На лице Уотсона отразилась сложная гамма противоречивых чувств.
— Этого нахала трудно забыть, — недовольно проворчал он. — Ну а что касается всех остальных… Дон Паблос… Ласарильо… Жиль Блаз… Джек Уилтон… Нет, этих я решительно не припоминаю. И пытаться даже не стану. Однако, перебирая все эти имена, я уловил одну любопытную закономерность.
— Да? Какую именно?
— Не кажется ли вам любопытным то обстоятельство, мой милый Холмс, — торжественно объявил Уотсон, — что все, кого мне удалось вспомнить, принадлежат к числу так называемых почетных членов этого самого сообщества. А те, о ком я даже и не слыхивал, — действительные члены.
— Браво, Уотсон! — похвалил друга Холмс. — Вы обнаружили не только наблюдательность, но и несомненную способность к дедукции. Если так дело пойдет дальше, вы, чего доброго, вскоре будете не хуже меня владеть дедуктивным методом.
— Так вы, стало быть, считаете, что это не простая случайность? За этим действительно что-то кроется?.. Да, кстати, объясните мне, ради всего святого, какая между ними разница? Действительный член — это более важная персона, чем почетный? Или наоборот?
— Да нет, — поморщился Холмс. — Тут дело не в субординации. Я чувствую, Уотсон, что сейчас мне придется прочесть вам небольшую лекцию, иначе вы совсем запутаетесь. Так вот, друг мой, да будет вам известно: было время, когда плут был одним из самых популярных литературных героев. Чуть ли не все знаменитые литературные герои той эпохи были плуты.
— Вот те на! — изумился Уотсон.
— Да-да, представьте себе, — продолжал свою маленькую лекцию Холмс. — У литературоведов есть даже такой специальный термин: «плутовской роман».
— Плутовской роман? — удивился Уотсон. — Никогда не слыхал. А что это значит?
— Это роман, в центре которого — похождения ловкого пройдохи, мошенника, авантюриста, большей частью выходца из низов общества. Впрочем, иногда героем плутовского романа был обедневший, деклассированный дворянин. На протяжении целого столетия плутовской роман был, пожалуй, самым распространенным жанром в европейской литературе.
— Когда же это было? — поинтересовался Уотсон.
— В XVI и в XVII веках. Вообще-то говоря, образ плута в мировой литературе появился гораздо раньше. Образ предприимчивого и аморального пройдохи можно встретить и в античной литературе. В комедиях древнеримского сатирика Плавта, в «Сатириконе» древнеримского писателя Петрония. Ну а кроме того, некоторые литературоведы склонны причислять к жанру плутовского романа также и знаменитые романы XVIII столетия: «Молль Флендерс» Даниэля Дефо, «История Тома Джонса, найденыша» Филдинга, «Приключения Перигрина Пикля» Смолета… Ну, Уотсон? Что же вы не восхищаетесь моей эрудицией? Бывало, мне приходилось выслушивать от вас комплименты и по более пустяковым поводам.
— Я восхищаюсь вашей эрудицией, когда вдруг обнаруживается, что вы располагаете обширнейшими познаниями в тех сферах, которые бесконечно далеки от ваших занятий криминалиста. А плуты… Что ж… Этот предмет вы обязаны были изучить досконально. В конце концов, это ведь ваша профессия. Меня поражает другое.
— Да? Что именно?
— Кто же мог подумать, что этих плутов в мировой литературе окажется такая чертова пропасть!
— Да, — согласился Холмс. — Если собрать всех вместе, выйдет огромная толпа народа. Лично я, правда, склонен согласиться с той частью литературоведов, которые считают, что понятие «плутовской роман» следует строго ограничить рамками определенной эпохи.
— Вот это верно! — с неожиданной горячностью воскликнул Уотсон. — Непременно надо ограничить!
Эта бурная реакция Уотсона Холмса сильно удивила.
— Вот как? — насмешливо заметил он. — Оказывается, у вас тоже есть свое мнение на этот счет?
Уловив иронию Холмса, Уотсон слегка сконфузился.
— Вы меня не так поняли, — пробормотал он. — Просто я подумал, что если количество этих самых плутов не ограничить, я окончательно запутаюсь.
— Так или иначе, я рад, что наши мнения по этому вопросу сходятся, — церемонно поклонился Холмс. — Так вот, классическими примерами жанра плутовского романа принято считать следующие произведения: во-первых, знаменитый испанский роман XVI века «Жизнь Ласарильо с Тормеса, его невзгоды и злоключения».
— Если позволите, я запишу, — сказал Уотсон, доставая свою записную книжку.
— Сделайте милость, — продолжал Холмс. — Затем роман испанского писателя Франциско де Кеведо-и-Вильегас «История жизни пройдохи по имени Дон Паблос». Ну и чтобы не ограничиваться рамками одной только испанской литературы, можно добавить к этому списку еще роман нашего с вами соотечественника Томаса Нэша «Злополучный скиталец, или Жизнь Джека Уилтона». Герои всех этих романов по праву могут считать себя действительными членами Всемирного Сообщества Плутов. А литературные герои других исторических эпох — почетными.
— Понимаю, — сказал Уотсон, захлопывая записную книжку и пряча ее в карман сюртука. — Скажите, Холмс, а они непременно все там будут?
— Где? — удивился Холмс.
— Да вот, на этом заседании, куда они нас приглашают.
— А что, вас это разве смущает?
— Конечно, смущает! Ведь я же никого из них не знаю… Скажите, а нельзя устроить так, чтобы там были одни только почетные члены? А?.. Ведь Хлестакова они, как я понял из этого приглашения, собираются принимать в почетные, а не в действительные…
Холмс ободряюще потрепал Уотсона по плечу.
— Понятия не имел, что вы так боитесь новых знакомств. Впрочем, я догадываюсь, в чем тут дело. Вас, вероятно, испугало, что все они плуты, притом первостатейные. Того и гляди обжулят, обдурят, обманут…
— Да нет, этого я как раз не боюсь, — возразил Уотсон. — С тех пор, как я познакомился с вами, у меня, слава богу, не было недостатка в общении с разного рода мошенниками. Меня беспокоит другое.
— Да? Что же именно?
— Мне не хотелось бы поминутно спрашивать вас, кто из них кто. Поэтому, если это, конечно, не слишком вас затруднит, постарайтесь, чтобы их там было как можно меньше.
— Ну что ж, будь по-вашему, — сказал Холмс и склонился над пультом.
Несмотря на обещание Холмса, зал заседания был полон народа. За тремя столами, образующими гигантскую букву «П», уместилось по меньшей мере человек семьдесят. За коротким столом, представляющим собой перекладину «П», восседали, как видно, члены президиума. Среди них Уотсон сразу узнал Джингля, Джеффа Питерса и Остапа Бендера. Еще несколько физиономий показались ему знакомыми. Но что касается тех, кто сидел за двумя длинными столами, отходящими от стола президиума, так уж это были сплошные незнакомцы.
Первое, что бросилось Уотсону в глаза, — это предельная пестрота и причудливость одежд. Были тут и оборванцы в живописных лохмотьях. Но были люди, одетые весьма щеголевато и даже роскошно. Специалист по истории костюма мог бы, демонстрируя эту толпу, прочесть довольно содержательную лекцию по истории одежды чуть ли не всех времен и народов. Чего тут только не было: и римские тоги, и брыжи, и камзолы, украшенные брюссельскими кружевами, и турецкие фески, и фраки, и сюртуки, и даже военные мундиры. Взглянув на эту пеструю толпу, можно было тотчас же сделать безошибочный вывод, что сословие плутов процветало всегда: во все времена, среди всех народов и всех классов общества.
В зале было шумно. Сперва Уотсон услышал лишь неразборчивый гул множества голосов, но вскоре он стал различать отдельные реплики:
— Сеньоры! Нам надо избрать председателя!.. Панург — президент, пусть он председательствует!.. Панурга!.. А я предлагаю в председатели достопочтенного сеньора Ласаро!..
Но все эти возгласы покрыл мощный баритон Остапа Бендера:
— Тихо! Командовать парадом буду я!
Тотчас со всех сторон раздались одобрительные выкрики:
— Верно!.. Правильно!.. Пусть председательствует сеньор Бендер!.. Лучшего председателя нам не найти!..
Остап сделал выразительный жест, который можно было истолковать и как попытку утихомирить аудиторию и как отказ от предлагаемой чести.
— Вы меня неправильно поняли, господа! — Сказал он, как только шум в зале несколько поутих. — Я не общественный деятель. Я свободный художник и холодный философ. Именно поэтому я всегда старался держаться в тени. При нашей профессии оно как-то спокойнее.
— Не скромничайте, сэр! — крикнул со своего места Джингль. — Клянусь Меркурием, из вас получится преотличный председатель!
— Нет, нет, друзья, и не уговаривайте! — решительно возразил Остап. — Даже в золотую пору моей административной карьеры, когда я управлял конторой «Рога и копыта» в Черноморске, даже и тогда председателем, вернее, зиц-председателем, был не я, а почтенный господин Фунт. Он, кстати сказать, и сел в тюрьму, когда наша контора приказала долго жить.
— Неглупо. Весьма. Но кого же тогда в председатели? — сказал Джингль, обводя глазами сидящих в президиуме и словно выбирая, кого из них он охотнее всего принес бы в жертву в случае, если бы всю эту честную компанию здесь вдруг застукали констебли, альгвазилы, жандармы, полицейские или другие блюстители общественного порядка.
— Предлагаю избрать председателем вашего почтенного собрания моего великого друга, Шерлока Холмса! — выкрикнул Уотсон.
— Прекрасная мысль! — мгновенно поддержал его Остап. — Именно с этой целью мы и пригласили вас принять участие в нашем сборище. Не скрою, идея принадлежала мне.
— Иными словами, — усмехнулся Холмс, — вы заранее приготовили мне роль зиц-председателя Фунта?
— Ах, что вы, маэстро, — возмутился Остап. — Вам роль председателя нашего собрания решительно ничем не грозит. Вы ведь не принадлежите к почтенному сословию плутов. Ни действительных, ни даже почетных.
— Вот как?! — запальчиво выкрикнул кто-то в дальнем конце зала. — Если он не плут, то кто же он?
— С вашего позволения, сэр, я сыщик, — учтиво поклонился Холмс.
— Сыщик?.. Вы слышали? Он сыщик!.. Нас предали, господа!.. Какая наглость! Кто посмел предложить сыщика в председатели самого представительного собрания самых выдающихся плутов всех времен и народов?!