опал. Там, говорят, их много.
— Кишмя кишат… А у него точно одежда звериная была, может это волосяной покров такой густой?
Мотя надолго задумалась, бровки нахмурила, на лице прибавились морщинки, начала губы покусывать:
— Ты чего меня путаешь, сынок? Сколько лет то уже прошло… Нет, мама тоже говорила что он в шкуре был.
Чуть позже, когда мы всей семьёй пили чай, я вспомнил про гипноз, которым чучуна якобы обладает, так и спросил:
— Мотя, вот говорят, чучуна обладает силой внушения, гипнозом, ты при встрече это почувствовала?
— Нет, Андрей, — после недолгого раздумья ответила тётя, — это у нас только хорошие шаманы гипнозом владеют, — а от чучуны я этого самого гипноза не чувствовала. Только страх, и ужас невероятный. Аж от страха с места сдвинуться не могла — до того страшно было.
— Как в кошмарном сне.
— Да…
Итак — для начала можно конкретизировать несколько пунктов из всей этой мешанины более-менее достоверной информации:
— Чучуна вероятно может иметь при себе оружие — примитивный лук со стрелами или железный нож;
— Может иметь на себе одежду из шкур животных;
— Гипнозом чучуна не обладает, меня в этом не переубедить;
— Питается растительной пищей и мясом, всеядный.
— Всегда ходит один.
— Зимой впадает в спячку.
Далее Вы узнаете:
Происходят ужасные вещи: группа охотников встретила в тайге агрессивно настроенного чучуну, один из них, испытав невероятный страх, даже поседел…
Глава IIIЧеловек таёжный
Всё-таки мне удалось уговорить отправиться со мной на поиски Романа Делавова и его сына Сергея. Особого энтузиазма Роман не выказал, больше надеялся поохотиться, а вот Сергей очень обрадовался: какое-никакое, а приключение для его пятнадцатилетнего возраста предстояло довольно серьёзное.
Первый целенаправленный выезд в тайгу мы назначили на пятое августа этого года. Посоветовавшись, кроме всего необходимого, решили взять с собой и оружие: всё-таки — тайга. Взяли цифровой фотоаппарат, радиостанции, прихватили металлоискатель: мало ли что, вдруг в месте обитания чучуны нож или наконечники стрел найдутся — хоть это и маловероятно, но всё же. Запаслись продуктами питания на неделю, заправили машину.
В тайге решили остановиться у нашего друга — Гены Расторгуева: он живёт как раз в том районе, где нами были обнаружены следы этого существа. Машину оставим у него и будем ходить пешком.
Сергей, парень смелый: с малолетства в тайге, но когда мы были уже в дороге, он, задумчиво почесав свою белобрысую голову, спросил:
— А если на нас в лесу чучуна нападёт?
— Поломает нас всех, — не раздумывая, ответил отец, — порвёт как промокашку.
— Да!? — забеспокоился Сергей.
— Не волнуйся, Серёга, прорвёмся! — успокоил я его, — у нас же оружие.
— Ты, Андрюша, в человека стрелять собрался? — Серьёзно спросил меня Роман.
Теперь взволновался я:
— Так ведь чучуна.
— Так ведь человек, хоть и снежный. — Рома закурил, — а это, знаешь — криминал.
Услышав слово «криминал», вспомнил уголовный кодекс:
— Значит, будем действовать по закону: в пределах необходимой обороны. Нас трое, он один, следовательно — мы правы. У нас же в стране всегда так?
— Ну да, ну да, — неопределённо буркнул Рома, — закон — тайга…
По всей трассе все дорожные знаки и плакаты густо прострелены картечью, разнокалиберными пулями и дробью — это разминаются хулиганистые охотники и злые, из-за плохих дорог, дальнобойщики — дикий, некультурный народ. Иногда попадаются стоящие у обочин покореженные иномарки — лихачи на огромной скорости задевают колесом на бровке грунтовой дороги песок и переворачиваются. Потом ставят машину на колёса, и почёсывая ушибленное темечко ждут попутных уазиков с буксировочными тросами. Своих тросов почему-то ни у кого из них не имеется.
Уже приближаясь к заимке Геннадия, встретили группу старых добрых знакомых — охотников на УАЗе, поговорили, перекурили. Они поделились с нами карасями — выловили на каком-то озере. Проявят ли они своё добросердечие к лихачам — неизвестно: чай, не зима.
К Геннадию приехали поздно вечером, начинало смеркаться, повеяло прохладой. Пока не стемнело, решили поставить сети на речке, на берегу которой и жил хозяин дома. Пока мы с Геной ставили на резиновой лодке сеть на щуку, Рома уже почистил карасей, Сергей наколол дров и растопил печку. Пока выкладывали на стол привезённые с собой продукты, Гена уже нажарил карасей — всё делается слаженно — как всегда. Запас продуктов привезённых лично для Гены, оставили в сенях.
Уже стемнело. Геннадий включил электрическую лампочку, висящую на раме окна — электричества здесь нет, поэтому используется автомобильные аккумулятор и лампочка.
Таёжный человек Гена — пенсионер, лет под шестьдесят, роста ниже среднего. В этом одиноком лесном доме, живёт с детства: достался по наследству от бабки с дедом; когда-то здесь были их сенокосные угодья, сейчас же всё хозяйство захирело. Супруга умерла несколько лет назад, живёт в одиночестве. Дочка с семьёй живёт в городе. Так что всегда рад всем, кто к нему приезжает в гости: есть с кем поговорить.
— Ну, давай, Гена, рассказывай, как живёшь-можешь?
— Да что рассказывать, живу помаленьку. Тоскливо одному. Хорошо, что вы приехали. А то хожу как леший, сам с собой разговариваю.
— Чем занимаешься? — спросил я его продолжая откушивать аппетитного жареного карасика, — давненько я у тебя не бывал. Может тебе книги, газеты привезти?
— Да, если возможность будет, привези. Знаешь — детективы люблю читать, про войну что-нибудь. А то эту недавно читал… как его… а, Евгения Онегина, так уснул, понимаешь. Если наших писателей увидишь — Федосимова, там, или Ариадну Борисову — обязательно возьми. Твои книги уже несколько раз перечитал.
— Пенсии то на жизнь хватает?
— О-о! Даже остаётся, дочке всё отдаю. Мне то что, булки хлеба на неделю хватает, продукты все кому не лень привозят, тушонка вон стоит, не знаю куда девать, — Гена показал на картонную коробку возле буфета, — макароны. Вы, наверное, опять что-то привезли. Не надо мне ничего, меня и река, и лес кормят.
Рому это заявление видно задело:
— Ты это… ты это, давай, прекращай так говорить…
От разговора ни о чём я плавно перешёл к главному вопросу:
— Гена, здесь что-нибудь про чучуну слышно?
Не знаю, как Гена меня понял, но он стал рассказывать про совершенно посторонние вещи:
— В прошлом году, осенью, сыновья соседа — казака ночью прибежали, говорят — привидение там у себя видели, какого-то старика древнего. — Эта семья с крепким хозяйством, проживает на соседнем алаасе (огромное поле посреди тайги с большим озером по центру. Прим., автора), — Там у них могила стоит аж восемнадцатого века. Шары — во! Испуганные такие…
— Да нет, Гена, это я знаю, я не об этом…
— Он тебя про чучуну спрашивает, — вступил в разговор Роман, помнишь, мы в прошлом году следы нашли. Чёрный тоже рассказывал…
Хозяин дома отмахнулся:
— Да не верю я во все эти привидения, чучуны-мучуны всякие… Вот ещё говорят — на нашем мосту женщину какую-то видят: здесь неподалёку одна повесилась на дереве, вот и пугает народ. Всех дальнобойщиков распугала.
Теперь Сергей заинтересовался:
— Как это так, её что, и вправду видят?
Терпеливо выслушав все байки и доводы в защиту этих басен, которые в достаточных количествах имеются в этих диких местах, я всё-таки добился вразумительного ответа на свой вопрос. Первоначально Роман был уверен, что Геннадий лично видел чучуну в тайге вместе с покойным полковником Чёрным, оказалось, что это не так. Полковник Чёрный в своё время с группой товарищей встретил чучуну в тайге, а так как они на время охоты, примерно с неделю, проживали в семье Геннадия, то и первая информация из их уст была лично Геннадию.
Вот что рассказал Геннадий, разве что время события установить точно не удалось, но с помощью Романа картина прояснилась более-менее точно, потому-как Николай Чёрный то же самое рассказывал и Роману.
Но Роман этому особого значения в то время не придавал: о встречах с чучуной рассказывали разные люди, всех просто не упомнить, да к тому же это было давно. Автор тоже до поры до времени скептически относился к таким россказням, тем более все рассказы начинались так: «А вот один рассказывал…». Нет, уж если добывать факты, то только железные, и от надёжных источников.
Полковник МВД Чёрный в начале девяностых годов был в звании майора милиции. Заядлый охотник. В феврале месяце предположительно девяносто второго года, майор с друзьями отправился на охоту — на лося. Жили у гостеприимного Геннадия Расторгуева, в то время его супруга была живая, с ними жила и маленькая дочка. Выслеживать зверя уходили обычно с раннего утра, возвращались поздно вечером.
В тот знаменательный день с утра пораньше со своими тремя друзьями Николай Чёрный отправился на охоту, пешком. Геннадию сказали, что вернутся по темноте.
Вернулись в обед. Шары, как выражается Геннадий, были — во!!! Сильно напуганные, долго не могли прийти в себя, первым делом закрыли двери на все запоры и водку стали глушить — прямо из горла:
— Бляха, чучуна чуть на нас не напала!
Один из них, когда снял шапку, оказался совершенно седым:
— Ну его на хрен такую охоту!
— Ты поседел, Иван!
— Да ну на хрен! — Посмотрев на себя в настенное зеркало, неуверенно повторил: — да ну на хрен…
Было так:
Группа шла по тайге цепочкой: друг за другом. Первый пробивает в снегу тропу, остальным уже легче. Когда головной устает, его меняет замыкающий, и так далее. На охоте курить-разговаривать нежелательно: животное может услышать или учуять и убежать, так что шли молча, только снег похрустывает. Где надо — перешагивали, где нужно — перелезали.
Неожиданно позади группы послышался треск ветвей и деревьев — обычно так ломится сквозь чащу лось. Все развернулись — в сторону охотников ломилась чучуна! Судя по всему, настроена она была довольно решительно: с такой силой раздвигать стволы и ломать толстые ветви деревьев может только могучее существо, сравнимое по мощности разве что с медведем или лосем. Волосья развеваются, рот перекошен в страшной недовольной гримасе. Руками от преграждающих ей путь деревцев как от кустиков отмахивается, по сторонам щепки летят, сломанные куски ветвей; прёт, даже глубокий снег ему не помеха.