— Беги! — во все горло закричал Батури.
Имитатор не смог выполнить требование вампира, оказавшись в полной и безграничной власти одной из фурий. В его лишенное ментальной оболочки тело вселилась покойница и стала точными, ловкими движениями отсекать из него все живое, поглощая жизненную энергию, впитывая ее в себя, набираясь сил. Она блокировала все попытки Дайреса вернуться в собственное тело. Имитатор быстро слабел, его фантом покрывался рябью, по крупицам исчезая. В решающий момент, когда гибель была предательски близка, в голове Дайреса мелькнула шальная мысль: фурий можно приручить, сделать союзницами! Ди-Дио испугался собственных мыслей. То, что он собирался проделать, не совершал, пожалуй, ни один имитатор, но выбор был невелик. Недолго думая, сохранив неизменным физическое тело, к которому не мог дотянуться, он преобразил свой фантом в фурию.
Это было странное, жуткое ощущение, будто ты еще жив и в то же время мертв. Изнутри исходил непроницаемый холод, мысли переполнились жестокостью и гневом. Зрение изменилось. Теперь Дайрес видел в воздухе движение силы, различал живую и мертвую энергии. Стал слышать глубже и дальше; видеть прошлое всех существ в округе. Удивительные, но неприятные чувства.
Быстро свыкнувшись с новой сущностью, Дайрес метнулся к фурии, которая кудесила над его физическим телом, и сам того не желая, вцепился ей в волосы, вонзил длинные и острые, как сталь клинка, пальцы в лицо обидчицы.
— Это.
— Невозможно.
Оторопело произнесли фурии, с недоумением наблюдая за тем, как одна из сестер истаивает, исчезает.
— Возможно все, — ответил Дайрес. — Я предлагаю союз. Вы не трогаете нас, а мы помогаем вам отомстить.
— Нельзя.
— Магия не даст нам пройти.
— Я разрушу сдерживающие заклятия, — заверил имитатор, без труда проникнув в память той, в которую воплотился, теперь поняв, почему фурии не покинули заброшенный погост раньше. — Ллир был чернокнижником. Я знаю, как нейтрализовать его колдовство…
Сам того не желая, еще не до конца привыкнув к открывшимся ему возможностям, Дайрес отправил фуриям магический посыл, содержащий визуальную картину того, что он задумал. И девушки, не только увидев мысли собеседника, но и прочувствовав его эмоции, оценив знания, ответили ему коротким видением и, не сказав больше ни слова, растворились в сизом мареве тумана.
— Когда твой фантом исчез, а фурий стало четверо, — медленно говорил Клавдий, поднимаясь по лестнице старого, обветшалого замка, — я подумал, что мы с тобой покойники. Как ты смог убедить их?
— Ты не слышал? — удивился Дайрес, с трудом переставлявший ноги после тяжких опытов с перевоплощениями.
— И что я мог услышать? Вы молчали, тупо уставившись друг на друга.
— Мы разговаривали. Я пообещал им помочь в убийстве Ллира.
— Да я сам сотру его в порошок! — стиснув руку в кулак, заверил вампир.
— Это будет непросто, — останавливаясь и облокачиваясь о перила, сказал Дайрес. — Постой, передохнем. У меня совсем не осталось сил. А я пока расскажу кое-что об Андре. Он — сильный чернокнижник, который за счет убийств продлевает жизнь и увеличивает магический резерв. Когда его волос касается седина, он находит новую ведьму и проводит над нею ритуал поглощения души. Эти фурии, три сестры, были первыми в его списке. Он их убил двести лет назад, с первого раза не добился желаемого результата, не стал моложе, но позже достиг успеха в своих изысканиях и с тех пор заметно окреп. Девушки сказали, что Ллир научился связывать их магией. На большее он не способен, но фурии ему не страшны. Думаю, в его арсенале есть немало фокусов, раз уж он смог столько лет скрывать свои способности от некромантов.
— Завтра мы это выясним, — кивнул Клавдий. — Сегодня и тебе, и мне следует отдохнуть и набраться сил, а ночью навестим Ллира, проверим, насколько он силен.
— Фурии отправятся с нами. Я знаю, как помочь им выйти за границы кладбища, — глядя на портрет Андре Ллира, улыбнулся Дайрес.
Глава 12Кровная месть
Эта стадия часто описывается как погружения во тьму, опыт Nigredo, и нередко представляется смертью — через образ caput mortuum, мертвой головы, или, как мы видим на некоторых изображениях, человека, умирающего внутри колбы. Таким образом, в символе Черного Ворона мы встречаемся с сознательным выходом из мира физических чувств — ограничений, привязывающих к физическому телу.
Несмотря на ночь, уже опустившуюся на лагерь плотным, черным покрывалом, Реордану не спалось. Он сидел на холодной земле, застеленной волчьими шкурами, вертел в руках кинжал, символизирующий королевскую власть, и все думал о событиях недельной давности. Семь дней назад кучка заговорщиков во главе с Иль Варденом короновали Реордана в Высоком Соборе Вестфалена и сделали обычного юношу властелином Стигии. Так требовала ситуация, в которой оказалась страна, вот уже пять веков живущая без центральной власти, страна, которая столь долгое время влачила рабское существование под гнетом Гильдии некромантов. Теперь от Гильдии не осталось и следа. Пришло время для восстания. Но как свершить его, если у Стигии нет ни короля, ни героя? Короля пришлось создать и сотворить из него настоящего героя, за которым без страха пойдут люди.
Теперь по всем городам и весям носились глашатаи, воспевали нового властелина и от его имени приказывали всем верноподданным срываться с насиженных мест и идти к Великому мосту. Несмотря на скептицизм Реордана, его неверие в удачу подобной кампании, люди бросали дома и имущество, чтобы присоединиться к восстанию. Вера в короля крепла день ото дня. Всего за неделю сотенная дружина Реордана выросла в несколько раз и теперь насчитывала полтысячи. И с каждым днем воинов становилось все больше. Больше становилось и женщин, и детей, и стариков, которым была необходима защита, что несколько усложняло положение, но в то же время укрепляло образ короля как избавителя от многовековой тирании.
— Ваше сиятельство… — из-за своих внушительных размеров лейтенант Гамильтон, высокий, широкоплечий и крепкий, как скала, с трудом протиснулся в шатер.
Из-за быстрого бега, он со свистом глотал воздух и не мог сказать ни слова. Изрезанное линиями шрамов лицо, несмотря на грубые, воинственные черты, вызывало сейчас некую комичность. Вероятно, из-за неудобной скрюченной позы, которую он принял, чтобы войти в шатер. Несколько отдышавшись, Гамильтон выпрямился, расправил котту с нашивкой офицера на груди и твердым, командным голосом пробасил:
— Ваше сиятельство!
Реордан едва заметно вздрогнул, все еще не привыкнув к подобному обращению, и кивком позволил адъютанту говорить.
— Плохие новости, — продолжал Гамильтон. — От нашего чародея пришли известия: «В куполе магия бессильна. Нет ни малейшего намека на Силу. Вероятно, потому купол и является столь разрушительным для некромантов, которые существуют лишь при помощи магии и не могут без нее прожить ни секунды».
— Почему же плохие? — спокойно спросил Реордан, задумчиво глядя на острие королевского кинжала.
— Ну как же? Ведь наши чародеи не смогут помочь нам при штурме…
— А вражеские — помешать.
— Но…
— Это хорошие новости, друг мой, — безапелляционно заявил король. — Штурмовать замок, защищенный опытными магами, было бы намного сложнее. А так все решит сталь.
— Реордан прав, — входя в покои властелина, согласился королевский советник и маг Иль Варден, более известный в народе как Шут. Долговязый, жилистый и поджарый, с длинным носом, черными угольками глаз и крупными, даже закручивающимися на кончиках ушами, он напоминал Реордану гончую, взявшую след добычи и уже пустившуюся в погоню. — Посуди сам, Гами, — продолжал тем временем Иль Варден, — валлийские чародеи, в отличие от наших, не познали гонений и обучались в магических школах и университетах, а не у деревенских ведьм… Но я пришел не за этим. Надо трубить выступление, ваше сиятельство.
— Рехнулся? — несдержанно воскликнул Гамильтон. — Ночь на дворе. Люди не видят ничего дальше собственного носа.
— Зажги факела, — обрубил Иль Варден. — Если я говорю: «Трубить выступление», значит, надо трубить.
Король тяжело вздохнул и посмотрел на Шута. У этого странного человека, походившего то ли на гения, то ли на безумца, было потрясающее чутье. Пожалуй, именно это чутье позволило Реордану занять престол.
— Труби, — приказал король лейтенанту. — Выступаем немедленно.
Гамильтон покорно поклонился и, не произнеся ни слова, вышел из шатра.
— И что на этот раз? — спросил у Шута Реордан.
— Уже долгое время я чувствую сильные эманации в магическом фоне. В округе есть сильный чародей. И работает он с черной энергией.
— Говоря проще, пора сматываться? — горько усмехнулся король.
— Напротив, — возразил Шут, — отправимся к этому чародею.
— Не понимаю.
— И не надо, — маг лукаво улыбнулся. Глаза его сверкнули безумием. Или же гениальной идеей? — Просто поверьте мне на слово…
Под мягкими, негреющими лучами полуденного солнца снег под ногами наливался попеременно то золотом, то серебром, рябил и бликами бил в глаза. Словно сложенные умалишенным ваятелем, застывшие в изломанных позах, нестройные деревья стояли на обочине от безветрия неподвижно, раскинув в разные стороны тонкие ветви. Несметные полчища воронов облепили их и, с интересом вытаращив маленькие бегающие глазки, глядели на некроманта, на единственное в округе живое существо, словно ожидая, когда же путник ослабеет настолько, чтобы стать пищей.
Вдруг одна из птиц спорхнула с ветки, присела перед Сандро на снег и посмотрела на юношу удивительно разумным, осмысленным взглядом.
— Черный ворон, — ошарашено произнес чародей, вспоминая четыре ступени духовного поиска.
— Не придумывай небылиц, — отрубил Трисмегист. — Данный символ достоверен для алхимии. Для опыта тонкого тела, в конце концов. Но никак не для обычных тупых птиц…