Желтый лист плывет.
У какого берега, цикада,
Вдруг проснешься ты?
Все выбелил утренний снег.
Одна примета для взора –
Стрелки лука в саду.
Как разлилась река!
Цапля бредет на коротких ножках,
По колено в воде.
Тихая лунная ночь…
Слышно, как в глубине каштана
Ядрышко гложет червяк.
На голой ветке
Ворон сидит одиноко.
Осенний вечер.
Богачи лакомятся вкусным мясом, могучие воины довольствуются листьями и кореньями сурепки. А я – я просто-напросто бедняк
Снежное утро,
Сушеную рыбу глодать одному –
Вот моя участь.
Девять лет я вел бедственную жизнь в городе и наконец переехал в предместье Фукагава. Мудро сказал в старину один человек: «Столица Чанъань – издревле средоточие славы и богатства, но трудно в ней прожить тому, у кого нет денег».. Я тоже так думаю, ибо я – нищий
Шатая дощатую дверь,
Сметает к ней листья с чайных кустов
Зимний холодный вихрь.
Надпись на картине
Единственное украшенье –
Ветка цветов мукугэ в волосах.
Голый крестьянский мальчик.
Что глупей темноты!
Хотел светлячка поймать я –
И напоролся на шип.
Во тьме безлунной ночи
Лисица стелется по земле,
Крадется к спелой дыне.
Все в мире быстротечно!
Дым убегает от свечи,
Изодран ветхий полог.
Юной красавице
Мелькнула на миг…
В красоте своей нерасцветшей –
Лик вечерней луны.
Мой друг Рит прислал мне в подарок саженцы банановой пальмы
Бананы я посадил.
О молодой побег тростника,
Впервые тебе я не рад!
Весной собирают чайный лист
Все листья сорвали сборщицы…
Откуда им знать, что для чайных кустов
Они – словно ветер осени!
Печалюсь, глядя на луну; печалюсь, думая о своей судьбе; печалюсь о том, что я такой неумелый! Но никто не спросит меня: отчего ты печален? И мне, одинокому, становится еще грустнее
Печалью свой дух просвети!
Пой тихую песню за чашкой похлебки.
О ты, «печальник луны»!
В хижине, крытой тростником
Как стонет от ветра банан,
Как падают капли в кадку,
Я слышу всю ночь напролет.
Зимней ночью в предместье Фукагава
Весла хлещут по ледяным волнам.
Сердце стынет во мне.
Ночь – и слезы.
В день высокого прилива[13]
Рукава землею запачканы.
Ловцы улиток весь день по полям
Бродят, бродят без роздыха.
Старик Ду Фу[15]
Вихрь поднимая своей бородой,
Стонешь, что поздняя осень настала…
«О, кто на свет породил тебя?»
Зимой покупаю кувшин питьевой воды
Зимой горька вода со льдом!
«Но крысе водяной немного надо…»[16]
Чуть-чуть я горло увлажнил.
Где же ты, кукушка?
Вспомни, сливы начали цвести,
Лишь весна дохнула.
Ива склонилась и спит,
И кажется мне, соловей на ветке
Это ее душа.
В печали сильнее почувствуешь, что вино – великий мудрец; в нищете впервые познаешь, что деньги – божество
Пируют в дни расцвета вишен.
Но мутное вино мое бело[18],
Но с шелухою рис мой черный.
Топ-топ – лошадка моя.
Вижу себя на картине –
В просторе летних лугов.
В хижине, отстроенной после пожара
Слушаю, как градины стучат.
Лишь один я здесь не изменился,
Словно этот старый дуб.
Первая проба кисти в году
Настал новогодний праздник.
Но я печален… На память мне.
Приходит глухая осень.
Далекий зов кукушки
Напрасно прозвучал. Ведь в наши дни
Перевелись поэты.
Стихи в память поэта Сэмпу
К тебе на могилу принес
Не лотоса листья святые –
Пучок полевой травы.
Грущу, одинокий, в хижине, похоронив своего друга – монаха Доккая
Некого больше манить!
Как будто навеки замер,
Не шелохнется ковыль.
В доме Кавано Сёхи[19]стояли в надтреснутой вазе стебли цветущей дыни, рядом лежала цитра без струн, капли воды сочились и, падая на цитру, заставляли ее звучать
Стебли цветущей дыни.
Падают, падают капли со звоном…
Или это – «цветы забвенья»?
Напутствие другу
О, если ты стихов поэта не забыл,
Скажи себе в горах Саёно Накаяма:
Вот здесь он тоже отдыхал в тени![20]
В тесной хибарке моей
Озарила все четыре угла
Луна, заглянув в окно.
Недолгий отдых в гостеприимном доме
Здесь я в море брошу наконец
Бурями истрепанную шляпу,
Рваные сандалии мои.
Рушат рис
Не узнают суровой зимы
В этом доме… Пестика дробный стук –
Словно сыплется частый град.
Послышится вдруг «шорх-шорх».
В душе тоска шевельнется…
Бамбук в морозную ночь.
На чужбине
Тоненький язычок огня, –
Застыло масло в светильнике.
Проснешься… Какая грусть!
Ворон-скиталец, взгляни!
Где гнездо твое старое?
Всюду сливы в цвету.
Поля по-зимнему глядят.
Лишь кое-где крестьяне бродят,
Сбирая листья первых трав.
Бабочки полет
Будит тихую поляну
В солнечном свету.
Вид на залив Наруми
Случается и ногам кораблей
В такой весенний день отдыхать.
Персики на морском берегу.
Встречный житель гор
Рта не разомкнул. До подбородка
Достает ему трава.
На луну загляделись.
Наконец-то мы можем вздохнуть! –
Мимолетная тучка.
Как свищет ветер осенний!
Тогда лишь поймете мои стихи,
Когда заночуете в поле.
К утренним вьюнкам
Летит с печальным звоном
Слабеющий москит.
И осенью хочется жить
Этой бабочке: пьет торопливо
С хризантемы росу.
Цветы увяли.
Сыплются, падают семена,
Как будто слезы…
Порывистый листобой
Спрятался в рощу бамбука
И понемногу утих.
На Новый год
Сколько снегов уже видели,
Но сердцем не изменились они –
Ветки сосен зеленые!
Внимательно вглядись!
Цветы пастушьей сумки
Увидишь под плетнем.
Смотрю в окно после болезни
Храма Каннон там, вдалеке,
Черепичная кровля алеет
В облаках вишневых цветов.
О, проснись, проснись!
Стань товарищем моим,
Спящий мотылек!
Памяти друга
На землю летят,
Возвращаются к старым корням…
Разлука цветов!
Старый пруд.
Прыгнула в воду лягушка.
Всплеск в тишине.
Другу, уехавшему в западные провинции
Запад или Восток –
Всюду одна и та же беда.
Ветер равно холодит.
Хожу кругом пруда
Праздник осенней луны.
Кругом пруда, и опять кругом,
Ночь напролет кругом!
Кувшин для хранения зерна
Вот все, чем богат я!
Легкая, словно жизнь моя,
Тыква-горлянка.
Этой, поросшей травою,
Хижине верен остался лишь ты,
Разносчик зимней сурепки.
Первый снег под утро.
Он едва-едва пригнул
Листики нарцисса.
Я выпил вина,
Но мне только хуже не спится…