– Господин Кунцевич?
– Да, это я, – сказал коллежский асессор, а про себя подумал: «Они что, писца встречать прислали, что ли? Совсем не уважают!»
– Разрешите представиться, ваше высокоблагородие, – заведующий сыскной частью Ростово-Нахичеванского городского полицейского управления, коллежский регистратор Блажков.
Кунцевич с подозрением уставился на говорившего.
– У меня и билет с собой есть. – Мастеровой стал лихорадочно рыться в карманах и наконец извлек потрепанный кусок картона. Столичный гость придирчиво сравнил оригинал с фотографией и только тогда поверил, что перед ним глава ростовских сыщиков.
– Яков Николаевич?
– Точно так-с, ваше высокоблагородие!
– Давайте без чинов. Зовите меня Мечислав Николаевич.
– Слушаюсь, ваше высоко… Мечислав Николаевич. Позвольте саквояжик?
От вокзала дорога поворачивала налево и вела в гору. Извозчик, беспрерывно понукая лошаденку, повез их по Большой Садовой. Главная улица города произвела на Кунцевича приятное впечатление – широкая, мощеная, на панелях установлены электрические фонари, посредине – трамвайные пути.
– Где вы меня, Яков Николаевич, квартировать определили?
– Я думал, вы у меня остановитесь. Жена была бы рада. Она уже и стол накрыла.
– Я весьма рад вашему гостеприимству, но стеснять вас не буду.
– Вы ни в коей мере меня не стесните.
– Нет, нет. Я человек холостой, иной раз люблю покутить, у меня могут быть дамы. Ну не вести же их к вам? Поэтому везите меня в гостиницу. А в гости я к вам обязательно зайду. Как дела переделаем – так и зайду, отведаю стряпню вашей супруги.
– Понял-с. В какую гостиницу прикажите?
– А какую порекомендуете?
– Из тех, что в центре, – «Астория», «Нью-Йорк», «Москва», «Гранд-отель». Этот вообще на Большой Садовой.
– Вот и давайте в «Гранд-отель». И сегодня никаких дел. Я более двух суток в поезде, надобно привести себя в порядок. Дела начнем завтра. Во сколько у вас присутствие начинается?
– В девять.
– Замечательно. Значит, в восемь тридцать жду вас у гостиницы.
Заняв трехрублевый номер, Кунцевич принял ванну, побрился, сменил сорочку и пошел в гостиничный ресторан ужинать.
* * *Утром Яков Николаевич не опоздал. На этот раз он был в белоснежном летнем форменном кителе, фуражка тоже была на своем месте.
Чиновник для поручений поздоровался с начальником ростовского сыска, сел в его пролетку и, когда она тронулась, сказал:
– Ну, а вот теперь рассказывайте.
– Значит, так: циркуляр ваш получил своевременно, ориентировал всех чинов и агентов, разослал по участкам. Четыре дня назад ко мне явился ювелир Конторович и принес гарнитур с клеймом Гутмана. Ему же гарнитур принесла для продажи некая Антонина Лучина. Это личность в Ростове известная. Кафешантанная певичка, но не без таланта. Ну и красотой Бог не обделил. Такие дамы без мужского внимания никогда не остаются.
– Вы с певицей беседовали?
– Никак нет-с, ее в городе не было, вчера вечером только вернулась.
– Отлично. Я с ней сам поговорю. Других ювелиров проверили?
– Проверили. У двоих нашли несколько вещиц, похожих по описанию на ваши, – у Герша Беленького и Нахима Несселя. У остальных ничего не нашли. Нескольких проверить не удалось – они уже уехали в Нижний Новгород, готовиться к открытию ярмарки. Беленький и Нессель показали, что бриллианты продали какие-то неизвестные им греки. Драгоценности я у них забрал, положил у себя в кабинете в сейф. Вы их у меня заберете? – с надеждой спросил ростовский сыщик.
– Пока не знаю, как розыск пойдет. А что, опасаетесь?
Блажков вздохнул:
– Опасаюсь. Хоть у нас в сыскном и суточное дежурство установлено, я упросил полицмейстера еще и городового на ночь в моем кабинете оставлять. Мои надзиратели в любой момент могут на происшествие сорваться, а кабинет у меня в первом этаже, да и окно на двор выходит.
– Придется немного потерпеть, Яков Николаевич.
– Понятно… – вздохнул ростовский сыщик. – Сейчас куда ехать изволите: ко мне, или сразу к Лучиной?
– Сейчас визиты дамам делать рано, поэтому поедем к вам, познакомите меня с личным составом, ну и камушки я посмотрю.
– Слушаюсь.
* * *Ростовская сыскная часть помещалась в первом полицейском участке, в двух крохотных комнатенках. Одну комнату занимали два стола и шкаф с картотекой, в другой находился кабинет начальника. Рядом со столом руководителя сыска был приставной столик, на котором помещался новенький «ундервуд». По клавишам пишущей машинки с энтузиазмом долбила премилая барышня. Увидев незнакомого мужчину в роскошном костюме, барышня свое занятие прекратила и заулыбалась.
– Екатерина Андреевна, будьте любезны, сходите… ээээ… в канцелярию, посмотрите, есть ли почта, – строгим голосом приказал Блажков.
– Я уже была, Яша, почта – вот. – Барышня указала пальчиком на довольно большую кипу бумаг.
– А вы еще раз сходите, вдруг новая поступила. – На красного как рак Яшу смотреть было больно. Он взял барышню за локоть и буквально вытащил ее из кабинета. В коридоре послышался его яростный шепот.
– А интересные у вас сотрудницы служат, – сказал Кунцевич, когда Яков Николаевич вернулся.
Тот стал оправдываться:
– Кредит на канцелярские нужды маленький, толкового писца на пятнадцать рублей в месяц не найдешь. А Екатерина Андреевна согласилась. Я ее братца-гимназиста писцом оформил, он в гимназию ходит, а Екатерина Андреевна служит. Мечислав Николаевич, не говорите об этом, пожалуйста, никому.
– Конечно, конечно. Надеюсь, остальные сотрудники не гимназисты?
Блажков представил ему своих сыщиков. Трое из них оказались совсем молодыми людьми, одетыми бедно, но опрятно. Внешний вид четвертого – сорокалетнего мужика с лихим чубом, позволял сделать однозначные выводы не только об отсутствии у него высшего образования и богатой родословной, но и о наличии ряда вредных привычек. Зато последний, пятый надзиратель выглядел истинным щеголем. Безупречный пробор, нафабренные и завитые кверху усики, белоснежная сорочка, тугой галстук. Кунцевич без труда угадал в нем соплеменника.
– Губернский секретарь Яхневский, – представился поляк.
Начальник и столичный гость уселись в кабинете, куда Катенька принесла самовар. Ставя его на стол, она белозубо улыбнулась Кунцевичу.
Проводив барышню-писца долгим взглядом, коллежский асессор обратился к Блажкову:
– Ну что, Яков Николаевич, как служится, хватает работы?
– Хватает. Я иной раз неделю дома не бываю, сплю в кабинете. У нас в городе сто пятьдесят тысяч душ обоего пола, а в сыскной кроме меня всего пять околоточных. И на сыскные расходы пятьсот рублей в год дают. В эту зиму город из положенных на отопление денег только половину выделил, печку топили раз в день, утром на службу приходишь – вода в графине замерзшая. Единственные ценные вещи в отделении – шкаф несгораемый и пишущая машинка. И те не от казны получены – это награды за успешные розыски.
– А сотрудники как работают?
– Поначалу никак не работали. Когда сыскную часть в шестом году создали, народ в нее набирали по принципу – или в сыск, или со службы без прошения. Они в участках баклуши били, и здесь этим заниматься пытались. Я первые две недели один работал. Потом понял, что не смогу так долго. Пошел к полицмейстеру и сказал: или выгоняйте меня, или дайте мне самому работников себе набрать. Полицмейстер разрешил. Троих я сразу выгнал. На их место пригласил людей с улицы. Взял мальчишек, вчерашних гимназистов. Без опыта, разумеется. Но зато с большим желанием работать. Из тех, кто был, оставил Вельяминова. Он, конечно, с зеленым змием борется, и не всегда успешно, но сыщик, что называется, от Бога. У него и раньше своего околотка не было, по всему городу работал. Где какое дело заковыристое – Мирона звали. Потом еще одного выгнал. Был тут один, коллежский секретарь. Бывший поручик, из армии его вышибли, он в полицию пришел, так его даже помощником пристава не взяли, определили в околоточные, а потом в сыскную спихнули. Пытался меня строить. Любимая присказка у него была: «У меня звез-дочек на погонах больше, чем у всех вас, вместе взятых». Ну, много у тебя звездочек, молодец, работай, молодежи пример показывай. Ан, нет. На службу попозже, со службы пораньше, вместо работы реальной – работа бумажная, мол, меры принял, ничего не обнаружил. Один талант был – доносы писать. Долго я с ним мучился, пока не выжил. Тут Мстислава Яхневского к нам перевели. Его в Лодзи социалисты к смерти приговорили, больно хорошо он их эксы раскрывал. На него не нарадуюсь. Вообще сейчас всеми доволен.
– А сами-то как начальником стали? – поинтересовался столичный гость.
– Я по полиции двадцать лет служу, с городовых начинал. Последние восемь – околоточным. В пятом году чин выслужил, а после указа[8] назначили меня помощником пристава в четвертый участок. Полгода я там не прослужил, как у нас сыскное образовали. Командовать им никто из приставов и помощников не хотел. Ростов – город богатый, купеческий, тут в каждом участке по сто предприятий. Земля кормит. А в сыскном что? Пулей попотчуют если только. Народ-то у нас бедовый. Меня, как самого младшего по сроку службы в классной должности, начальником сыска и выбрали. – Блажков тяжело вздохнул: – Разговорился я что-то.
– Да, Яков Николаевич, mea lingua mea inimica est[9]. Но вы не переживайте, я не из болтливых. Ну, давайте отобранные вещи, я их внимательно посмотрю.
– Ваше высокоблагородие, Конторович ко мне каждый день ходит и награду требует.
– Награду? Какую награду? – удивился Кунцевич.
– Так все газеты пишут, что Гордон обещал за любые сведения о грабителях двадцать пять тысяч.
– А, вы про эту награду? Можете передать Конторовичу благодарность от меня лично и от питерской сыскной в целом. А денег от Гордона он вряд ли дождется. Я вам совершенно официально заявляю: Гордон в градоначальство с предложением награды не обращался. Я вот, например, ищу его драгоценности на свой счет.