С неба своих вершин
Одни лишь речные ивы
Еще проливают дождь.
Зеленая ива роняет
В мутную тину концы ветвей.
Час вечерний отлива.
Хотел бы создать я стихи,
С лицом моим старым несхожие,
О, первая вишня в цвету!
Пришел я любоваться вишнями Ужо. Люди отгородились занавесями, поют веселые песни. А я поодаль, в густой тени сосны, сижу один
Передо мною стоят
Четыре простые чашки[67].
Смотрю на цветы один.
Я к цветущим вишням плыву,
Но застыло весло в руках:
Ивы на берегу!
Поэту, построившему себе новый дом. Надпись на картине моей собственной работы
Не страшны ей росы:
Глубоко пчела укрылась
В лепестках пиона.
Пригорок у самой дороги.
На смену погасшей радуге –
Азалии в свете заката.
Молния в тьме ночной.
Озера гладь водяная
Искрами вспыхнула вдруг.
По озеру волны бегут.
Одни о жаре сожалеют
Закатные облака.
Голос пролетной кукушки,
Отдыхая в тени листвы,
Слушают сборщицы чая.
Прощаясь с друзьями
Уходит земля из-под ног.
За легкий колос хватаюсь…
Разлуки миг наступил.
Голос летнего соловья!..
В роще молодого бамбука
Он о старости плачет своей.
Весь мой век в пути!
Словно вскапывая маленькое поле,
Взад-вперед брожу.
На сельской дороге
Ношу хвороста отвезла
Лошадка в город… Трусит домой, –
Бочонок вина на спине.
Ученикам
Не слишком мне подражайте!
Взгляните, что толку в сходстве таком? –
Две половинки дыни.
Какою свежестью веет
От этой дыни в каплях росы,
С налипшей влажной землею!
Жаркого лета разгар!
Как облака клубятся
На Грозовой горе!
«Прозрачный водопад»…
Упала в светлую волну
Сосновая игла.
На сборище поэтов
Осень уже на пороге.
Сердце тянется к сердцу
В хижине тесной.
Что за славный холодок!
Пятками уперся в стену
И дремлю в разгаре дня.
Глядя, как пляшет актер, вспоминаю картину, на которой нарисован танцующий скелет
Молнии блеск!
Как будто вдруг на его лице
Колыхнулся ковыль.
Посещают семейные могилы
Вся семья побрела на кладбище.
Идут, сединой убеленные,
Опираясь на посохи.
Услышав о кончине монахини Дзютэй[72]
О, не думай, что ты из тех,
Кто цены не имеет в мире!
Поминовения день…
Снова в родном селенье
Как изменились лица!
Я прочитал на них старость свою.
Все – словно зимние дыни.
Старая деревушка.
Ветки усеяны красной хурмой
Возле каждого дома.
Лунным светом обманут,
Я подумал: вишневый цвет!
Нет, хлопчатника поле.
Луна над горой.
Туман у подножья.
Дымятся поля.
В ночь осеннего полнолуния
Кто любуется нынче тобой?
Луна над горами Есино,
Шестнадцать ри до тебя.
Повисло на солнце Облако…
Вкось по нему –
Перелетные птицы.
Не поспела гречиха,
Но потчуют полем в цветах
Гостя в горной деревне.
Чем же там люди кормятся?
Домик прижался к земле
Под осенними ивами.
Конец осенним дням.
Уже разводит руки
Каштана скорлупа.
Только стали сушить
Солому нового сбора… Как рано
В этом году дожди!
Осеннюю мглу
Разбила и гонит прочь
Беседа друзей.
О, этот долгий путь!
Сгущается сумрак осенний,
И – ни души кругом.
Отчего я так сильно
Этой осенью старость почуял?
Облака и птицы.
Осени поздней пора.
Я в одиночестве думаю:
«А как живет мой сосед?»
На одре болезни
В пути я занемог.
И все бежит, кружит мой сон
По выжженным полям.
Стихи из путевого дневника«КОСТИ, БЕЛЕЮЩИЕ В ПОЛЕ»
Отправляясь в путь
Может быть, кости мои
Выбелит ветер… Он в сердце
Холодом мне дохнул.
Я встретил осень здесь в десятый раз.
Прощай, Эдо! На родину иду.
Но родиной я буду звать тебя.
Туман и осенний дождь.
Но пусть невидима Фудзи,
Как радует сердце она!
Грустите вы, слушая крик обезьян!
А знаете ли, как плачет ребенок,
Покинутый на осеннем ветру?
На самом виду, у дороги,
Цветы мокугэ расцвели.
И что же? – Мой конь общипал их.
Я заснул на коне.
Сквозь дремоту вижу далекий месяц.
Где-то ранний дымок.
Безлунная ночь. Темнота.
С криптомерией тысячелетней
Схватился в обнимку вихрь.
В долине, где жил поэт Сайгё
Девушки моют батат в ручье.
Будь это Сайгё вместо меня,
Песню сложили б ему в ответ.
Женщине по имени Мотылек
Воскурила аромат
Орхидея, чтоб душистыми
Стали крылья мотылька.
Листья плюща трепещут.
В маленькой роще бамбука
Ропщет первая буря.
Прядка волос покойной матери
Растает в руках моих, –
Так горячи мои слезы, –
Белый иней волос.
Селение позади бамбуковой чащи
Лук для очистки хлопка[75].
Звон тетивы, словно пенье струн, –
Здесь в бамбуковой чаще.
В саду старого монастыря
Ты стоишь нерушимо, сосна!
А сколько монахов отжило здесь,
Сколько вьюнков отцвело…
Ночлег в горном храме[76]
О, дай мне еще послушать,
Как грустно валёк стучит в темноте,
Жена настоятеля храма!
Источник, воспетый Сайгё
Роняет росинки – ток-ток –
Источник, как в прежние годы…
Смыть бы мирскую грязь!
На могиле императора Годайго[77]
На забытом могильном холме
«Печаль-трава» разрослась… О чем
Печалишься ты, трава?
Нет, нет, я не погиб в пути!
Конец ночлегам на большой дороге
Под небом осени глухой.
Белый пион зимой!
Где-то кричит морская ржанка –
Эта кукушка снегов.
На утренней бледной заре
Мальки – не длиннее вершка –
Белеют на берегу.
Возле развалин старого храма
Даже «печаль-трава»
Здесь увяла. Зайти в харчевню?
Лепешку, что ли, купить?
Мне невольно пришел на память мастер «безумных стихов» Тикусай[80], бродивший в былые дни по этой дороге
«Безумные стихи»… Осенний вихрь…
О, как же я теперь в своих лохмотьях
На Тикусая нищего похож!
Подушка из травы.
И мокнет пес какой-то под дождем…
Ночные голоса.
Эй, послушай, купец!