Я шел первым. На некотором расстоянии от меня шли мои спутницы, осторожно продираясь сквозь густые мокрые заросли. Вдруг перед моими глазами открылась далеко уходящая вниз под углом около 20° великолепная снежная поляна, в темно-зеленой оправе густых зарослей. «Как приятно будет идти по такой ровной поверхности», — радостно подумал я и бодро ступил на ровное снежное поле. Не успел я сделать и двух шагов, как тело мое стало быстро скользить вниз. Под тонкой корочкой снега находилась гладкая твердая поверхность фирнового льда. Все мои попытки удержаться или замедлить скольжение были тщетными. Напрасно я старался упереться в поверхность снега геологическим молотком — ничто не помогало. Нелепо изогнувшись, я сделал дикий прыжок, упал, но успел ухватиться за куст окаймлявшего полянку кедрового стланика. Силой инерции меня оторвало от него, но я успел опять вцепиться в следующий куст и задержать свое стремительное продвижение в неизвестность.
Теперь у меня была только одна мысль: «Как бы мои спутницы не вздумали соблазниться этой полянкой и не последовали моему примеру?» Я стал кричать, чтобы они ни в коем случае не ступали на снег, а опускались бы среди зарослей. В густом тумане мне их не было видно. В ответ раздался слабый отклик, а затем послышался испуганный крик. Сердце екнуло у меня в груди, когда показалась черная фигура, катящаяся вниз по снежной поверхности. Через несколько секунд она оказалась на одном уровне со мной. Держась за куст, я успел другой рукой вцепиться в ее одежду. Рывком меня оторвало от куста, но мгновенная задержка дала возможность вновь ухватиться за какую-то ветку. Нам удалось остановиться. Рядом со мной была Галя Шаталова.
Наташа, к счастью, увидев, что произошло с Галей, не рискнула последовать ее примеру и стала пробираться к нам сквозь заросли кедровника. Когда мы опустились немного ниже, то открывшаяся картина заставила меня съежиться от ужаса. Снежная полянка через каких-нибудь двадцать метров от того места, где я успел охватить Галю, крутым, почти отвесным обрывом уходила вниз, теряясь в тумане. По этой щели нам и пришлось опускаться. Отвесные полутораметровые каменные перепады сменялись хаотическим нагромождением глыб, покрытых мокрым скользким лишайником. Все утопало в густом сером тумане. Откуда-то из невидимой глубины доносился монотонный плеск волн и резкие крики морских птиц.
Мне не терпелось скорее добраться до берега, и я быстро стал спускаться вниз. Внезапно туманная пелена раздвинулась. Я увидел свинцово-серую поверхность моря и узкую полоску каменистого берега, которую лениво омывали холодные пенистые волны.
Опустившись к морю, я с облегчением вздохнул, отер с лица пот и присел на камень в ожидании моих путниц. Время шло, а их все не было. Я стал их звать — никакого ответа, только резче стали вскрикивать летающие вокруг чайки. После получасового ожидания я, поминая недобрым словом своих подопечных, стал подниматься вверх по крутому каменистому распадку. Вскоре опять серая пелена тумана поглотила меня. Время от времени я подавал сигналы голосом и свистом, тщетно прислушиваясь к ответу. Наконец, примерно на половине подъема, я услышал слабый ответный крик и через некоторое время увидел две маленькие жалкие фигурки. Они, съежившись, сидели на отвесном каменистом перепаде высотой свыше метра, не решаясь спуститься. Попытка ободрить их ни к чему не привела. Только после того как я довольно грубо выругал их, обе они, одна за другой, стали нерешительно двигаться вниз.
Дальнейший спуск прошел без осложнений, и мы наконец очутились на берегу моря. Мне стало совестно за грубое обращение со спутницами, и я смущенно попросил прощения. В ответ неожиданно раздались слова благодарности. По их мнению, без этой встряски они не смогли бы преодолеть сковавший их движения страх.
Кое-где с отвесных скал струйками стекала вода, и мы, подзакусив консервами с хлебом и напившись, отправились вдоль берега на соединение со вторым отрядом. Через полкилометра нам пришлось остановиться. Узкая полоска галечного берега упиралась в отвесные скалы, круто уходящие в воду. Видно было, как через сотню метров скалы опять несколько отступают, обнажая узкую береговую полоску. Я предложил своим спутницам вплавь преодолеть преграду и продолжать путь далее. В ответ раздался такой взрыв негодования, что мне пришлось отказаться от своего предложения.
Стал накрапывать мелкий дождик, который вскоре перешел в затяжной дождь. Мы собрали небольшое количество застрявшего между камнями плавника, пристроились под каменистым навесом, развели костер и стали обсуждать создавшееся положение. Меня больше всего беспокоила судьба второго отряда. Очевидно, он, спустившись на берег, движется навстречу нам и, вероятно, находится где-нибудь неподалеку. Хорошо, если его участники догадаются вернуться обратно.
Между тем стало смеркаться. Настоящей темноты не было, но сумерки настолько спустились, что двигаться куда-нибудь, да еще под дождем было явно нецелесообразно. Приткнувшись друг к другу, мы зябко задремали, время от времени просыпаясь и подбрасывая в костер добавочную порцию топлива.
Наступило хмурое серое утро. Дождя не было, но густые свинцовые тучи по-прежнему низко висели над морем. Мы позавтракали остатками консервов, вскипятили в банках воду и напились «чаю». Подкрепившись, отправились к месту, где вчера спустились к морю.
Перед нами предстала узкая, почти отвесная щель, высоко уходящая вверх и теряющаяся в густом тумане. Взглянув на нее, Галя и Наташа в один голос заявили, что они не будут подниматься. Напрасно я им доказывал, что подниматься легче, чем спускаться. Все было напрасно. Не придал им мужества и тот способ, который был применен к ним накануне. Они молчали и только отрицательно качали головами.
Я предложил пройти вдоль по берегу в противоположном направлении в надежде встретить более пологий подъем. Они согласились, и мы пошли. Однако через какой-нибудь километр путь нам преградили отвесные скалы, опускавшиеся в воду. Мы были в ловушке.
Пришлось остановиться на следующем варианте: я отправлюсь на базу и организую спасательную экспедицию, которая подъедет на катере. Наташа и Галя должны собрать побольше плавника и с наступлением сумерек разложить большой костер, видный издалека.
Я полез вверх и вскоре был уже в зоне густого тумана. Подниматься всегда легче, чем опускаться, а так как на мне лежала ответственность за моих неопытных спутниц, я чувствовал особый прилив энергии и вскоре был уже на вершине водораздела. Густой, непроницаемый туман плотной стеной висел вокруг. Я взял направление по компасу и быстро зашагал вперед. Меня очень беспокоила мысль о Варсенике и Кузьмиче. Где они? Что с ними?
Прошло некоторое время, издали послышался басовитый протяжный голос пароходной сирены. Все было в порядке: я шел в нужном направлении. Вскоре я вышел из зоны тумана. Передо мной как на ладони открылся вид на бухту и поселок. Завиднелась и наша база. Прямиком, продираясь через заросли стланика, шагал я по направлению к ней. Вот наконец и барак. Мой первый вопрос о Варсенике. Все в порядке. Она с Кузьмичом только что вернулась.
Из расспросов выяснилось, что туман, так же как и нас, застал их на перевале. Когда все вокруг затянуло сырой холодной мглой, Кузьмич категорически отказался идти куда бы то ни было, несмотря на усиленные просьбы Варсеники. Он поступил в данном случае исключительно мудро.
Они основательно продрогли, проведя ночь у костра, а утром, видя что туман не рассеивается, пошли обратно, ориентируясь по компасу, которому, кстати, Кузьмич совершенно не доверял. Он был просто потрясен, когда раздавшийся поблизости гудок пароходной сирены показал, что они шли по верному пути. После этого его отношение к компасу резко изменилось к лучшему.
Известие о том, что Галя и Наташа остались где-то на той стороне полуострова, Шаталов и Билибин восприняли по-разному. Первый очень волновался и внешне и внутренне. Второй внешне был спокоен и даже с некоторым сарказмом произнес: «Какие же это коллектора, если Борис Иванович сумел выбраться, а обе они даже не сделали попытки последовать за ним?»
Начались приготовления к организации спасательной экспедиции. Из Нагаево в Олу должен был идти катер. Мы договорились, что он пройдет вдоль берега с тем, чтобы подобрать наших путешественниц. Было, однако, время отлива, и катер находился далеко на суше. Пришлось ожидать, пока начнется прилив. Мы мобилизовали наши силы и с трудом подтащили Катер поближе к воде, чтобы начинающийся прилив дал возможность скорее спустить его на воду. Со мной вместе поехали Билибин и Шаталов.
Выехали мы довольно поздно — около 7 часов вечера. Дул легкий ветерок, и на море играли небольшие волны. Катер, покачиваясь, быстро скользил вдоль угрюмых каменистых берегов. Прошло немало времени, прежде чем мы вышли из бухты и, обогнув выступающий мыс полуострова, пошли вдоль его противоположной стороны.
Время тянулось томительно долго. Сколько я ни всматривался вдаль, передо мной была Стена угрюмых обрывистых берегов, то отвесно уходящих в воду, то несколько отступающих в сторону. Нигде не виднелось ни одного более или менее подходящего для подъема распадка. Ветер усилился, и катер стало основательно покачивать.
Смеркалось. Все мы тревожно всматривались вперед, стараясь в полумраке заметить огонь костра. На лицах Шаталова и Билибина было написано тревожное беспокойство. Смутно и тягостно было и у меня на душе: я ведь был виновником случившегося. А вдруг у них нечего не получилось с кострам? Что тогда делать? Ведь катер пройдет мимо!
Я представил их себе — жалких, измученных, голодных, тщетно всматривающихся в сумрачную холодную даль, и у меня сильно защемило на сердце. Когда наше беспокойство достигло высшего уровня, далеко слева показалась маленькая огненная точка. Мы подъехали ближе.
Катер шел сравнительно далеко от берега, чтобы не натолкнуться на прибрежные камни. Мотор заглушили, и с катера опустили небольшую лодку. Видно было, как две черные фигурки машут руками и подбрасывают в костер дополнительные порции топлива. Оказалось, что пристать к берегу трудно: начался сильный прилив.