В огромном помещении сбора снаружи находились в движении целые толпы вооруженных Развлекателей. «По отделениям!» — пронзительно громко скомандовал другой робот. Дар установил маршрутизатор в положение «Группа» и ощутил, что плавно движется через отсек.
Вся масса людей теперь уже перемещалась в направлении еще одного открытого дверного проема. Он узнал других людей из своего отделения, плывущих в воздухе рядом: Йед, Джатто, Опад. Они обменялись взглядами и несколькими короткими словами. «Сколько?» «Не знаю.» Слова произносились не по-английски, но он понимал их.
Они пересекли помещение, и впереди замаячил еще один проем. Сгруппировавшись, Дар нырнул в отверстие.
В его ноздри ударил едкий дым. Клубы дыма перекатывались по освещенному зеленым светом коридору. Они были настолько плотными, что ему пришлось включить ультравизор своего шлема. В люминесцентном свете он увидел плавающие в воздухе зеленоватые тела с вырванными кусками плоти. Слепо пялились мертвые глаза; мертвые рты были разинуты в немом крике.
Где-то в глубине коридора раздался оглушительный рев. Дар почувствовал, как что-то дернуло его за руку, и, опустив глаза вниз, увидел хлынувшую кровь. Боли не было, только слегка заныла рука.
Мимо промчался офицер патруля.
— Все кончено, — сказал он, пролетая мимо. — Мы их достали. Раненые есть?
Дар помахал ему, показывая на свою поврежденную руку. Рука начинала болеть. Офицер патруля отдал приказ роботу, который очистил рану, извлек кусочек металла и нанес повязку из застывающей пены.
Кто-то крикнул: «Отбой!»
Опять мужчины столпились у дверного проема, и Дар присоединился к ним. Давка была такой сильной, что прошло несколько минут, прежде чем он смог попасть внутрь. Вокруг раздавались ворчливые голоса. «Разбудили только попусту!» «Я сейчас снова завалюсь спать.» «Нет смысла: они тут же разбудят снова.» «А лично я голоден.»
Они оказались в общем отсеке. Некоторые расходились по другим помещениям, но Дару больше всего хотелось спать. Он пролетел в спальный отсек, нашел свободное место, скрутился в воздухе калачиком и почти сразу впал в небытие.
Найсмит проснулся и рывком сел на постели. Сердце громко стучало. Его знакомая спальня, различаемая в темноте только благодаря отблеску из гостиной, выглядела почти чужой… Сон был очень ярким.
Он поднялся, включил свет и мигая встал перед своим отображением в зеркале и затем снова уселся на кровать. Слово «сон» было не очень подходящим — он на самом деле был Даром. Вспоминая только что увиденное, Найсмит отчетливо сознавал, что в этом сне совершенно не было непоследовательности, свойственной сонным видениям. Каждая деталь была четкой и вполне реальной. Думая об этом сне, он мог в подробностях вспомнить каждую вещь, которая ему там встречалась.
Взять, например, «маршрутизатор». Найсмит непроизвольно дотронулся до своего левого предплечья. Он почти ощущал форму тонкого гибкого прибора, прикрепленного к руке. В том странном месте без гравитации, в каком бы направлении ему не захотелось бы переместиться, надо было просто слегка напрячь предплечье и указать направление, в котором он желал двигаться.
Это место существовало на самом деле. Сгорбившись на кровати в предрассветной темноте, Найсмит старался вспомнить все подробности.
В памяти возникли какие-то путаные воспоминания о танцах, исполняемых в воздухе группами таких же Развлекателей, как и он сам… лицо девушки и имя Лисс-яни… Найсмит ущипнул себя пальцами за переносицу. Воспоминания… Воспоминания ускользали.
Расстроенный, он с полчаса курил прежде, чем снова вернуться в постель. И даже потом он еще долго не мог успокоиться. Прошли часы, прежде чем он снова забылся в беспокойном сне.
Перед самым рассветом ему снова приснились зеленые лица мертвецов, глядящие на него рыбьими глазами в коридоре, полном дыма. На этот раз это был обыкновенный сон, и он знал это. Тем не менее, ему не удавалось стряхнуть чувство ужаса, когда эти отвратительные лица мертвецов наплывали на него сквозь мутную пелену. Они словно пытались что-то беззвучно объяснить, особенно одно из них — искаженное, с разинутым ртом. Оно появлялось снова и снова.
Найсмит проснулся с неопределенным чувством. Ему казалось, что он понял нечто важное. Он долго мучился этой неопределенностью, пока наконец, стоя с бритвой в руках перед зеркалом в ванной, не осознал, что же это было.
Лицо мертвого человека, если не принимать во внимание зеленый цвет и отсутствие бороды, могло бы быть лицом Чурана.
Была суббота. Найсмиту никуда не надо было идти, но сама мысль оставаться в квартире, пусть даже ровно столько, чтобы съесть завтрак, была невыносимой. Он вышел из здания и пошел по кривой улочке вверх по направлению к парку, расположенному на гребне холма.
Внезапно — и даже не удивившись — он понял, что он должен сделать. Быстрый подсчет показал, что у него на чековом счету есть четыреста с небольшим долларов. Этого хватит, чтобы добраться до восточного побережья и прожить некоторое время, пока он не найдет работу. Ну, а потом он сумеет получить сертификат преподавателя в любом штате по собственному выбору…
Отделение банка, в котором он держал деньги, находилось всего в пяти кварталах. Будет лучше совсем не возвращаться в квартиру.
Кассир любезно поприветствовал его.
— Чем мы можем служить вам сегодня утром, мистер Найсмит?
— Я хотел бы закрыть свой счет. Не можете ли вы мне сказать точный баланс?
Улыбка замерла на лице кассира.
— Я не совсем понимаю, мистер Найсмит.
Найсмит в раздражении нахмурился.
— Я хочу закрыть свой счет, — повторил он.
— Но, сэр, — ответил кассир, — разве вы не помните, что вчера уже закрыли его?
— Я… что? — Найсмит вспыхнул от гнева.
Улыбка исчезла с лица кассира.
— Хорошо, сэр, если вы подождете минутку, я принесу записи.
Он вернулся назад с кипой бумаг.
— Вот ваше заявление на закрытие счета, мистер Найсмит. Мы как раз собирались отправить его вам по почте. Вот ваши аннулированные чеки… а вот и ваша карточка снятия денег, датированная вчерашним днем.
Найсмит уставился на последний документ. Он был точно тем, чем и должен быть: бланк выдачи, выписанный на сумму четыреста двенадцать долларов семьдесят два цента, и подписанный им самим.
— Но это подделка, — проговорил он и в упор посмотрел на кассира. — Кто делал выплату? Это были вы?
Мужчина заморгал в ответ.
— Я сейчас не могу вспомнить, — промямлил он и отвернулся. — О, мистер Робинсон!
Медленно выплыл управляющий. Это был полный молодой человек с бледным недовольным лицом.
— Какое-то недоразумение?
Кассир объяснил, добавив:
— Мистер Найсмит заявляет, что бланк на выдачу подделан, но я знаю, что деньги выдали ему.
— Хорошо. Я уверен, что мы разберемся. Ховард, свяжитесь с Джеком Гербером и попросите его подойти сюда.
Найсмиту он пояснил:
— Мистер Гербер наш юрист. А пока мы его будем ждать, давайте пройдем в мой кабинет.
Но Найсмит смял бумагу в руке.
— Не стоит беспокоиться, — резко бросил он, повернулся и вышел из банка.
Он понял, что происходит, но это понимание никак не воспрепятствовало волне беспомощного гнева, охватившего его.
Его загоняли из одной невыгодной ситуации в другую, как гоняют серией шахов короля по шахматной доске.
Лолл и Чуран не давали ему возможности ни покинуть Лос-Анжелес, ни оставаться в нем. Ну, как ему устоять против такого прессинга?
Уже вернувшись в квартиру он вдруг понял, что у него все еще есть один возможный путь выхода: машина. Если удастся вскрыть ее и выяснить, как она работает…
Но когда он открыл дверцу стенного шкафа, ее там не было.
В эту ночь ему опять снился сон. Он парил в сферической комнате, залитой бледным зеленым светом, где, кроме него, было еще много других людей. Его земное тело растворилось где-то в темноте, затерявшись во времени и пространстве. Место было — «Город», а время — «сейчас».
— …Всего несколько часов сна с момента последней атаки, — говорил Танцмейстер. Его глаза были красными от недосыпания. — Однако ничего нельзя поделать. Представьте себе построение для исполнения «Турбулентных возмущений». Мы входим в позицию двадцать пять, затем следует заход по серебряному лучу на двадцать одну с половиной спираль и выход в позиции тридцать два. Есть вопросы?
Остальные медленно перемещались в воздухе вокруг него, начиная формировать длинную слегка изогнутую линию, нацеленную в светящийся диск дверного проема.
— А что потом? — спросила одна из девушек.
— Потом, — мрачно проговорил Танцмейстер, — мы перегруппировываемся для «Сфер и Фонтанов».
Раздалось несколько стонов, но ни слова протеста.
Танцмейстер переместился поближе.
— Дар, — проговорил он тихонько, — как твоя рука?
Дар согнул бицепс.
— Лучше, — сказал он. — Уже не болит.
— Я бы позволил тебе не участвовать, но просто нет никого другого. Постарайся, как только можешь.
Дар кивнул. Танцмейстер остановился в нерешительности, словно хотел сказать что-то еще, но потом вернулся на свое место в начале строя.
— Приготовились, — раздался его голос.
Развлекатели, повернувшись лицом друг к другу, насухо вытерли руки об одежду и глубоко вздохнули. Зазвучал аккорд, с первыми звуками которого Развлекатели начали движение. Некоторые при этом держались за руки и вращались друг вокруг друга. Затем все понеслись вперед. Весь ансамбль двигался, образуя сложную композицию.
Сквозь дверной проем они выплыли в освещенную сферу, размеры которой были в сотни раз больше первой. Выполняя предписанные перемещения, Дар едва различал бешено вращающееся вокруг них заполненное зрителями помещение: ярко разодетых ленлу-дин, хрипло кричащих, как длиннохвостые попугаи; там и сям медленно дрейфующих роботов; зеленокожих слуг.
Перемещаясь в воздухе вперед вдоль серебристого луча света, он то сцеплялся с руками следующего танцора, то закручивался, то расцеплялся и изгибал тело. Рука по прежнему не болела, но становилась все более и более неловкой; один раз захват сорвался, и он едва успел восстановить его.