— А я тебе говорила, мама, что он ненормальный, — тут же вставила своё слово Катэрина. — Я для него не существую. Он всюду видит только свою дорогую мамочку! Теперь ты убедилась, что я не зря от него ушла?
— Ты должна была здорово изголодаться, дочка, если не просто ушла, а ушла к другому, — отозвалась со вздохом Констанция. — Но имей в виду, что голод — плохой советчик.
— Мама, Зекинью — хороший парень, но я сама ещё ничего не решила, — ответила Катэрина.
Констанция вынуждена была признать, что дочь говорит правду: Зекинью ходил вокруг неё, как кот вокруг сметаны, а она только шутила и смеялась в ответ. И ночевала рядом со своим малышом, и на свидания тайком не бегала.
— Что у нас будет с Зекинью дальше, я не знаю, но к Маурисиу я больше не вернусь. Он сумасшедший, я боюсь его! — всхлипнула Катэрина и пулей вылетела из кухни, услышав громкую брань Маурисиу. Он сыпал во всеуслышание отборными итальянскими ругательствами. Откуда только успел набраться?
Констанция вновь тяжело вздохнула. Сколько они с отцом убеждали дочку, чтобы не садилась не в свою телегу. Сумасшедший или нормальный, но барский сынок не был ей парой, вот оно и проявилось, двух лет не прожили, а уже опротивели друг другу. Может, Зекинью ей и, в самом деле, ровня? Может, сладится у них что— нибудь?
Маурисиу продолжал бушевать и, войдя на кухню, настаивал, чтобы ему вернули сына. Катэрина убежала к себе наверх и не показывалась. Вправлять мозги Маурисиу взялся Фарина. Его аргументы прозвучали особенно убедительно, когда за его спиной появились Зангон, Зекинью и Форро.
Маурисиу злобно ощерился и пошёл на попятную.
— Я ещё вернусь, и тогда посмотрим, чья возьмёт, — пообещал он, вскакивая на коня и пуская его галопом.
Троица смотрела ему вслед.
— Мы не зря поспешили вам на помощь, — сказал Зангон. — Мы знаем, что этот молодой сеньор сейчас на всё способен. За доной Катэриной нужно присматривать в оба, сеньор Маурисиу очень опасен, особенно если вооружён.
— Спасибо, ребята, за добрые намерения, — улыбнулся Фарина. – Но, если правду сказать, нам нужны не столько охранники, сколько рабочие руки. Если вы сейчас свободны, у нас найдётся для вас работа.
Ребята охотно согласились пожить на фазенде Винченцо. В имении Франсиски они давно себя чувствовали не у дел.
Маурисиу вернулся домой вне себя от ярости и первым делом принялся выкидывать пожитки троих работников, которые позволили себе так дерзко против него выступить.
Старая Рита попыталась помешать ему.
— Не трогай вещи моего Арсидеса! — попросила она.
Но Маурисиу уже выкинул всё на улицу и процедил сквозь зубы:
— Следом за ними вылетишь и ты тоже!
Войдя в дом, он заявил Франсиске:
— Теперь я точно знаю, что ты ездила в Сан— Паулу вместе с Фариной. В доме Винченцо все только об этом и говорят. Но имей в виду, я не потерплю ничего подобного! И для начала пусть убираются из дома Жулия и Рита! Они посмели поднять голос против меня!
И тут у Франсиски перехватило горло, лицо её исказилось гневом, и когда она поднялась с кресла, то была той, кого соседи когда— то прозвали Железной Рукой. Она произнесла только одно слово:
— Вон!
Маурисиу остолбенел, а Франсиска, тем временем, нашла для него и другие, тоже крайне неприятные, слова:
— Это я не потерплю тебя в своём доме! Не смей распоряжаться в нём! Жулия и Рита останутся здесь, а ты убирайся на все четыре стороны!
— Ты об этом ещё пожалеешь! — крикнул Маурисиу и выбежал из дома.
Когда Фарина приехал, чтобы поговорить с Франсиской, она сидела у окна вся в слезах.
— Я выгнала из дома собственного сына, — произнесла она. — Он стал невыносим.
— Я знаю, — кивнул Фарина. — Я видел его сегодня утром. Катэрина считает, что он убил Мартино. А ты?
— Я и подумать не могу об этом, — произнесла Франсиска в ужасе. — Это же мой родной сын...
— И всё же это более, чем вероятно, — сказал Фарина. — Он совершенно неуправляем. Я мог бы сегодня поставить его на место, но подумал о тебе, и у меня не поднялась рука... Я хотел бы забрать с собой его ружьё. Поверь, так всем будет гораздо спокойнее.
Франсиска подняла голову и долго— долго смотрела на Фарину. Лицо её постепенно разгладилось, слабая улыбка тронула губы.
— Я люблю тебя, — произнесла она.
— Я тебя тоже, — ответил он.
Франсиска встала и направилась к двери.
— Подожди меня здесь, — попросила она.
Фарина понял, что она собралась пойти за ружьём, и кивнул.
Медленно, едва передвигая ноги, словно встав после тяжёлой болезни, Франсиска направилась к тайнику. Именно туда она с Маурисиу отнесла это отвратительное ружьё, которое стало причиной стольких бед и несчастий.
Она спустилась в подвал, и душераздирающий крик вырвался у неё из груди. На этот раз унесли всё! В тайнике было пусто.
— Нищие! Мы нищие, — прорыдала Франсиска.
Но времени на рыдания не было, она поспешила выйти и сообщить новость Беатрисе.
— Я знаю, где найти Маурисиу, — сказала та. — Я пойду к нему и постараюсь выяснить... Что, если он сам?..
— Всё может быть, — жёстко и безнадёжно отозвалась Франсиска.
— Она вернулась в гостиную и поделилась новостью с Фариной. От него она не могла, не хотела ничего скрывать. Этот человек стал ей самым близким на свете, с ним она собиралась прожить всю свою жизнь, и он должен был узнать о случившемся с ней несчастье. Франсиска рассказала Фарине о тайнике, о котором до сих пор знали только они втроём: она сама, Беатриса и Маурисиу.
Беатриса вернулась и передала ответ Маурисиу: «Я не сумасшедший, чтобы обкрадывать свою мать».
— Я поговорю с ним сам, — решил Фарина. — Поговорю как мужчина с мужчиной.
— Маурисиу обосновался в старом бараке, — сообщила Беатриса и указала тропинку к нему.
Подойдя к бараку, Фарина услышал лязганье затвора и слова Маурисиу:
— Теперь я убью и второго итальяшку!
Фарина распахнул дверь.
— Ты меня собрался убить? — спросил он с порога.
— Да! Я убью тебя! Убью! — заревел Маурисиу, кидаясь на Фарину.
Однако Фарине удалось вырвать ружьё из рук Маурисиу, несмотря на то, что сумасшедшие во время припадка становятся необыкновенно сильными. Теперь уже Фарина направил ствол на несчастного и, пригрозив полицией, потребовал признания. Маурисиу упал на колени и признался, что убил Мартино.
— Убей теперь меня, — попросил он. — Убей, как убил моего отца! Иначе я всё равно убью тебя! Вместе на этом свете нам не жить!
— Мне жаль тебя, — произнёс Фарина. — А ещё больше мне жаль твою мать. Подумай о ней, и, может быть, сердце твоё смягчится.
— Когда я о ней думаю, — простонал Маурисиу, — я ненавижу тебя за то, что ты смеешь приближаться к ней! Я хочу уничтожить тебя, стереть с лица земли.
Глаза Маурисиу налились кровью, ещё немного — и на губах выступила бы пена.
— Несчастный, — произнёс Фарина и вышел, крепко прижимая к себе ружьё. — Он совершенно невменяем. Суд бы его оправдал.
Глава 4
Мария тщетно пыталась выяснить, где поселился Тони. Она тосковала без него, худела, бледнела. Стоило маленькому Мартино спросить её: «Где же папа?» — у неё на глазах появлялись слёзы.
Мариуза с жалостью поглядывала на неё. Вечерами они сидели рядышком в опустевшей гостиной, пили кофе и по очереди вздыхали.
— Будем дожидаться нового учебного года, — со вздохом говорила Мариуза. — Тогда появятся новые постояльцы. Помните, как было шумно в нашей гостиной? А теперь остались только вы да сеньор Маркус. Интересно, как там дела у нашего маэстро? Нам его так не хватает!
— Вы расстраиваетесь из— за денег? Если у вас будет нужда в них, я охотно помогу вам, не огорчайтесь, — отзывалась Мария. — А сеньор Дженаро на днях доберётся до Италии... Я надеюсь, что он отыщет мою бабушку, и они вдвоём к нам вернутся. Мне тоже его очень не хватает. А уж как мне не хватает Тони!..
Зато из соседней комнаты, где сидели Бруну и Изабела, чаще слышался смех, а не вздохи. Слыша его, обе женщины издыхали ещё горше.
— Уходит Бруну всегда вовремя, — шёпотом сообщала Мариуза Марии, — зато потом, у калитки они стоят до полуночи. Боюсь, что они уже целуются. Только бы Изабела доучилась, а там пусть делают что хотят, — снова вздыхала она.
— Пусть лучше поженятся, — вздыхала в ответ Мария. — Никому не ведомо, как жизнь сложится...
Маркус изредка присоединялся к двум печальным женщинам. Он по— прежнему работал репортёром и бегал по городу с утра до ночи.
— Какой же ты репортёр, — упрекнула его как— то Мария, — если до сих пор не можешь найти Тони? Ты же хотел предложить ему работу, а он, может быть, голодает?
Маркусу стало стыдно. Он, в самом деле, вёл себя как последний эгоист. Но у него было оправдание: он страдал, у него были сердечные неприятности. После того как Эулалия осмелилась появиться в публичном доме, он смотреть на неё не хотел. Такого поступка от порядочной воспитанной девушки он не ждал. Разве можно жениться на девушке, которая способна на подобный поступок? С такой женой не будешь знать ни минуты покоя! Конечно, Жустини была гораздо надёжнее, если можно говорить о надёжности публичной женщины... Словом, Маркус запутался, страдал, и ему было не до Тони. Но, пристыженный Марией, он отправился в бордель, где Тони играл по— прежнему, чтобы с ним повидаться. Однако девушки сказали ему, что вот уже второй день Тони не приходит, и страшно обрадовались возможности выяснить через Маркуса почему. Адрес они ему дали, и Маркус отправился навестить приятеля.
Войдя в комнатку Тони, которая была больше похожа на склеп, чем на жильё, он всплеснул руками и, подсев к лежащему на кровати Тони, быстро заговорил:
— Ты что, с ума сошёл? Почему ты ушёл из пансиона? Мария там без тебя совсем извелась. Ты себя угробишь в таких условиях. Здесь же дышать нечем! А я хотел предложить тебе работу. У нас в газете... Почему ты молчишь? Ты мне не рад?