Я закусываю губу, когда он выкручивает сосок, и в этот момент Арлекин снова отвешивает мне пощёчину. Чувствую во рту вкус крови из прокушенной губы.
— Поняла, сука, что тебя ждёт? — спрашивает золотозубый, снова натягивая шарф.
Господи, за что? Что я сделала не так в жизни?
— Не слышу: поняла?
— Девонька, — издевательски подсказывает третий. — Если сказать трудно, ты кивни.
Я киваю, от чего шарф ещё сильнее впивается в горло.
У меня перед глазами расцветают круги.
— Вот и чудно, отпускай ее, Ружье, — и тот толкает меня вперёд на Арлекина.
Не удержавшись на ногах, я падаю на асфальт, потому что Арлекин отходит в сторону.
Кашляя, хватаюсь за горло и чувствую, что лицо мокрое. Пытаюсь утереть слезы, потому что сквозь них ничего не видно. Грязной ободранной ладошкой размазываю их, ощущая, что щека после двух ударов онемела.
Ко мне наклоняется тот третий, нарочно наступая на пальто и оставляя на нём грязный след.
— Увидимся завтра, девонька.
Они уходят, слышу только треск кустов. Растворяются, оставляя растоптанную меня в аду из беспомощности и ужаса.
Пока не тронули. Пока. Завтра увидимся.
Реву в голос.
Понимаю, что я не смогу, просто не смогу шагнуть обратно в аллею. Пойду вдоль проезжей части. Пальто светлое, сбить не должны.
Заливаясь слезами, поднимаюсь. Чуть прихрамывая из-за ободранной коленки, я пошатываясь бреду к свету.
Пульс молотит, в ушах шумит, а в голове пусто и звонко.
Медленно иду по обочине, шарахаясь от машин, выезжающих с набережной.
Они равнодушно проезжают мимо, но это и к лучшему.
Когда одна из них, минует меня, но притормаживает чуть впереди, меня начинает колотить.
Из распахнувшейся задней двери выходит здоровый мужик и направляется ко мне.
— Эй…
Я замираю столбом.
Оглядываюсь, пытаясь понять, в какую сторону бежать, и делаю шаг назад, потом ещё один.
— Да стой ты! Как тебя там? Ксюша?
Голос смутно знакомый, но называет по имени. Мужик приближается, и, сморгнув слёзы, я его узнаю. Ящер. Только он надел на майку джемпер.
Гордеев подходит ко мне. Один взгляд на меня, и желваки на его лице заходили.
— Иди-ка сюда.
Я медлю, и он кладёт мне руку на плечо, от чего я вздрагиваю и приседаю.
— Это, блядь, что за украшения?
А у меня срывает стоп-кран.
Я бросаюсь к нему на шею.
— Я на всё согласна! Сколько угодно буду отрабатывать! Пожалуйста! Пожалуйста, не бросайте меня!
Глава 5
— Они завтра придут, Денис Сергеевич, — всхлипывая, цепляюсь я за его мощную фигуру.
Наверное, я сейчас жалкая, но мне плевать. Мне больно и страшно.
Ящер пытается отодвинуть меня, но я только вцепляюсь ещё сильнее, захлёбываясь рыданиями.
— Я смогу! Я отработаю!
— Блядь, да дай ты посмотреть, — он все-таки отрывает меня от себя, и я вижу, что единственный элемент моего макияжа — тушь — остается на его белом джемпере в тандеме с кровью из моей губы.
— Я… Постираю, простите! Только не оставляйте!
— Пиздец, Ксюша! Какого хуя ты не взяла такси? На кой хер тебе чья-то защита, если ты безмозглая и подставляешься сама, — Ящер удивительно бережно берет меня за лицо двумя пальцами и аккуратно поворачивает его из стороны в сторону, чтобы оценить ущерб.
— Простите, — реву я. Это всё, что я сейчас способная выговорить.
Гордееву настолько не нравится то, что он видит, что я пугаюсь еще больше.
— Тебя били?
— П-по лиц-цу, — сквозь судорожную икоту отвечаю я.
— Так. Поехали.
— Отрабатывать?
Ящер глубоко вдыхает, призывая спокойствие.
— Домой отвезу.
— Вы мне поможете? — не унимаюсь, потому что не выдержу, если придется пережить это еще раз. А ведь все может быть значительно хуже. — Я на все согласна!
— Ебать, Ксюша! Я сейчас очень зол! Марш в машину! Если неймётся отработать, я тебе потом предоставлю такую возможность.
Повинуясь его руке, я иду к машине, но Гордеев замечает, что я прихрамываю и напрягается:
— С ногой что?
— Ободрала коленку…
Он присаживается передо мной на корточки и задирает подол.
— Ясно, идём.
Помогает забраться в высокую машину.
— Коля, дай воды, — просит Гордеев водителя, и я вижу за рулём того самого охранника.
Коля протягивает мне бутылочку, но трясущимися ослабевшими руками я не могу её открыть, и за меня это делает Ящер.
— Денис Сергеевич, мутная она, — заводит водила свою шарманку. — Левая-прелевая. Она потом заяву накатает, что это вы её так. В первый раз что ли?
— Тебя не спросил, — огрызается Гордеев. — Ты, адрес говори.
Это он уже мне.
— Мне нельзя домой… Мама… У нее сердце. Как я в таком виде?
— Где я тебе сейчас другое пальто возьму?
— Денис Сергеевич, пожалуйста…
— Что, пожалуйста? — Ящер переходит на рык. — А если ты домой не придёшь, её инфаркт не трахнет?
— Я… У подружки. Я ей напишу, пока не поздно.
— Блядь, адрес подружки, говори, — звереет Гордеев.
— Тухачевского, девять.
Коля подаёт голос:
— Это в другой стороне от Лютаева.
— Коля я в курсе, где живет Макс, — ледяным голосом одергивает его Ящер.
— Может сначала к нему? Пусть он её пробьёт. Мутная она…
— Коля, из нас двоих покушаются на меня, а параноик у нас ты. Как так выходит?
— Я на посту, положено так, — упрямо бубнит охранник.
— Какие все вокруг меня умные, — злится Гордеев. — Сил нет! Что ты, что она!
— Денис Сергеевич, — упирается принципиальный Коля.
— Пусть пробивает, — встреваю я. — Только не отказывайте, я отработаю…
— Господи, Чиччолина уездного разлива, — закатывает глаза Ящер. — Ты себя в зеркало видела? Давай, Коля, через минимаг этой за мороженым, а потом к Лютаеву.
— Я не хочу мороженое, — вяло подаю голос. — Я не смогу сейчас есть.
— А мы, блядь, его не есть будем, а по лицу тебе размазывать, идиотка!
Но Коля приносит не мороженое, а упаковку с пельменями, и, как я не морщюсь, Гордеев заставляет меня прижать её к лицу.
— Травмпункт нужен?
Мотаю головой, и Ящер теряет ко мне интерес.
Так и сижу всю дорогу с пачкой, прижатой к лицу, боясь поднять на злющего Гордеева глаза и разглядывая его сжимающиеся кулаки. В какой-то момент, видимо, отключаюсь, потому что меня тормошат:
— Приехали. Сиди тут.
Оказывается, я нагло приваливаюсь к Ящеру и зажимаю между щекой и его плечом пельмени. Судя по тому, что у меня воротник мокрый, то и его джемпер тоже промок. Ни слова мне не сказал. Может, пожалел? Теплится у меня надежда.
— Простите, — вскидываюсь я. — Я от…
Гордеев морщится, как от зубной боли.
— Что ж ты такая впечатлительная? На кой хрен ты мне сдалась? — и он выходит из машины, а я меня накрывает ужас.
Не сдалась… Значит, помогать не будет… У меня же больше ничего нет…
И всё. Меня заклинивает на этой мысли.
Никому я не сдалась. Мне больше никто не поможет.
В полиции меня почти послали. Взять нормальный кредит на такую сумму? Кто мне даст? С зарплатой лаборанта это нереально. Быстро-займы ничем не лучше того, во что я сейчас вляпалась…
Надо что-то делать. Как-то его уговорить.
Прерывая мои горестные мысли, открывается дверь и в машину заглядывает мужская блондинистая голова.
— Документы есть? — сурово спрашивает молодой красивый мужчина, сверля меня подозрительным взглядом.
— Да, — я дрожащей рукой протягиваем ему сумочку.
— Дэн, она у тебя малахольная? — спрашивает он у Гордеева.
— Походу, да, — доносится до меня ответ Ящера.
Мужчина снова переводит строгий взгляд на меня:
— К тебе подходит незнакомец и просит паспорт. И ты безропотно даёшь? — он смотрит на меня сурово.
— Так мне сказали, что это… — облизывая губы, оправдываюсь я, — пробивать будете…
— Слушай, — блондин снова обращается к Ящеру. — Моя и то не такая дурная. На кой хрен тебе с ней возиться?
— Каринка-то? Ну да, как же! Она вообще отбитая, Макс. Достаточно вспомнить, как я с ней познакомился.
— Из рук покажи, — вздыхает Лютаев.
Заметавшись, куда положить мокнущие пельмени, я пристраиваю их рядом на кожаное сиденье, вроде обычная вода не должна испортить, и показываю ему разворот паспорта. Макс хмыкает и исчезает. Похоже, это тот, который отвечает за то, что в городе происходит.
Из окна машины вижу, как он кому-то звонит. Гордеев курит рядом.
Вот странно, от него не воняет прогорклым сигаретным дымом, как от постоянного курильщика. Он очень вкусно пахнет. О чем я думаю? О вкуснопахнущем пугающем Ящере?
Мужчины что-то обсуждают, наверняка, и меня в том числе, но под взглядом Коли я стесняюсь приоткрыть окно, чтобы послушать.
Максу кто-то звонит, убрав мобилу после разговора, он перебрасывается еще несколькими фразами с Ящером. Но вот Гордеев выстреливает пальцами бычок и идёт к машине.
— А я бросил, — слышу я завершение разговора, когда он открывает дверь.
— Что так? Каринка мозг сожрала?
— Она детей хочет. Я почитал: там, если бросать, то лучше за полгода.
— Через полгода поздравлю, если ты не бракодел, — ржёт Гордеев.
Они ручкаются, и я торопливо подбираю пельмени и прикладываю к лицу, демонстрируя, какая я послушная, чем вызываю смешок у Коли.
— Блядь!
Ой! Гордеев сел прямо в мокрое пятно от пельменей. Он ещё раз глубоко вдыхает.
— Так, Ксюша Егорова. Звони своей подруге, и мы едем на Тухачевского.
Я опять мечусь с этой пачкой, пока психанувший Гордеев у меня её не отбирает.
— Звони.
Набираю Ленку, ближайшую подругу, у которой планирую переночевать. Мама с утра на работу уйдет, и я успею прошмыгнуть, чтобы не напугать.
К моему ужасу, когда Ленка отвечает, несмотря на то, что время уже к одиннадцати, у нее на заднем фоне гвалт и шум.
— Ксюх, я на сеструхиной днюхе! — весело говорит она, пытаясь перекричать музыку. — Плохо слышно. Говори громче!