– Здравствуйте, ваше сиятельство, – выдала я, смутившись.
– Так официально, – светлая бровь приподнялась. – Ладно. Приветствую, юная герцогиня. Позвольте помочь с багажом.
Я почувствовала, как кровь приливает к щекам. Холеные, унизанные перстнями пальцы дяди аккуратно перехватили ручку чемодана. Фернвальд сделал знак следовать за ним. Вместе мы протиснулись через толпу, пересекли прохладный вокзал, немного подождали на площади, в центре которой возвышалась статуя паровоза. Я заметила, что проходящие мимо люди прикасаются к колесам и беззвучно, одними губами, что-то шепчут. Наверное, просят богов, чтобы в дороге не встретилось трудностей. Милая традиция.
Между тем к нам подъехала карета, дядя услужливо открыл дверцу, помог мне забраться. Сам уселся на противоположное сиденье.
Тишина нервировала.
– Я могла бы сама добраться, – я почти прошептала, голос сел от волнения. – Большое спасибо, что встретили. Но откуда вы узнали, какой поезд нужен? Я ведь даже родителям билеты не показывала.
– Мой дом находится в пригороде. Боюсь, вы бы очень долго туда добирались. Тем более с чемоданом. А что насчет вопроса… За несколько дней до отправки списки пассажиров передаются на все станции. Так что найти информацию не составляет труда. Если, конечно, владеешь нужными связями, – слова Фернвальда были пропитаны самодовольством.
И снова карету наполнила неуютная тишина. Я бы отвлекалась, глядя в окно, но не решилась раздвинуть шторки, сидела, сцепив руки на коленях. Фернвальд же, окончательно потеряв ко мне интерес, достал свернутую газету из небольшой кожаной сумки, на которую я прежде не обратила внимания. Развернул, углубился в чтение.
Мой взгляд привлекло маленькое изображение трехмачтового корабля на первой полосе, паруса раздувал ветер. Я сощурилась, вглядываясь в текст, но он оказался слишком мелким. Вскоре дядя сложил газету поудобнее, и корабль скрылся меж страниц.
Мне показалось, дорога заняла не меньше сорока минут. Наконец карета остановилась, дядя ловко выбрался, подал мне руку. Я обомлела, увидев поместье: ровный ковер стриженой травы вел к светлому зданию, похожему на многоярусный свадебный торт. Коржи, украшенные барельефами животных и растительными орнаментами, шоколадные вставки – кованые решетки балкончиков, крыша из бежевого марципана. Я невольно сглотнула слюну.
Несмотря на декорации, поместье не выглядело помпезным. Скорее, странным. «Нужно будет подробнее рассмотреть барельефы, как появится время», – подумала я. Дядя между тем легонько похлопал меня по плечу, приглашая внутрь.
– Дом, милый дом, – протянул он довольно, отдавая мой чемодан подошедшей горничной, миловидной девушке в сером платье с кружевным воротничком. – Дорогая, отнеси, пожалуйста, багаж в комнату Энрике. Затем попроси организовать обед в моем кабинете.
Дорогие ткани, чистота и свет. Каждый уголок поместья дышал роскошью. Дом больше походил на музей, чем на жилье: пушистые ковры, в которых тонули ноги, тянулись по галереям. Картины на стенах изображали наземные баталии и морские сражения, девушек в полупрозрачных одеждах, натюрморты и пейзажи. «Это все подарки от друзей», – объяснил Фернвальд, поймав мой смущенный взгляд.
Мне даже стало как-то обидно за наш родовой замок, слишком просторный для одной маленькой семьи со всеми ее вещами, прислугой и животными. Плохо отапливаемый, с целыми этажами заброшенных комнат и коридоров, пустыми чердаками и подвалами. Я изредка забредала туда – ради интереса или мечтая побыть одной. Но вскоре возвращалась, принося в складках одежды запах пыли и древности.
Небольшая экскурсия завершилась в библиотеке. Я подумала, что в первое время это место станет для меня самым важным. Привлекли меня вовсе не уютные кресла рядом с камином, а информация, которую можно раздобыть на полках и в ящиках.
Когда мы добрались до кабинета, там уже был накрыт стол, аппетитные запахи дразнили. Лишь теперь я поняла, насколько голодна.
– Ну что же, поговорим за обедом? – подмигнул дядя.
Я внутренне напряглась, почувствовав, что разговор будет не из легких. Кукушка, кукушка, сколько мне жить?.. Можно, конечно, отмолчаться, как-то замять тему о моем даре. Или солгать. Но правда все равно откроется, будет еще неприятней. Да и потом, это ведь подло.
– Во-первых, давайте договоримся насчет условностей. Не нужно звать меня официально, я буду рад быть просто «дядей». Или на крайний случай «Фернвальдом». Я же могу называть вас просто «Энрике». – Подождав, пока я кивну, он продолжил: – Скажу честно, я очень удивился, получив ваше письмо. Но и обрадовался: мне как раз нужен был помощник в одном серьезном и очень важном деле. К счастью, нас, Алертов, боги любят и щедро одаривают. Поэтому я с удовольствием выслал вам приглашение.
Повисла неуютная пауза. Фраза «щедро одаривают» разом отбила весь аппетит, заставила с трудом проглотить ком в горле. Я понимала, что он имеет в виду. Фернвальд между тем смотрел очень внимательно.
– Вы знаете, я…
– Что такое, Энрике?
Так, сосредоточиться, и на одном дыхании…
– Я не знаю, получится ли мне вам помочь. Простите, это не из-за… Просто у меня нет дара. Совсем никакого, с рождения. Роды были преждевременные, родители думают, что их настоящий ребенок умер, а меня им подложила повивальная бабка. Испугалась гнева отца и подложила…
Я закусила губу. Во рту была какая-то каша, и гладкое, грамотно выстроенное объяснение, которое я придумала накануне в поезде, расползлось невнятными словами. Но дядя понял. Я с грустью смотрела, как недоумение на его лице сменяется гневом.
– Надо же, какие нравы царят в нашей провинции! Какая потрясающая забота о чести семьи! – Фернвальд вскочил с кресла, едва не опрокинув столик. – Братец, наверное, специально устроил этот розыгрыш, захотел напомнить о себе, послав сюда – в столицу! В мой дом! Бездарную пустышку! О, этот скверный мальчишка давно точил на меня зуб.
Ну все. Хватит. Дома натерпелась! Да и при чем здесь отец? Не знаю, что между ними произошло, но это не повод поливать его грязью. Внутри разливалась злость, кипела и бурлила.
– Теперь вижу, почему папа однажды назвал вас свином, высоко задравшим пятачок. Это сущая правда, герцог Фернвальд Алерт. – Неправда, папа никогда не называл его так. Он вообще почти не рассказывал о дяде. – Теперь я жалею, что написала вам.
Фернвальд резко замолчал, застыл с потемневшим лицом. Я испугалась: вдруг ударит? Он замахнулся… Я зажмурилась. Сердце билось быстро-быстро, и я дрожала, ожидая хлесткой пощечины.
Чужая рука коснулась волос. Сейчас сожмется, дернет… Но вместо этого дядя ласково погладил меня по голове. Удивившись, я распахнула глаза. Лицо Фернвальда было спокойным и дружелюбным.
– Что, тебя дома обижали, Энрике? – спросил он удивительно теплым голосом.
Я разрыдалась.
Следующие пятнадцать минут Фернвальд участливо похлопывал меня по спине, подливал в чашку горячего чая, а я все никак не могла успокоиться.
– Ну, не сердитесь, Энрике. Простите задравшему нос свину эту свинскую выходку.
– Зачем вы… это сделали… – хлюпала я. – Что вы, издевались, да?
– И в мыслях не держал!
– Тогда… я тре… Требую объяснений.
– Хорошо. Но только когда вы успокоитесь.
Я попыталась взять себя в руки. Однако прошло минут десять, прежде чем получилось унять рыдания. Я стерла рукавом слезы, кивнула Фернвальду. Тот вздохнул:
– Я давно знаю, что у вас нет дара. За много лет брат не написал мне ни строчки, но, поверьте, в вашем замке еще остались люди, которым не все равно. Например, ваш старенький повар, несколько служанок и прачек, садовник.
Я поняла, о ком идет речь: эти люди поколениями работали на семью Алертов, с тех дремучих времен, когда наши земли были еще самостоятельным княжеством, а замок окружал глубокий ров, который теперь порос травой.
Дядя между тем продолжил:
– Я не хотел так шутить, право слово. Не поверите, я сам очень волновался, ожидая встречи. Но вы вышли из поезда такая холодная и чопорная. За всю дорогу ни разу не посмотрели мне в глаза. Вот я и решил вывести вас на эмоции.
– Ужасное решение!
– Признаться честно, ваша реакция мне нравится: меня по-всякому называли, но чтобы «свином»… Скажите, Энрике, вы ведь сами это выдумали?
Я обиженно шмыгнула носом, не удостоив дядю ответом. Выдумала, ну и что? Следовало бы промолчать, но я не сдержалась:
– Для них я была «кукушонком». А вы заявили, что я «бездарная пустышка». Я имела право назвать вас как угодно.
Пару минут мы сидели молча. У меня началась жуткая икота, пришлось залпом выпить полную чашку чая, хотя он не успел остыть до конца.
– Эни – можно вас так называть? Я прошу прощения. За себя и за них. В моем доме вас никто не посмеет обидеть, а что касается дара… Что же, я встречал людей с даром, но без совести. И других, честных, смелых и добрых – но без дара. Вы же сами понимаете: в наше время благородная кровь почти перестала иметь значение. Человек ведь не выбирает, в какой семье родиться. А у богов в любимчиках только свои потомки.
Он говорил низким бархатным голосом. Я прикрыла глаза, и меня словно захлестнуло теплой волной. Кажется, даже покачиваться начала. Сказала невпопад:
– У меня есть совесть.
– Постараюсь запомнить. Кстати, милая Энрике! Чтобы вы окончательно меня простили, я позволю вам завтра спать, сколько пожелаете. Когда проснетесь – поезжайте, посмотрите город. Кстати, рекомендую заглянуть на Аллею Красоты. Там находятся лучшие лавки с дамской одеждой, шляпками и украшениями. Я дам денег.
На мои колени опустился кошель со вздувшимися боками. Я нахмурилась.
– Спасибо, но у меня есть свои. – Конечно, я подготовилась на случай, если дядя меня все же не примет. Собрала все сбережения; в отличие от Лилии, я не тратила на безделушки деньги, выдаваемые отцом. Забралась даже в комнату брата и, скрепя сердце, забрала несколько купюр, вложенные меж страниц книги про древние деревянные корабли.