– Не раньше, чем мы поговорим, – уперся Измайлов и демонстративно стянул ботинки.
Я сузила глаза и с минуту буравила начальника настолько тяжелым взглядом, насколько хватало способностей. Не помогло, способности у меня ниже среднего.
– Свалился на мою голову! – проворчала я, поняв, что этот поединок остался за ним, и принялась раздеваться – в уличном пальто становилось жарко. Движения получались дергаными, все же воспринимать происходящее с холодным рассудком – не мой конек.
Измайлов же демонстрировал чудеса выдержки и самообладания, молча снял собственное пальто и проследовал за мной на кухню. Я включила свет и поставила чайник, хотя угощать Директора ничем не планировала.
– Сядь! – приказал он. – И прекрати валять дурака!
Я вытащила табурет и устроилась настолько далеко от Измайлова, насколько позволяли габариты небольшого помещения. Спиной пришлось упереться в ручку духовки, но, как говорится, имидж – ничто…
– Что, по-твоему, плохого в том, что меня волнует твоя безопасность? – сложил руки на груди Директор. Его белоснежная рубашка натянулась на широких плечах, которые скорее бы подошли преподавателю физкультуры, нежели профессору, призванием которого являлись компьютеры и цифры.
– Знаешь, в какие бы красивые слова ты не обернул свои действия, суть остается одна: как только надобность во мне отпала, ты тут же решил от меня избавиться, слить, как говорит Машка. Заявление по собственному уже сейчас попросишь написать или после больничного?
– Что в твоей голове, женщина? – повысил голос начальник, спасибо, не постучал мне по темечку. – Я всеми силами стараюсь ее уберечь, оградить от грязи, в которую, чую, придется нырнуть по самую маковку, а она обижается, что с собой не беру!
– Я что, по-твоему, совсем дура? – вскочила я с табурета. – Хочешь избавиться, так прямо и говори!
– Так прямо и говорю! – подошел вплотную Измайлов, схватил меня за плечи и прорычал: – Наркотики ты больше искать не будешь, поэтому и отправляешься на больничный. Дальше я сам. Найду негодяев, передам их заинтересованным лицам и с распростертыми объятиями встречу тебя уже на безопасной территории, понятно?
– Понятно, – пробурчала я.
– Еще раз, – приблизил свое лицо к моему Измайлов так, что между нашими носами не пролез бы и мизинец. – Я от тебя не избавляюсь, я пекусь о твоей безопасности, потому что ты мне не безразлична. Не как превосходный кадр и редкий специалист, а как сильно интересующая меня женщина. И именно поэтому я не позволю тебе быть там, где может быть даже намек на опасность, уж слишком далеко мы зашли.
– Правда? – пискнула я, боясь поверить в слова начальника и в собственную удачу.
Тот закатил глаза и заверил:
– Правда.
А потом взял мое лицо в ладони и, неторопливо поглаживая щеки большими пальцами, поцеловал. Я даже не сопротивлялась, последняя речь Директора начисто снесла все мои баррикады, оставив вместо них рой кружащихся сердечек перед глазами. Так что я ухватилась за его рубашку и с полной отдачей включилась в процесс. Измайлов умудрялся что-то бормотать про мои ноги, что весь вечер сводили его с ума, про несносный характер и про излишнюю упертость. Я же сосредоточенно исследовала тело начальника везде, куда могла дотянуться ладонями, и где-то на периферии сознания задавалась вопросом: как человек, который работает маркером, компьютерной мышью и шариковой ручкой, может иметь столь рельефное телосложение? Дать фору любому штангисту ему конечно не под силу, но пощупав Директора, и правда начинаешь верить, что взрослел тот в неспокойном районе.
Неожиданно со стороны кухонной двери донесся недовольный кашель, и я вдруг обнаружила себя в объятиях Измайлова, сидящей прямиком на кухонном столе и распутно обхватившей мужчину теми самыми ногами, что весь вечер сводили его с ума. Машка – как я, блин, могла про нее забыть! – раздраженным тоном произнесла:
– Вы же не собираетесь заниматься ЭТИМ прямо при мне? Потому что, хочу напомнить…
– К себе иди, – грубо оборвала я, оттолкнув ладонями трясущегося от смеха начальника и спрыгивая со стола, выпущенные полы блузы болтались поверх пояса моих штанов.
Как я могла настолько забыться? Определенно, от близкого присутствия Измайлова что-то сдвигается в моих мозгах. И он еще планирует работать вместе!
Девчонка фыркнула, но послушалась.
– Е-мое! – я уткнулась лбом в торчащую из полурасстегнутой рубашки грудь начальника, чувствуя, как пылают от неловкости мои щеки. – Нас застукали на горяченьком. И кто? Ребенок, которого мне вверили под опеку.
– Можем поехать ко мне, – предложил Андрей, перебирая мои волосы.
– Не думаю, что на самом деле готова к этому, – призналась честно и подняла лицо к Измайлову. – Так что все даже к лучшему. Чаю?
– Он мне сейчас не поможет, – легко хмыкнул тот, а я расслабилась, так как исподволь ожидала как минимум раздражения. – Придется сегодня опять засыпать одному.
Возле входной двери я получила на прощание еще один поцелуй, который почти заставил все бросить и отправиться вслед за мужчиной в закат. Чувствуя жар во всем теле, заварила себе ромашку в надежде снизить градус впечатлений от происходящего. На середине чашки на кухне нарисовалась Машка.
– Ну ты и шлюха, – девица покачала головой, глядя на меня словно мать, которая застала несовершеннолетнюю дочь за грехопадением. А, на минуточку, мне в затылок уже дышит тридцатник и грозится вот-вот догнать, так что не сопливой девчонке читать мне на ночь морали.
– Пошла вон в свою комнату, – глядя прямо в глаза обнаглевшей племянницы, размеренно произнесла я. – И нечего рассуждать о том, что тебя не касается, мала еще слишком, – и с невозмутимым видом сделала очередной глоток.
То ли ромашка благотворно подействовала, то ли работа с психологом, но я, наконец, смогла перестать себя чувствовать виноватой перед младшей родственницей и несуразно мягким поведением лепить пластырь на эту самую несуществующую рану.
– Ты же не думаешь, что я буду молчать о том, что видела? – вопреки моему внутреннему ощущению гармонии Машка никак не могла угомониться: – Мама и бабушка обязательно все узнают.
– Сколько, по-твоему, мне лет, Маша? – устало спросила я. – Думаешь, я начну всерьез бояться их недовольства, как раньше? Или того, что меня попросят освободить квартиру? Ты этим собралась меня шантажировать? Так мне не страшно, перееду в съемную, если что. Я взрослая и за свою жизнь отвечаю сама. А вот что будешь в таком случае делать ты, подумала? В твоем возрасте уже нужно уметь помнить добро, от кого бы оно ни исходило. А ты, как дворовая собачка, готова цапнуть любую руку, пусть даже ту, что тебя кормит. Подумай, где бы ты сейчас находилась, не получись у меня уговорить Директора не выгонять тебя из ВУЗа.
– До чего ты токсичная! – заявила девчонка и, развернувшись на пятках, скрылась в коридоре.
– Вот и поговорили, – кивнула я самой себе и допила чай.
На следующее утро мы с Машкой впервые добирались до университета по раздельности. Я попросту не стала ее будить, спокойно собралась и покинула квартиру. По пути я всерьез задумалась о том, чтобы действительно снимать жилье: давно пора начать жить только своей, не зависимой ни от кого жизнью, а не плестись по давно накатанной колее, избегая встрясок. Чем меньше точек соприкосновения у меня будет с родителями, тем меньше у них будет возможностей давить на меня и навязывать свою волю, потому что ничего пока хорошего мне это не принесло. Однако как сделать это при моей новой зарплате – вопрос тот еще. Бросать работу не очень хотелось: учить молодежь мне неожиданно пришлось по душе. Занятия я проводила с удовольствием, да и студенты ко мне привыкли и уже относились с симпатией, иногда даже жаловались на более опытных преподавателей. Я педагогично этого не поощряла.
Занятия у меня шли до обеда, а после я была совершенно свободна: КВН, открывающий День первокурсника, начинался в четыре. А поскольку на заре моей университетской карьеры Измайлов назначил меня ответственной за веселых и находчивых, уйти домой не позволяли полномочия. Освободившееся время решила потратить с умом – а именно искать подработку. Хорошие конструкторы сейчас в цене, должны быть какие-то предложения на «удаленке». И действительно, кое-что к моему удовлетворению нашлось. Ближайшее будущее забрызгало радужными перспективами, в воображении я уже вовсю расставляла мебель в съемной квартире. Прервал мои красочные грезы Директор. Уселся прямо поверх моего стола, благо остальные преподаватели были заняты на парах, и с дурацкой улыбочкой произнес:
– Привет.
Губы, игнорируя здравые сигналы мозга, сами по себе растянулись в ответной улыбке, и я молвила:
– Привет, – про себя же подумала, что если выгляжу хоть вполовину так же блаженно, как и Измайлов, в пору нам ставить общий диагноз.
Так мы и пялились друг на друга, пока Андрей не опомнился:
– Обедать пойдешь?
Я согласилась, и мы как парочка умалишенных, не обращая внимания на внешние раздражители, отправились в ресторан неподалеку. В голове у меня кружили сплошь поющие птички и розовые единороги, так что, что там стояло у меня под носом, пока я орудовала вилкой, точно сказать не могу. В общем, свободное время пролетело незаметно.
День первокурсника начался в актовом зале. Сперва с официальной речью выступил ректор, поздравил причастных и дал им почти отеческий наказ, будь я сентиментальнее – непременно бы прослезилась. После говорил какой-то проректор и кто-то еще – я не особо вслушивалась и скучала на стуле ближе к выходу из зала. Измайлов же по долгу службы сидел где-то в первых рядах, я от предложения занять место поблизости отказалась: нам, простым людям, чем дальше от высокого начальства, тем комфортней.
Глава 21
Выступление первой команды только началось, как завибрировавший в кармане пиджака телефон заставил дернуться от неожиданности. Звонил Юра.
– Алло, – прошептала я, нагнувшись, рассчитывая таким образом не сильно отвлечь соседей от представления.