— Как это может быть? Я понимаю, где-нибудь в сибирской тайге или в Каракумах, как раз недавно об этом думал. Но здесь?
— Не знаю. Создаётся впечатление, что Сеть просто исчезла. Я не могу засечь ни одного спутника на орбите. То ли их нет, то ли они все разом перестали функционировать.
— Чёрт знает что… Вышки-ретрансляторы?
— То же самое.
— Вышек нет, спутников нет, Сети нет. Хорошо живём. Радиосвязь?
— По-прежнему отсутствует.
— А приём? Обшарь все диапазоны. Тщательно.
— Есть.
В динамиках послышался характерный шум, треск и подвывания.
Он отстегнулся, встал, сделал несколько разминочных движений.
Кажется, всё в порядке. Тело слушалось. Хорошо бы вылезти осмотреться, но это позже. Сначала — связь. Любая.
— Vorwärts! Ihre Aufgabe ist es, das Dorf vor Sonnenuntergang zu nehmen! — ворвался в кабину лающий командный голос на немецком.
«Вперёд! Ваша задача взять деревню до заката солнца!» — машинально перевёл.
— Die erste gepanzerte Kolonne kommt in die Richtung… — голос прервался.
Снова треск и шум.
Что за чертовщина? Какая ещё первая бронетанковая колонна? Последние танки поставлены в музеи тридцать лет назад. И вообще. «Die erste Kolonne marschiert» [2]. Лев Толстой. Кино и немцы. Это уже не Толстой…
Виу-уу…. ш-шшш… кх-хххх…
— … течение ночи на тринадцатое августа на фронтах ничего существенного не произошло, — сквозь треск помех донёсся смутно-знакомый мужественный и звучный голос. — Наша авиация во взаимодействии с наземными войсками наносила удары по мотомехчастям, пехоте противника и по его аэродромам…
К-ххх…
— … немецкие самолёты тремя группами пытались прорваться к Ленинграду….
Хх-кр-рр…
— … зенитной артиллерии. Сбито три самолёта противника.
Кх-хххх…тр-ш-шш… виу-уу…
— Да что ж такое, КИР! Не можешь волну поймать?
— Короткие волны. Уходит всё время. И помехи. Не понимаю, в чём дело. Вообще никогда с таким раньше не сталкивался. Сейчас…
Пока КИР ловил волну, он напряжённо думал.
Вспомнил голос!
Юрий Левитан. Знаменитый советский диктор. Голос войны, Победы, первого полёта человека в космос и многого, многого другого. Как и все советские люди, он слушал самые знаменитые записи Юрий Левитана ещё в школе. Да и потом, когда изучал историю Великой Отечественной войны, приходилось. Такой голос ни с кем не спутаешь. Полтора века, считай, прошло, а Юрий Левитан остался единственным и неповторимым.
Так это что же получается? Кто-то запустил в эфир древнюю запись сводки Совинформбюро за тринадцатое августа… Какого года, интересно?
— … В Потиевском районе, Житомирской области, части Красной Армии во время отхода уничтожили мост через реку Тростяницу, — снова ворвался в рубку голос Левитана. — Фашистские войска потратили немало времени и труда на постройку нового моста. Узнав об этом, партизанский отряд, оперировавший в районе села Миньковка, смело напал на охрану моста и уничтожил…
Треск помех.
Житомирская область, значит. Там, где мы сейчас находимся, по словам КИРа.
Получается, запись конца июля-начала августа сорок первого года. Тысяча девятьсот. Точнее не вспомню, потому что не знаю. Потом нужно уточнить у КИРа. Но кому это нужно, пускать запись в радиоэфир? Более глупую шутку трудно себе представить.
Ага, сказал он себе. А голос на немецком, приказывающий взять деревню до заката солнца — тоже шутка?
— … одном из сёл партизаны расстреляли кулака Лесовского, оставленного фашистами в качестве сельского старосты, и собрали ряд ценных сведений о расположении…. — чистым и ясным голосом сообщил Левитан.
К-ххх-р…
— Ты издеваешься? — спросил он.
— Делаю, что могу, — ответил КИР бесстрастно. — Так же ставлю в известность, что мы медленно погружаемся в ил.
— Этого ещё не хватало. Расчётное время полного погружения?
— Тридцать две минуты. После этого корабль уйдёт под воду.
— На какую глубину?
— Ещё на три метра. Потом твёрдое дно.
Первоначально мы опустились на три метра двадцать четыре сантиметра, быстро прикинул в уме.
Теперь ещё на три метра ила. Итого: шесть метров двадцать четыре сантиметра. Высота корабля в миделе — четыре шестьдесят. Получается метр шестьдесят четыре от поверхности воды до верхнего люка. Ерунда. И снаружи ничего не заметно. Болото же, вода мутная… Стоп, опять не об этом думаю. У тебя тридцать две минуты. Даже меньше.
— КИР, запускай диагностику всех систем корабля, — скомандовал он.
— Уже.
— Докладывай.
— Внутренние повреждения сверхпроводящих контуров электромагнитов, смещение точки воспламенения плазмы, выход из строя двенадцати лазеров из четырнадцати, отказ генераторов гравитационного и силового поля. Отказ двух из четырёх вспомогательных двигателей. Запас топлива — сорок процентов. Системы управления — норма. Корпус — норма. Нуль-привод — норма. Аккумуляторы — норма, заряд — восемьдесят четыре процента. Корабль способен пополнять заряд аккумуляторов за счёт солнечной энергии и температуры окружающей среды. В данном случае — воды. Ремонтные наноботы способны устранить неполадки. По предварительным подсчётам, с учётом времени, необходимого на пополнение заряда аккумуляторов и последующий расход энергии, полное восстановление корабля займёт от трёх до шести месяцев.
— Сколько⁈ — переспросил Максим.
— От трёх до шести месяцев, — повторил КИР. — Плюс минус неделя.
— Охренеть… — пробормотал Максим. — Ещё раз, сколько у нас времени до полного погружения?
— Теперь тридцать минут и двадцать восемь секунд.
— Запускай наноботов, мы уходим.
— Мы?
— Да, мы с тобой. Я не знаю, куда мы влипли. В широком смысле слова. Поэтому оставляй на корабле свою копию, пойдёшь со мной.
— Напоминаю, что на создание полной копии требуется тридцать восемь минут сорок одна секунда.
— Значит, оставляй не полную. Такую, чтобы смогла проконтролировать наноботов.
— Есть. Подготовить чип-имплант?
Максим на секунду задумался. Как и многие, он терпеть не мог чип-импланты и старался ими не пользоваться. Только в самом крайнем случае. Очень похоже, что этот случай настал.
— Да. Всё, работаем.
Не раздумывая больше ни секунды, он принялся собираться.
Быстро, но без суеты.
За те тридцать минут, что у него оставались, можно успеть многое. Да что там — всё можно успеть. Голому собраться — только подпоясаться, как говаривала его прабабушка Дарья Никитична, от которой он и нахватался ещё в детстве русских пословиц и поговорок.
Прототип нуль-звездолёта «Пионер Валя Котик» не был рассчитан на долгий полёт.
Неделя на разгон от Луны за орбиту Юпитера. Вход в нуль-пространство. Выход. Осмотрелся, зафиксировал результат и — домой. Снова неделю на разгон, прыжок и ещё неделя до Земли. Итого три недели. С двойным запасом — полтора месяца.
На корабле имелся почти годовой запас продуктов и воды, но всё не утащить. Да и зачем? Он же на Земле, в конце концов. Даже с учётом самых невероятных обстоятельств, за бортом имеется вода, воздух и какая-нибудь еда. Поэтому только самое необходимое, что неоднократно проходил на тренировках.
Универсальный термо и ударно-защитный комбинезон — на нём.
Лёгкие, удобные, термо-защитные и влагонепроницаемые ботинки космонавта — обул.
Защитные перчатки — надел.
НАЗ — носимый аварийный запас космонавта в ранце — надел.
На всё про всё — две минуты. Теперь засечь время и ждать, когда КИР продублирует себя.
Двадцать восемь минут в запасе.
Как раз успею спокойно вылезти и оглядеться.
Он поднялся в шлюз, дождался, когда откроется верхний люк, выбрался наружу.
Корабль сидел в болоте по самую макушку, — чёрная вода, покрытая зелёными разводами ряски, плескалась сантиметрах в сорока от среза люка.
Вот он, — поросший осокой и камышом, с двумя кривыми осинами, островок рядом.
А вон и обещанный берег в тридцати четырёх метрах. Вижу берёзы, ясени, дубы, ели. Всё верно, смешанный лес.
Он вдохнул полной грудью чистый, летний, сладкий воздух. Поднял голову к ясному голубому небу, в котором заблудилась парочка клочковатых пухлых облачков.
Теплынь…
Раздался нарастающий гул моторов. В небо, прямо над ним, ворвались из-за кромки леса четыре самолёта.
Винтовых, одномоторных.
У трёх — вытянутых, хищных очертаний, чёрные кресты с белой окантовкой на бортах, крыльях и хвосте.
У одного, тупоносого, меньше размером, — алые звёзды.
Те, что с крестами — «мессершмитты» или Ме-109, услужливо подсказала память, немецкие истребители времён Второй мировой войны. А четвёртый — наш, советский.
И-16, он же «ишачок». Советский истребитель начала войны.
Плохо дело, однако. Не выстоять ему одному портив трёх таких противников. На горизонталях — ещё ладно, покрутится. А вот на вертикалях…
И тут его прошиб холодный пот. Хорошо так пошиб, качественно.
Так это что же получается, он действительно влетел в тысяча девятьсот сорок первый год⁈
[1] 149 597 870 км — расстояние от Земли до Солнца.
[2] «Первая колонна марширует» (пер. с немецкого). Знаменитая фраза из романа Л. Толстог
о «Война и мир».
Глава вторая
Четыре самолёта сцепились в воздушной схватке не на жизнь, а на смерть. Сквозь завывание моторов прорвались звуки первых очередей.
Мимо. Мимо. Мимо.
Вот «мессер» заходит в хвост «ишачку». Кажется, это конец. Но советский пилот резко сбрасывает скорость, немец проскакивает над ним, и вот уже он сам не охотник, а жертва — четыре очереди из авиационных пулемётов ШКАС калибром 7,62 мм впиваются в корпус «худого» [1]
— Что ж ты делаешь, родной, — шепчет Максим, глядя в небо из-под руки. — Время, время, уходи!
Поздно.
Да, первый «мессер» отваливает в сторону со снижением. Видно, как пламя лижет мотор. Потом самолёт словно спотыкается в воздухе, клюёт носом, падает и пропадает за кромкой леса.