. — Только не забывайте, что сталось с сеньором Мартино.
— А при чём тут Мартино? — не понял Фарина. — к Маурисиу он не имеет никакого отношения.
— Это вам так кажется, а я знаю, что Мартино убил именно Маурисиу, — запальчиво заявила Катэрина. — И если он вздумает отнять у меня сына, я скажу сеньору следователю, где спрятано ружьё.
— Постой! Постой! — Фарина разом протрезвел. — Ну— ка, расскажи мне всё, что знаешь.
— Я знаю, что Маурисиу скрыл от следователя своё ружьё, из которого стреляет с детства. Знаю, что во сне он бормочет страшные вещи и обещает убить всякого, кто приблизится к доне Франсиске.
— А дона Франсиска тоже считает, что Мартино убил её сын? — поинтересовался Фарина.
— Понятия не имею, что она считает, — раздражённо отозвалась Катэрина, — только сына она, разумеется, выдавать не станет, и ружьё они прятали вместе.
— Ладно, спасибо за сведения, — задумчиво сказал Фарина. — Я сам разберусь, в чём там дело.
Он не слишком поверил Катэрине. В запальчивости недоброжелательства женщины могут навыдумывать всякого и при этом даже не сомневаются, что говорят чистую правду. Зато Фарина понял теперь опасения Франсиски: она всерьёз боялась за его жизнь. Но ему не раз приходилось рисковать своей жизнью, и соперники у него были посерьёзнее. Опасность всегда горячила ему кровь. Он любил опасность и всегда шёл ей навстречу. А Маурисиу он не боялся, поскольку был уверен, что тот спрятал ружьё из малодушия. Таких щенков напугать ничего не стоит — прикрикнуть на них как следует, и дело с концом.
На другой день на фазенду Винченцо явился Маурисиу и потребовал вернуть ему сына, ни словом не упоминая о Катэрине, словно её и на свете не было.
Констанцию требования Маурисиу поразили до крайности. Она прожила долгую жизнь, повидала всякое и знала, что для мужчины всегда важнее женщина, нежели ребёнок.